ИСТОРИЯ 

Дмитрий Чураков. Русская революция и рабочее самоуправление. АИРО – ХХ. 1998г. 

Крайне внятная и доступно написанная работа молодого российского ученого, преподавателя МПГУ. Нелишне напомнить, что во времена перестройки именно из этого заведения выходило наибольшее число синдикалистов, независимых социалистов и неомарксистов, пополнявших тогдашние ряды «демократических левых», к сожалению, абсолютно  не нашедших себе места в новой «демократической» России. Революцию 17-ого года Чураков рассматривает как революцию  рабочего самоуправления с последующими мутациями, к сожалению, уводящими систему всё дальше от первичного идеала и прямой трудовой  демократии. Анализируются национальные традиции рабочей самоорганизации, внутренняя структура фабзавкомов, проблема их включения в общую систему советского государства, утопичность идеи социального партнерства в условиях буржуазной демократии, необходимость рабочего контроля и самостоятельной пролетарской прессы  и т.д. Не менее интересно выглядит отношение к вышеназванным проблемам разных большевистских лидеров, причем меняющееся с развитием общей ситуации – Ленина, Бухарина, Шляпникова, Милютина. Особенно важна «актуализация» темы в заключительной части книги, где анализируется активность перестроечных «стачкомов», подвергается жесткой критике приватизация как антирабочий исторический процесс и дается схема и описание полноценного фабрично-заводского комитета крупного предприятия.  
 

ТЕОРИЯ

Валери Брайсон. Политическая теория феминизма. Москва. Идея-Пресс. 2001г. 

Одна из тех книг, после издания у нас которых, слово «феминистка» перестанет  звучать анекдотически и больше не будет ассоциироваться с дамами, вроде телезвезды Маши Арбатовой. 

Вполне понятным широкому кругу языком Брайсон описывает исторические корни женского движения, его бурное теоретическое и общественное развитие в 20ом веке, споры и противоречия внутри самой феминистской традиции вплоть до сегодняшнего дня. Автор исследования относится к тем, кто считает,  что в условиях формальной капиталистической «демократии» абстрактные права, которые вроде бы принадлежат  каждому, на самом деле доступны лишь немногим представителям среднего класса и реально отчуждены от большинства людей, в том числе и женщин. Разоблачению «буржуазного фарисейства всеобщих прав» во многом и посвящена книга.  Особый интерес представляют разделы о вкладе  Энгельса и Маркса («Общественный прогресс может быть точно определен по социальному положению прекрасного пола») в становление «букета женских освободительных теорий», а так же о роли  последующих социалистов и   марксистов  – Августа Бабеля, Клары Цеткин, Кристабель Пэнхерст, Шарлотты Гилман, Мери Инман, анархистки Эммы Голдман и наших соотечественников – Надежды Крупской, Льва Троцкого («Нельзя двигаться вперед, оставляя женщин в глубоком тылу») и Александры Коллонтай. 

Вторая часть книги подробно знакомит нас с нынешними версиями феминистского проекта: граничащим с контркультурой «радикализмом», остающимся в марксистской традиции «левым» и «экологическим» вариантом и наименее убедительным (но наиболее разрекламированным!)  «либеральным» течением.  Подробно рассматриваются  вопросы взаимосвязи классового и полового неравенства, патриархата и капитализма, сексуальной эксплуатации и милитаризации общественных отношений, семейного отчуждения и динамики рынка труда. Чего стоит только основательный  разбор многолетней полемики на страницах «Нью Лефт Ревю» вопроса о том, стоит ли женщинам  требовать от государства оплаты своего домашнего труда на кухне и в детской, без которого не может быть никакого «воспроизводства капиталистических циклов» и который нигде никем не учитывается как трудовая занятость. 

Книга необходимая  уважающим себя и других, современным и взрослым  людям обоего пола. Особенно хочется рекомендовать труд Брайсон отечественным  левым активистам и лидерам. Ведь именно игнорирование подобных проблем приводит к появлению таких политических курьезов, как движение «Женщины России» или фразы ратующего за введение многоженства  Жириновского о том, что «после нашей победы каждая женщина получит по мужчине». Социологи отмечают, что женский электоральный ресурс не задействован нынешними политическими движениями даже наполовину, а значит, этим ресурсом в ближайшем будущем воспользуются либо те, кто ответственно проанализирует женскую ситуацию в обществе, либо те, кто найдет новые привлекательные и опасные химеры, способные обмануть человека, отрезанного своим невежеством от мировой традиции сопротивления. 

Литература Факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФа. Захаров. Москва 2000 г. 

Первое полное воспроизведение сборника 1929-ого года, изданного тогда авторами Левого Фронта Искусств – Третьяковым, Шкловским, Незнамовым, Чужаком, Брик и другими. 
Идеи и методы ЛЕФа сегодня часто используются европейскими интеллектуалами, занятыми созданием антибуржуазного искусства и альтернативного капитализму пространства информации. По ЛЕФовским рецептам, как по нотам, создаются плакаты и фотоколлажи радикалов, репортажи о забастовках и столкновениях, документальное кино, наглядная агитация для митингов и оформление для протестных рок-концертов. Где угодно, но только не на территории бывшего СССР, для которого, вообще-то и работали  агитаторы, писатели  и теоретики Левого Фронта, создавая новый социалистический  язык, новую изобразительную и пластическую систему, новое видение, необходимое человеку для организации нового общества. 

Известно традиционное недоверие левого искусства ко всякого рода абстрактным  «художествам», неправдоподобной «образности» и «измышленным» персонажам, потому как «измышленность» героев и ситуаций и «эстетство во имя себя самое» всегда в конечном счете играет в пользу реакции, закрепляя в сознании читателя некие «фантомы прекрасного», служащие примиряющим амортизатором между областью желаний и с трудом выносимой реальностью. В конечном счете эти фантомы есть ни что иное, как еще один способ для правящего класса навязать свою структуру действительности всему остальному обществу с помощью послушных «певцов запредельного и сверхнормального», маскирующих правду. 

Критика именно этой позиции доведена в сборнике ЛЕФа до максимума. «Образу» они противопоставляют факт, «интересному характеру» -- точный портрет, беллетристике – газету, «эпическому роману» -- оперативный очерк, «авторской хронике» – азартную игру фактов, а «таланту от бога» – опытного рабочего корреспондента. Работа ЛЕФ была не столько реакцией на уже отживший своё «русский символизм», пытавшийся незаметно продолжиться в новом социалистическом искусстве, сколько попыткой остановить новый поток языкового и изобразительного мещанства и пошлости, новой художественной конъюнктуры, удовлетворяющей партийно-административную элиту, возникавшую на глазах и требовавшую новой «красивости» вместо сурового и беспощадного пролетаризма ЛЕФовцев. В «прекрасных» 30-ых им пришлось либо «перевоспитываться», либо молчать, либо хоронить себя в провинциальной прессе, не столь жестко опекаемой идеологическими инструкторами «нового большого стиля». 

Сегодня принципы, методы, открытия, да и сам, почти забытый, язык ЛЕФа необходим современным российским  левым авторам и читателям как воздух, как «выпавшее из истории» наследие, без которого нам всем придется еще очень долго изобретать давно созданные велосипеды и говорить на языке наших идеологических и классовых противников – новых буржуа и оформителей их социального  проекта. Нынешние российские монархисты, православные,  либералы, буржуазные демократы, кропотливо  копаются в дореволюционной истории, чтобы «нарыть» там необходимое им теоретическое и стилистическое наследие, от которого можно отталкиваться и на которое можно ссылаться. Современным сторонникам социалистических  взглядов, особенно – пишущим о проблемах людей и ежедневной несправедливости классовой системы, пора освоить опыт ЛЕФа и навсегда включить его в свой инструментарий наряду с русским литературным конструктивизмом, эстетикой пролеткульта,  и документальным романом 20-ых годов. 

ЛИТЕРАТУРА

Жан-Поль Сартр. Последний шанс. Азбука 2000 г. 

Сценарий написанный Сартром  в 47-ом и с тех пор практически не переиздававшийся ни по-французски, ни тем более по-русски. Сначала считался «прокоммунистическим», потом «неактуальным». 

Между тем, если описанная в «Последнем шансе» реальность это чье-нибудь прошлое, то для нас скорее быстро наступающее  будущее. Здесь есть все те «устаревшие» атрибуты, которые становятся чертами новой России: рабочие, готовящие бунт и их лидер, убитый мстительным трусливым предателем, жандармы, расстреливающие заговорщиков в пролетарском районе,  диктатор, требующий от министров скорой расправы с экстремистами, запертая в своем декоративном мире буржуазная дама, которую отравил предприимчивый муж, и главное – абсолютное бессилие,   невозможность любви и счастливых перемен там, где общество разделено на большинство и меньшинство невидимыми, но непреодолимыми стенами классовых отношений. 

Метафорой этого бессилия становится у Сартра посмертное существование персонажей  --  всё видящих, понимающих и знающих наперед загробно мудрых бесплотных сознаний, которые при этом не могут сдвинуть с места ни одной реально существующей пылинки на лице земли. Подрывная мелодрама без счастливой развязки. Читая, трудно не вспомнить о гегелевской паре «Господин-Раб», в которой Господин всегда свободен, потому что готов на смертельный риск и ни к чему материальному жестко не привязан, тогда как Раб всегда остается в подчинении собственному страху смерти, материальным атрибутам, происхождению и т.д. Левое сознание Сартра в «Последнем шансе» переворачивает эту пару так же, как перевернуло её в своё время сознание Маркса: подлинным Господином в гегелевском смысле здесь оказывается именно восставший рабочий, выбирающий внешне бессмысленную смерть вместе с товарищами по организации, а стопроцентным Рабом предстает сытый буржуа, в страхе за свой миропорядок  посылающий  солдат карать несогласных. 

В сборник так же вошел симптоматичный  манифест Сартра «Ситуация писателя …», который начинается с того, что всякий литератор тех лет есть буржуа, не в марксистском, так во флоберовском, т.е. психологическом, смысле и заканчивается уверенным утверждением, что только в социалистическом обществе литература наконец поймет свою сущность и придет к синтезу понятий «делать» и «иметь». Литература для Сартра это совесть общества, она должна раздражать и беспокоить, что и отличает её от беллетристики т.е. дословно «легкого чтения». Литература противоположна отчужденному труду потому что, как всякое свободное искусство, а не коммерческое ремесло, она всегда есть новая попытка преодоления этого отчуждения и показывает мир,  который надо не «видеть», а менять. На наших глазах писатель-пессимист и стоик превращается в неистового марксиста. 
Похожие вещи происходят и в «Словах» – одной из самых блестящих писательских автобиографий 20ого века, пересказывать которую нелепо и невозможно. Мы видим мальчика Сартра, из которого готовили священника, детскую одержимость литературой, кропотливое создание личного мифа о прекрасном,  и  наконец, отказ от этого мифа, своего рода самоубийство прежнего сознания, с которого и начинается Сартр-писатель, воплощающий атеистический стоицизм и несогласие с условиями человека  вопреки всему.   
 

Обзор подготовлен Алексеем Цветковым.

 Все указанные книги вы можете  приобрести в книжном магазине «Гилея» при Институте Научной Информации по Общественным Наукам по адресу: Нахимовский проспект, 51/21 ст. метро «Профсоюзная», первый вагон из центра, выход налево, здание ИНИОН. Телефон для справок: (095) 332-47-28. 
 

Ваше мнение