Left.ru __________________________________________________________________________

Исраэль Шамир

СКОТНЫЙ ДВОР-II

Вступление издателя: Недавно, разбирая архивы Джорджа Оруэлла, я нашел длинное письмо, видимо, написанное одним из друзей покойного писателя.

Письмо представляет собой отчет о событиях, происходивших на Скотном Дворе (Animal Farm, Скотcкий Хутор или Ферма Животных - именно это последнее название использует неизвестный автор) уже после описанной Оруэллом революции, и оно заинтересует всех исследователей этого уникального эксперимента по самоуправлению животных.

Исраэль Шамир, издатель

Дорогой Джордж!
Так случилось, что мои исследования привели меня на ту самую Ферму в ***шире, которую ты так красочно изобразил в "Ферме Животных" и таким образом я стал невольным свидетелем ее последнего расцвета и мучительного конца.

Меня всегда интересовал этот великий эксперимент, и поэтому я был польщен и заинтригован, когда Фонд Рокфеллера предоставил мне стипендию для изучения этой единственной фермы в мире, где Животные не были подвластны Людям, но сами распоряжались своими делами. Я помнил твои рассказы о том, как после освобождения от Людского ига Животные попали под новое, еще более жестокое иго Свиней и их свирепых Псов. Поэтому я с немалым страхом приближался к прочной ограде из колючей проволоки, отделяющей Царство Людей от Царства Животных, и вспоминал страшные истории о Людях и Зверях, сгинувших в казематах Фермы. У ворот меня встретили старый Пес в форме и симпатичная Свинка. Пес облаял меня и проверил документы (приглашение местного университета), а Свинка предложила послужить мне гидом и показать Ферму, "подлинную, нетуристскую Ферму", пообещала она. Я принял ее услуги, и вскоре мы помчались на тройке гнедых Коней по широким проспектам Фермы.

Тем временем Свинка - ее звали Линда - болтала и рассказывала мне о новых и не столь уж новых событиях в Республике Животных.

Она рассмеялась, когда я шопотом спросил о свирепых Псах и их несчетных жертвах. Оказывается, ужасы той послереволюционной эпохи давно канули в Лету вслед за ужасами Робеспьерова террора или казнями Ивана Грозного, и на Ферму пришли либеральные, но патриархальные порядки. Это был тихий сельский уголок, буколический край, так непохожий на шумные, многолюдные и оснащенные современной техникой фермы, села и веси Страны Людей. Время тут остановилось - ни рекламы Кока-Колы, ни призывов любить машинное масло Шелл на стенах, ни финансовых экспресс-новостей о курсе акций на бирже. Все у них было свое, непривычное - свои напитки, свои машины, свои лозунги, призывавшие не покупать, а работать лучше. Посетители извне редко бывали здесь, видимо, многие опасались, что тут их подкараулят описанные тобой, Джордж, страшные Псы.

Несмотря на лозунги, производительность труда на Ферме была одной из самых низких в округе, но Животные хорошо и сытно ели и жили в аккуратных, хоть и не роскошных постройках. Мечта о полном равенстве рухнула сразу после революции, когда был провозглашен знаменитый лозунг "Все животные равны, но некоторые равнее других", однако подавляющее большинство Животных жили практически в состоянии равенства. Небольшая группа специально выращенных Свиней именовала себя Номенклатурой и правила Фермой, но даже их "улучшенные условия жизни" не так уж резко отличались от средних – побольше жратвы, пошире хлев и доступ к принадлежащей Ферме упряжке Коней были максимумом льгот.

Но Животные не были довольны и не радовались своему благополучию. Особенно изумило меня то, что правители были еще менее довольны, чем управляемые. Чем ближе был Скот к вершине власти, тем более он был недовольным.

Мой маленький гид Линда мечтала оказаться в Мире Людей. Она не сомневалась, что ее ждет великая карьера - звезды Маппет Шоу, популярной телепрограммы. И она была не одинока в этой тяге к Людям, что я узнал тем же вечером, когда Линда привела в мой номер в Человеческом Отеле своих друзей: в основном Лис и Свиней.

Замечу, что иностранец вроде меня обычно встречался только с двумя видами Животных: с правящими Свиньями и с интеллигентными Лисами. Рабочие Лошади и крестьянские Коровы не умели говорить по-человечески и не приобрели, в отличие от Лис и Свиней, человеческих цивилизованных привычек.

Друзья Линды вели себя совсем как люди: они навалились на мой виски, расхватали мои сигареты и стали наперебой рассказывать о своих поездках в Мир Людей.
Своей жизнью на Ферме они были недовольны, да и саму Ферму презирали. Свиньи сравнивали свои свинарники с виллами техасских нефтяных королей, знакомыми им по телесериалу "Даллас", и сравнение было не в пользу первых.

Среди друзей Линды был один влиятельный Боров по прозвищу Стинки (Вонючка), которому в дальнейшем было суждено сыграть роковую роль в судьбе Фермы. Он был директором Спецбань для особо влиятельных Свиней, а значит, принадлежал к элите местного общества. В его распоряжении было все, что только могла дать Ферма - неограниченная жратва, послушные самки, отменный индивидуальный хлев, дача и возможность часто посещать Париж и Лондон по делам Фермы. "Уж Вы-то должны быть довольны", - сказал я ему. "Нет, я несчастное существо, - проверещал он, - когда я еду в Париж или Нью Йорк я должен на всем экономить и жить в наших собственных служебных квартирах. Не для меня развлечения Лазурного Берега, не для меня трудятся ювелиры Картье, не для меня маленькие изысканные магазины Фобур Сен Оноре". "Но у вас есть свои курорты, свои ювелиры" - спорил я. "Они с вашими не сравняются", - твердо ответил он. "Директор моего ранга в мире Людей получает, может быть, пять миллионов долларов в год, как Якокка. А мне дают только на семечки!"

Лисы были еще менее довольны своим уделом. "Мы вынуждены жить в тех же домах, что и Лошади, - сказал мне Лис, -мы, с нашим образованием, и эти грубые твари - мы живем в одинаковых квартирах и наши дети учатся в тех же школах". Еноты гордились своим северо-американским происхождением и ничто местное не было им мило. Один Енот вынул из кармана и показал мне ксерокопию статьи в Британской Энциклопедии, подтверждавшей этот факт. "Вот видите, - сказал он, - мы могли бы жить в Беверли Хиллс, а не в несчастных трущобах Фермы, где все нам так чуждо, так немило! - он перешел на полушопот, - Знаете, моя тетушка уехала в Америку и попала в гардероб самой Нэнси Рейган!" Как я узнал потом, Еноты занимали высокое положение в закрытом мире Фермы, где они считались – на основание статьи в Британской Энциклопедии - почти что иностранцами и вообще "тонкими штучками". Поэтому и Лисы, и Свиньи, желая блеснуть нездешним лоском, попросту имитировали Енотов.

"Семьдесят лет назад Отцы-Основатели Фермы порвали все связи с Миром Людей, - сказала Линда, - и с тех пор мы влачим жалкое существование. А как прекрасна жизнь в Большом Мире! Однажды меня послали на Выставку Свиней в Монреале (ведь, знаете, мой отец - знатный Боров), и как это было непохоже на нашу серую унылую жизнь! Мы жили в позолоченных хлевах, нас купали в огромных ваннах, как актрис Голливуда, и давали настоящую жареную картошку от Мак-Доналдса. Люди нас фотографировали, давали нам сласти, медали, подарки", - и Линда показала мне номер "Лайфа", где под надписью "Свиньи из-за колючей проволоки" можно было увидеть ее фотографию.

- А когда я вернулась на Ферму, у меня все отобрали и запретили рассказывать о моей поездке в Канаду. Наши боссы не хотят, чтобы Животные поняли, к а к на самом деле можно жить, они талдычат с утра до ночи, что Люди нас съедят, пошлют на бойню, и прочие страшные сказки, которыми впору детей пугать. Конечно, люди ездят верхом и доят Коров, но и мы это делаем. Никто из нас не верит в эти страшные рассказы. Да что там - посмотрите вокруг – разве можно так жить - без кока-колы, без пиццы, без Диора, без всего того, что прекрасно в жизни?

- Так жить нельзя! - хором воскликнули Животные и навалились на мой виски. - Научите нас, о Человек, как отделаться от Правящих Свиней и присоединиться к Человечеству, зажить одним Человеческим общежитием?

Я оказался в трудном положении. Их энтузиазм и стремление к людям заражали и восхищали, но и удивляли безудержным оптимизмом. Я пробурчал что-то о свиных шницелях. Линда глянула на меня с презреньем: "Я могла бы догадаться и раньше - если вас пригласили на Ферму, значит, вы обещали поддерживать пропаганду председателя Роттена! (Боров Роттен (Гнилой) – престарелый руководитель Фермы, носил титул Председателя, как и все руководители со времен Основателей) Вы не похожи на мистера Джонсона!"

- Кто такой м-р Джонсон? - спросил я.
- Это я м-р Джонсон, - ответил мне высокий, светловолосый а аккуратно постриженнный человек в элегантном сером костюме, который вошел не постучавшись. Линда и другие представительницы женского пола бросились обнимать его.
- Милый м-р Джонсон! - заверещали они, - вы вернулись! Вы не забыли обещанные подарки?
- Нет, не забыл! Вот тебе Мальборо, Линда, Вот Кристиан Диор для вас, Стинки, Ив СенЛорен для тебя, Макс, джинсы для тебя, Роза...

Так я впервые увидел м-ра Джонсона Младшего, наследника огромного Ранчо Джонсонов, которое находилось к западу от Фермы. В то время Ранчо управлял отец моего гостя, м-р Джеймисон Джонсон III, а юный м-р Джонсон регулярно наезжал на Ферму, где он покупал излишки их сельскохозяйственной продукции и привозил взамен предметы роскоши из Мира Людей. Хотя Ферма обеспечивала себя по всем основным статьям, она не могла произвести те излишества, которые столь украшают жизнь и которые так высоко ценят привилегированные классы.

Доходы Фермы от торговли были невелики: со времен Основателей повелось, что Животные могут есть сколько хотят (т.е. много) и работать сколько хотят (т.е. мало), поэтому Ферма производила мало излишков, а их с трудом хватало на приличный уровень жизни для председателя Роттена и его помощников.

Энергичной молодежи вроде Линды и ее друзей приходилось рассчитывать только на подарки м-ра Джонсона, чтобы удовлетворить свою тягу к иноземному товару.
На другой день м-р Джонсон рассказал мне за обедом, что его отец всегда мечтал взять земли своего восточного соседа -Фермы - под свою руку. Ферма могла бы приносить хороший доход, если ее модернизировать и отказаться от благоглупостей, учрежденных Отцами-Основателями: держать телят отдельно от коров, продавать больше молока, заставить Животных работать, как всюду, производить мясо и шкуры на экспорт, короче, если превратить это сонное и отсталое Царство Зверей в передовую Ферму.

Но идея освобождения Фермы от правления Животных и ее возврата в Мир Людей овладела умом старшего Джонсона и вне зависимости от деловых соображений. "На Ферме Животные управляют сами собой - а это кощунство и Богохульство, - говорил он, - и дурной пример моим коровам и лошадям". И действительно, на отдаленных хуторах этого графства, где жестокое обращение с Животными было нормой, среди несчастных Зверей - Лошадей и Коров - распространился Культ Фермы Животных.

Поэтому м-р Джонсон не щадил затрат в своей борьбе за умы и сердца обитателей Фермы. Он напечатал за свой счет и распространил повсеместно лихо иллюстрированную историю революции на Ферме, он охотно помогал потравщикам и браконьерам делать набеги на Ферму, а в последние годы он даже оборудовал маленькую телестанцию и начал телевещание на Ферму, показывая роскошную жизнь призовых лошадей и коров у Джонсона и сообщения о лишениях и бедствиях на Ферме Животных. Любое животное, которому удалось удрать из-за колючей проволоки Фермы, удостаивалось замечательного приема и отборного овса у Джонсона.

Замечу, что Животные Фермы плохо знали Мир Людей. Отцы Основатели были учениками Платона и моделировали свою Республику Животных по греческому идеалу Утопии: никто из жителей Утопии не мог выехать, разве что на Олимпиаду. В более поздние времена на Ферме было просто мало денег, и ездить могли только "более равные животные" вроде Стинки. Окрестные фермеры охотно прибирали к рукам бесплатных отборных Животных с Фермы, а поэтому многие Животные, посланные на ярмарки и выставки, оставались "на племя" у Джонсона или на другой человеческой ферме. ТВ Джонсона продолжало славить счастливую жизнь за высоким забором Фермы, счастливую жизнь для всех Животных и Людей. Итак забор, который построили Основатели, чтобы защитить Животных от Людей, стал их погибелью: Животные не знали Мира Людей, кроме как по фильмам, коротким туристским поездкам и подаркам издалека, они перестали верить рассказам о наших методах обращения с Животными и поверили, что они могут жить, как актеры Голливуда или нефтяные шейхи. Своими худшими врагами они считали правящих Свиней, а Людей - благодетелями. А поскольку и Людям, и Животным свойственно верить, что они живут в юдоли слез, а рай находится в другом месте, привилегированные Животные Фермы верили, что они живут в Аду, а Рай находится рядом, за забором, и в этом Раю - все наоборот, как в зеркале.

Своеобразным подтверждением зеркальности мира была религия. С нашей, людской стороны забора обездоленные животные в лабораториях и загонах боен верили в избавление -как на Ферме. А с той стороны - привилегированные скоты приняли для себя культ Карго - веру в посылки из-за границы. И тут они оказались не глупее людей - культы Карго возникли в отдаленных районах Новой Гвинеи и Борнео в годы Второй мировой войны, среди туземцев, находивших сброшенное с парашютом карго - грузы с едой и питьем - для английских и американских солдат в джунглях. Не знавшие о войне туземцы верили, что это грузы - дар богов, и молились парашютам и банкам с тушонкой. Так и Лисы и Свиньи Фермы, не знавшие о планах м-ра Джонсона, молились на посылки, попадавшие из-за забора. Стинки уже тогда был верховным Жрецом этого странного культа: его приверженцы собирались украдкой, одевали джинсы, курили "Мальборо" и молились большому ящику с яркими этикетками. Стинки присоединился к нам с м-ром Джонсоном-младшим после обеда.

- Мы пытались уговорить председателя Роттена продать нам луга на краю ваших угодий и рядом с нашими, - сказал м-р Джонсон, - но старик не соглашается. Поэтому нам придется урезать поставки жевательной резинки и прочих замечательных вещей, дорогой Стинки.
- Как это возмутительно! - воскликнул Стинки, - жадный старик! Он не верит, что Ферма Животных - для Животных! Все только для него и для его жирных дружков! Зачем нам нужны эти луга? У нас лугов предостаточно. Вот жевательной резинки нам не хватает. На будущей неделе я приеду к вам на ранчо и мы обсудим наши планы.
Стинки и Джонсон ушли, а я остался в обществе друзей Линды: самки спорили, как лучше всего найти себе жениха с Фермы Джонсона, а самцы уговаривали меня продать им свои часы или брюки.

Я даже не понял, что на моих глазах творилась история Фермы: так началась революция, изменившая не только Ферму, но и все отношения Животных и Людей. Через несколько дней, когда я включил телевизор в своем номере, я увидел, вместо обычной программы о Лошадях - передовиках производства, фильм о поездке Стинки на Ранчо Джонсона. Великий Жрец Карго Культа удостоился воистину королевского приема: красные ковровые дорожки, несчетные журналисты и охрана, торжественные речи. Ни один представитель Фермы не был так принят за Забором. В одночасье Стинки стал самым знаменитым Боровом в мире, и даже Животные, знавшие его много лет, увидели его в новом свете: Боров, которого Люди считают лучшим, наверное, и впрямь, примечательное существо.

Сразу после возвращения с Ранчо Стинки был избран председателем вместо старого Роттена. Он, впрочем, был единственным животным моложе ста лет от роду в правящей Номенклатуре и был в свое время допущен до членства во Внутреннем Правлении несмотря на крайнюю юность из-за особых услуг, оказанных старому Роттену в Спецбанях.
- Отныне мы будем жить так же замечательно, как у Джонсона, - сказал Стинки в своей первой речи по восшествии на престол. (Он отказался от традиционного титула главы Фермы - "председатель" и стал называться просто "Боссом") – Наш новый лозунг: Ферма Животных - на благо Животных, во имя единства Людей и Животных". Луга были проданы Джонсону, и моя знакомая свинка Линда и ее друзья буквально купались в импортных сластях.

Вплоть до этого времени жизнь на Ферме была очень скучной, но очень легкой. Каждому животному была гарантирована кормежка - не первого сорта, но сносная, простая и сытная и надобности тяжело трудиться у них не было. Миновали дни Отцов Основателей, когда животные надрывались, чтобы принести светлое будущее. Пайки раздавались в соответствии с положением и талоны на корм - местный эквивалент денег - не казались особенно важными: все равно Конь не мог получить паек Свиньи за тот же самый талон. Но с победой Стинки этому было суждено измениться.

Лис Макс, важный Лис и хороший друг многих влиятельных Свиней (в частности и самого Стинки) получил от Джонсонов в подарок ранее неведомую штуку: видео, блестящий, японский, замечательный, позволяющий убить скучный вечер с помощью фильмов Джонсона. Отныне его друзья могли наслаждаться зрелищем эротических объятий на голубом экране вместо скучных реалистических изображений своей скучной настоящей жизни. Вскоре Боров, заведовавший машинкой, печатавшей талоны на сено, выменял видео на несчетное количество талонов. Свиньи смеялись над Максом - они могли напечатать сколько угодно талонов. Но Макс знал, что он делал - на свои бесполезные талоны он взял огромное количество сена - с помощью Стинки - и отвез его к Джонсону. Там он получил взамен сена двадцать новеньких видеомагнитофонов. Сейчас даже Лошади смогли скинуться и собрать все свои резервы совершенно ненужных талонов на приобретение желанного видео. Макс увез с собой полугодовой запас сена на ранчо Джонсона и вернулся с подарками для Свиней и Лис.

Его успех произвел огромное впечатление на Животных. Сейчас всем стало ясно, что такое хорошая жизнь: надо было не пахать в поле и не ткать пряжу, но продавать видео и экспортировать сено. Стинки, поклонник человеческого образа жизни, лично приветствовал инициативу Макса.

Тихая жизнь на Ферме пришла к концу. Лисы и Свиньи бросились экспортировать сено и привозить человеческие продукты – японские телевизоры, французские духи и тряпки. Сено стало редким продуктом и Лошади и Коровы проводили все свои дни в очередях за сеном со своими несчастными талонами в зубах. Они перестали работать, потому что очереди отнимали все время, да и презрение к работающим животным стало новой модой.
Когда сена стало мало, Лисы заметили, что можно прекрасно зарабатывать просто продажей сена за большее число талонов. И так все были довольны: большая часть сена уходила "за бугор", принося предметы роскоши Лисам и Свиньям, но и остатки приносили еще больше власти и талонов Свиньям и Лисам. Лошади и Коровы довольны не были, но их язык все равно никто не понимал и они не могли так красноречиво оплакать свои печали, как представители правящих классов.

Стинки и его друзьям противостояла лишь слабая оппозиция, состоявшая из старомодных Свиней, которые считали, что Животных нужно кормить, даже за счет видео и духов для Лис (им было наплевать на Лис, этим старорежимным Свиньям). Их поддерживал эзотерический Союз Коней - небольшая группа интеллигентных Лошадей, которые пытались напомнить своим собратьям, что за пределами Фермы есть не только выставки, но и бойни. Но они не могли остановить Стинки: он становился сильнее и сильнее. Ведь за ним стояла финансовая мощь Джеймисона Джонсона III и энтузиазм Лис и Свиней.

Вскоре Стинки представился случай отделаться от Псов. Хоть эти Звери зажирели от бездействия, их острые зубы могли в решающий момент изменить течение конфликта. На отдаленном участке Фермы всбесился Бык и успел ранить несколько Коров и Лошадей, когда на него насели Псы и загрызли. ТВ Джонсона сообщило об этом инциденте, не щадя красок: кровожадные Псы набросились на Быков, Коров и Телят и затравили и растерзали десятки Животных. Тело мертвого Быка не сходило с экранов, лучшие Лисы-поэты сочиняли элегии и полные гнева и мести песни об убиенных телятах. Голова Быка была доставлена на главную усадьбу Фермы и стала объектом массового поклонения. 

Cклонные к искусству Звери пробудились к жизни: до этого им приходилось лишь описывать подвиги трудовых Лошадей, но сейчас наступило время бороться пером и кистью за собственное дело. Енот Генри поставил пьесу "Сердце Пса": ее герой Пес был кровожаден (грыз Котов) и требовал у Лис поделиться с ним жильем и жратвой. Спектакль имел бешеный успех у Лис и Свиней, которые и раньше недолюбливали сторонников дележки и равенства. С тех пор на все разговоры о неравенстве Свиньи и Лисы отвечали говорившему: "У тебя сердце Пса!" и тот смолкал.

А чтобы Лошади и Коровы и вовсе рта не раскрывали, Макс нанял известного Лиса Станислава и тот немедленно снял фильм о бесконечных очередях за сеном и о горькой судьбе простых скотов. Но все эти беды показывались под рефрен известных слов Отцов-Основателей: "Каждая корова может и должна научиться править Фермой". Коровы и Лошади традиционно входили в Правление Фермы, где их роль сводилась к одобрению решений Совета Свиней. Неважно, что с революции и по сю пору Коровы и Лошади никогда не правили Фермой - сейчас на них возложили вину на все неурядицы и отсутствие сена. "Мы живем так ужасно именно потому, что уже семьдесят лет нами правят Коровы", - провозгласил Лис Станислав. - "Дело Коров - давать молоко, а не управлять фермой. Фермой могут управлять только специально подготовленные Люди, или, на худой конец, Лисы." Фильм Станислава так повлиял на слабые умы Скотов, что все Коровы и Лошади были выведены из Правления. Псы были удалены оттуда еще после истории с бешеным Быком, или "страшной резни телят", как ее называли Лисы.

В это время старый Джонсон объявил Конкурс Гласности: на лучшее произведение искусства или журнализма, разоблачающее прошлое и настоящее Фермы и утверждающее божественное право Людей распоряжаться Животными. Среди призов были десятки видеомагнитофонов и импортное сено в элегантной упаковке. Стинки лично благословил Конкурс. За пару недель все белые и черные пятна в истории Фермы были вскрыты и описаны подробнейшим образом.

Разоблачения следовали одно за другим: народ узнал, что Ферма продавала шкуры павших животных "за бугор", узнал об экспорте енотов - и был возмущен. Еще более популярными были разоблачения и описания роскошной жизни правящих Свиней, их жратвы, свинарников, карет и домов отдыха и наслаждений. Правда, к этому времени тесная когорта друзей Стинки - Лис и Свиней - жила в сто раз лучше, чем старая Номенклатура, но глупые Скоты не видели этого. У Лис было, впрочем, готовое объяснение: они сами добились своего благосостояния в конкурентной борьбе за экспорт, и "этого может добиться каждый".
Разоблачения не могли касаться лишь происходящего в Стране Людей: оттуда шли бесконечные картины выставок, праздников, породистых лошадей, тучных коров, быков-производителей, дрессированных собак, красивых и умных Лис и откормленных Свиней.

В это время Стинки дал Животным возможность почти свободно (за небольшую взятку) покидать Ферму. Ежедневно к воротам фермы приходили покупатели - окрестные фермеры - и выбирали для своих ферм самых лучших Животных. В это время Ферма Животных лишилась всей колонии Енотов: в наши места прибыл скупщик пушнины из американской компании "Манто" и услышал от зверей рассказ о северо-американском происхождении Енотов. Он решил сыграть на этом и открыл бюро по трудоустройству Енотов в Беверли Хиллс. Стены бюро украшали постеры из январского номера Плэйбоя (Мисс Январь в енотовой шубке) и портрет Нэнси Рейган, где ее украшал Енот с Фермы Животных (совсем как живой). На всякий случай скупщик нанял несколько безработных Псов и те организовали Фронт Освобождения Фермы от Енотов. Еноты кинулись к скупщику пушнины и были переправлены специальным чартером прямо на завод компании.

Ферма стала унылым и жалким местом. Сено на экспорт кончилось, а на еду Животным остались только талоны на сено. Животные не работали, но перепродавали остатки сена друг другу. Один и тот же клочок сена переходил от Скота к Скоту, множась в цене, но не в объеме. Стинки возненавидели. Действительно, его по-прежнему хорошо принимал его главный деловой партнер м-р Джемисон Джонсон, он считался надежным поставщиком сена, а его кампания за гласность сделала его доктором honoris causa Саламанки и Оксфорда. Но на Ферме он не смел показаться.

- Стинки обречен - его наверняка свергнут, и старорежимные Свиньи станут править, как раньше, а мы потеряем наши заработанные в поте лица миллионы и виллы, - сказал Лис Макс своим друзьям. - Надо действовать.

Он вспомнил Борова Тафа (Крутого), который когда-то заведовал филиалом Фермы, но был смещен правящими Свиньями из-за спора о съеденных трюфелях. Таф был известным поклонником Человеческого образа жизни, а именно личных самолетов и неограниченного виски. Его двумя важнейшими достижениями в былое времена были строительство самого высокого свинарника и сооружение самого роскошного туалета. Макс нашел Тафа в своем хлеве, тоскующим над пустой бутылкой, и предложил ему шанс, который выпадает раз в жизни. Он с благодарностью принял предложение.

Затем Макс пошел к Стинки и предупредил его об опасности:
- Тебя свергнут, если ты не будешь защищаться. Ты должен призвать Псов на помощь!" - сказал он.
- Как я, доктор философии Саламанки и Оксфорда, могу кликнуть Псов, будто я - один из кровавых Основателей? - верещал Стинки, но, наконец, согласился, чтобы Псы были украдкой введены в усадьбу.

Макс выбрал старых беззубых Псов и расставил их вокруг Даорца Зверей, официальной резиденции Стинки. Давненько Животные не видали Сторожевых Псов посреди главной усадьбы и этот вид их не обрадовал. И тут появился Боров Таф со своими отборными Лисами. "Рвите меня, грызите, если посмеете, - воскликнул он, - но вы не сможете остановить стремление Животных к Человеческому образу жизни". 

Эти благородные слова немедленно были подхвачены и переданы повсеместно Телевидением Джонсона и вызвали немало прочувствованных слез и аплодисментов среди зрителей. "Долой Псов и Правящих Свиней!" – воскликнул мужественный Таф. Лисы бросились ко дворцу, а старые Псы не могли даже понять, что от них требуется. Стинки попытался утверждать, что Псы держали его в заключении во дворце, но это не произвело впечатления на боевиков Тафа: он был с позором изгнан. Лошади и Коровы все равно терпеть не могли Стинки. День Великой Победы над Псами был провозглашен всеобщим праздником, а на главной площади Фермы воздвигли статую Тафа, душащего огромную Собаку Баскервилей. - Правление Свиней окончилось, - провозгласил Боров Таф. Свиньи - сторонники Тафа были переименованы в Хряков и Хрюшек. Дворец Зверей был переименован в Белый Дом. 

Лисы ликовали. Остатки сена увезли к Джонсону, а обратно привезли много отменного виски для Тафа. Больше сена не было. Но м-р Джонсон не забыл старых друзей: товары продолжали поступать, и даже немного сена было привезено обратно на Ферму. Культ Карго стал официальной религией, а верховным жрецом и распределителем человеческих даров стал Макс.

Все больше и больше лугов и полян переходило от Фермы к хозяину Ранчо и к другим фермерам округи - в уплату за Безвозмездную Помощь. Торговля была объявлена главным занятием, и только она не облагалась новыми налогами. Любое другое занятие немедля каралось налогами. Таф снес забор вокруг Фермы и предоставил Животным возможность свободно ехать куда угодно. Голодные Кони и Коровы попытались воспользоваться новой свободой и кинулись пастись на полях м-ра Джонсона. Они быстро были задержаны за потраву, а м-р Джонсон соорудил высокий забор со своей стороны, чтобы уберечь свои посевы. Только Лисы и Хряки - экспортеры - могли выезжать за новый забор.

Но что они экспортировали? Ведь на Ферме уже не оставалось ни сена, ни молока? Но экспорт шел - Таф и его дружки толстели изо дня в день. Однажды, прогуливаясь у реки, я увидел большие закрытые черные грузовики с позолоченными буквами на бортах - "Мясник Смит и Ко", подъехавшие к краю Фермы.

Лис Макс, король экспортеров, лично следил за загрузкой довольно тощих Коров в грузовики. Он лучезарно улыбнулся мне.

- Мы нашли новый замечательный экспортный товар, - сказал он, - глупо быть единственной фермой в мире, не конкурирующей на рынках говядины. Сейчас, с новообретенной свободой торговли, без старых барьеров мы, наконец, на пути к процветанию. И учтите: меньше Коров - меньше голодных ртов!

Я не был единственным свидетелем этой сцены. Несколько коней наблюдали за погрузкой и разнесли весть по Ферме. Вскоре на главной площади собралась большая толпа: там были не только Лошади и Коровы, но и некоторые Свиньи, не ставшие Хряками, интеллектуалы из Союза Коней и даже некоторые Лисы, разочаровавшиеся в "Человеческом образе жизни". "Ферма Животных – для Животных", - скандировали они. - "Не продавайте нас на бойни!".
Тут ворота Белого Дома распахнулись и оттуда выступила свора полицейских Догов. Животные свистели и мычали: со времени Великой победы Тафа над Псами они не боялись Собак. Это было ошибкой: на этот раз не старые беззубые твари, но сильные и злобные Звери бросились на толпу.

Таф снова победил, но недовольство росло. Даже моя старая знакомая Линда усомнилась в правильности выбора, когда ее друзья исчезли в черных грузовиках, а ей самой пришлось стоять днями за Безвозмездной Помощью.

В этот трудный момент Лис Макс снова нашел выход: он поехал к старому Джемисону Джонсону и вернулся с договором: "Отныне Ферма Животных будет принадлежать м-ру Джонсону и будет именоваться "Новая Ферма". М-р Джонсон обеспечит Животных сеном. Он сможет брать Животных по своему выбору и для своих целей. М-р Таф остается Боссом и управляющим Фермы".

Договор был подписан и таким образом бурная история Фермы Животных пришла к концу. Новые Человеческие хозяева были вынуждены послать многих Коров и Лошадей на бойню, потому что они все равно не умели работать, а такого количества торговцев сеном на Ферме не требовалось. Некоторые Животные были перевезены на Центральную Усадьбу Ранчо и удостоились завидной участи племенных производителей. Отборные Псы были брошены на подавление восстаний животных в разных местах графства. Вскоре м-р Джонсон сделал ферму еще более продуктивной: он закрыл дальние филиалы и пустил всех грамотных Свиней на отбивные. Лисы были приобретены оптом компанией "Манто", а Телевидение Джонсона закрылось, чтобы не сеяло ложных иллюзий у Скотов.

С омерзением я покинул проклятое место. В поезде в вагоне-ресторане я встретил Лиса Макса и Борова Тафа: они ехали во Флориду".
 
 

Ваше мнение