О литературе, жизни . . . и КЗоТе (читая рассказ "Миллениум") 

Апокалипсисы бывают разные.  Советский пришел не в образе евангельских всадников, а
 куда более прозаично.  Скажем, как сломанный кран, из которого каплет вода в кухонную
 раковину с побитой эмалью.  Кап-кап . . . и исчез в ржавой трубе СССР.  Кап-кап . . . и
 расстрелян Верховный Совет.  Кап-кап . . .  и нет фабрик и заводов, зато есть много
 киосков и дешевой водки.  Кап-кап . . .  и ушли навсегда бесплатные медицина и
образование, право на труд и жилье, и много еще чего укапало в трубу забвения.  Кап-кап . . . и накапало российский капитализм с бритоголовым затылком и "стволами", стариками на помойках и девками на панелях,  "общечеловеческими ценностями" с английским акцентом и истошным кликушеством новодворских.   Такой вот водопроводный апокалипсис регионального  значения.

 И некому завернуть кран.  Зато нет недостатка в вкрадчивых, успокаивающих голосах:
 Будьте добры, берегите нервы, "мы это уже проходили", смиритесь.  Каждый должен
 заботиться о своем собственном спасении.  И тогда все будет хорошо.  Оно не за горами.
 Чуть-чуть потерпеть осталось и . . . кто был ничем, тот станет всем.  Так утешает
 Степушку  адвентистская листовка, напечатанная в неизвестной типографии на деньги
 неизвестных американских братьев.

 Стоило ли тратить доллары?  Пожалуй, стоило.  Ведь пусть и с самоиронией, но
 подумалось же Степушке о "революции" и т.п.  Когда-то в той жизни, в школе по истории
 слышал, да и газеты советские еще застал.  Разве где-нибудь в Оклахоме могла бы
 местному Степушке такая мысль в голову прийти, пусть даже и в шутку?  Конечно, нет.
 Вот видите, поэтому и стоило малую толику потратить.  На всякий случай.  Так надежней.

 Как это обычно бывает, последнее слово в рассказе принадлежит его автору.  Чтобы сказать
 его, Геннадий Рябов прибегает к форме притчи, особенно популярной в послевоенной
 литературной антиутопии с легкой руки Орвелла.  Притча, как и любой другой жанр, может
 служить разным, даже взаимоисключающим мировоззрениям.  У Брехта она давала
 бытийную основу коммунистическим идеалам.  У Орвелла - служила оправданием вселенского
 пессимизма и "мистицизму жестокости," по удачному выражению Исаака Дойчера.  Своего рода биологически обоснованный пессимизм составляет идеологию притчи Геннадия Рябова.  

 Разумные, добрые мураши-коллективисты не подозревают, что их справедливое общество, построенное на могиле "существ с непомерной агрессией, гипертрофированным себялюбием и стремлением пожрать один другого," останется такой же утопией, как мечта Степушки о "всеобщем счастье."  Потому что на каждого мураша-Степушку в муравьином роде существует и рыжий мураш со жвалами хозяев "лексуса." 

 В одном из последних  номеров НГ появилась статья двух идеологов правящего режима с призывом к немедленному созданию "системного героя"  по голливудским образцам.  То есть такого, который был бы "хорошим" не выходя за рамки Системы, которую он должен оправдывать и укреплять уже одним своим фактом существования ("видите, и у нас все, как у людей, есть добрые, есть и злые; так всегда было, есть и будет").  Ведь даже Система Негодяев не может существовать без "положительного героя."  Я уже писал, почему эту проблему так трудно, быть может, невозможно решить литературной ораве правящего класса.  

В рассказе Геннадия Рябова нет положительного героя, и в этом его настоящесть, его верность правде жизни, в которой он не видит такого героя.  Но в его рассказе есть безошибочное чувство того, каким НЕ должен быть положительный герой.  Он не должен быть "системным."  Степушка может быть слабым человеком, но он сохранил глупую человеческую мечту о "всеобщем счастье."  И пока миллионы Степушек сохраняют в себе эту глупую мечту, пусть даже смеясь над ней, - до тех пор существование этой Системы будет оставаться под вопросом.  Вот почему она лихорадочно ищет эрзац, "системную" мечту для Степушек.  

Почему они смеются над собой?  Потому что каждый мечтает в одиночку.  А в одиночку Степушка бессилен, т.е. смешон. Но что если сложить их мечты?  Вместе они станут силой.  Вот почему правы идеологи рыжих мурашей.  Они знают, что в стране уже есть мечтающие люди, которые стали "складываться" вместе.

Когда накануне нового, 2001 года Степушка по привычке купил газету, среди прочих новостей он узнает из нее, что в России "принят трудовой кодекс."  Писатель ошибся.  Степушка не мог прочитать этого в газете.  Вот, что в тот день писала Лефт.ру в своем номере от 31 декабря 2000:

Под давлением рабочего движения Правительство было вынуждено отказаться от попыток принятия антирабочего законодательства в ближайшее время. ФНПР-КПРФ, пытавшиеся провести другой антирабочий проект нового Трудового Кодекса, также потерпели поражение. Фактически умерла попытка либерально-буржуазной оппозиции (Яблоко) провести самостоятельный вариант ликвидации прав
 работников. 

Так жизнь поправляет литературу.  Но пока только чуть-чуть, по каплям.  Чтобы поправить рассказ Геннадия Рябова в его основе, и на место притчи о мурашах поставить притчу о "всеобщем счастье," - для этого понадобится неизмеримо больше.  Не капли, а реки, океан народного движения.

Зверь, Мураш с гипертрофированными жевалами, не просто поднял голову.  За эти 10 лет он встал во весь рост, хозяином, поигрывая мускулами и жвалами, соединился с заокеанскими супермурашами.  И чтобы снова загнать его в подполье, туда, где он будет окончательно укрощен новым социалистическим обществом - для этого потребуются соединенные усилия миллионов Степушек.  В процессе этого усилия изменяться и они сами.  Это главное.  Их глаза станут осмысленными, в их голосе зазвучит воля, их движения будут  уверенными, точными, целенаправленными. У революции есть не только свой разум, но и своя физиология. А эта революция будет неизмеримо богаче, последовательнее и глубже, чем Великая Революция наших великих прадедов.

PS. Хочу еще раз поблагодарить Геннадия Рябова за его любезное разрешение опубликовать у нас свой рассказ, тем более, что гонораров мы платить не можем. ( На что он ответил чисто русским: "Да Бог с ними!").   В своем письме он также выразил удивление, что этим рассказом заинтересовался политический еженедельник, по-видимому не усматривая в своей литературе ничего особенно политического.  Не могу согласиться с этим.  У настоящей литературы есть нечто общее с настоящей политикой.  И та и другая смотрят в корень вещей.  А этим корнем был и остается человек.
 
 

Ваше мнение