ВЕТЕРАН РОССИЙСКОГО ПРАВОЗАЩИТНОГО ДВИЖЕНИЯ «ЗА СТЕКЛОМ»

Надя Кеворкова, cпецкор «Новой газеты», очень хорошо относится к председателю Московской Хельсинкской группы Людмиле Алексеевой. Более того, она ей восхищается на протяжении доброй четверти статьи «Мы — волонтеры». К сожалению, после всех этих восторгов следует интервью, и впечатление получается прямо противоположное, несмотря на лучшие намерения журналистки – факты, что называется, упрямая вещь.

Например, значительная часть интервью с правозащитницей посвящена... грантам.

«— Не стало ли правозащитное движение на коммерческие рельсы? Не идут ли молодые люди сюда, в эти три сотни организаций, существующих по стране, главным образом потому, что это экономически перспективно?

— Вы имеете в виду, что организации работают на гранты? ... Те, которые имеют гранты, за исключением нескольких, оплачивают одну-две ставки, причем очень скромно. Подавляющее большинство людей работают на безвозмездной основе. Мы – движение волонтеров. Что касается разговоров, что мы существуем на западные гранты, – это вообще злостная дезинформация недоброжелателей.

— Упрек понятный: тот, кто платит, тот и заказывает музыку, разве не так?

— Мы откликаемся на значительную часть обращений к нам... Нам «заказывают музыку» потерпевшие.

Что значит упрек: человек работает на грант? ... Люди, которые работают за грант, как правило, работают полный рабочий день. Что же, они должны не есть, детей не кормить, жить под пальмой? Но у нас пальмы не растут. Какое-то странное требование аскетизма, которое на себя эти критики не распространяют, потому что понимают, что в нашей стране без денег жить нельзя...

В провинции бывает так, что местные спонсоры, иногда и власти дают правозащитникам какие-то возможности. Обычно это не зарплаты, а оплата помещений, телефонов – это большая поддержка. Но все-таки основные средства, которые в этом секторе вертятся, — это западные деньги».

Но в самом деле, может быть не важно, чьи деньги, важно, что на них делается. На этот счет все предельно ясно:

«— Смотрите-ка, наше правительство все время берет на Западе, и никто не говорит, что они Западу продались. Наши культура и наука давно бы уже рухнули, если бы не получали поддержки из-за границы. Я никогда не слыхала, чтобы музеи или Академию наук упрекали за это (эти заявления меня просто умиляют своей младенческой непосредственностью, странной в пожилой даме с высшим историческим образованием, но специально останавливаться на этом , как и на многом другом, нет возможности. – А.Н.) А правозащитников почему-то корят! Мы делаем такую же полезную для общества работу! Все грантодатели признают: мы отчитываемся до последней копейки! Если из-за неумения, безалаберности организация не отчитывается по полной программе, грантодатели ставят на них крест, и они ничего больше не получат. Постоянно получают гранты только те, кто умеет экономно расходовать средства и скрупулезно за них отчитываться. Я понимаю, когда упрекают наших бизнесменов за то, что они вывозят деньги за границу. Мы же их ввозим! Мы ввозим, чтобы делать для наших граждан необходимое за очень маленькие деньги. И все время подвергаемся шельмованию. Общество просто несправедливо к нам в этом отношении».

Итак, отчитываются все-таки не перед российскими гражданами, чьи права защищают, а перед «грантодателями». И насчет тех самых, защищаемых, Алексеева приводит один пример : «Свидетелей Иеговы шесть лет не регистрируют — шесть лет мы ими занимаемся».

Кроме того, в ответ на вопрос о захоронении ядерных отходов:

«– Да, мы этим занимаемся совместно с экологами». Прямо удивительно, что после таких подвигов «общество просто несправедливо к ним».

Наконец, актуальная проблема.

«– Общественное мнение упорно убеждают, что бомбежки Афганистана, Чечни и война в Израиле – единый фронт борьбы с террористами. Вы с этим согласны?

— Мне трудно ответить на этот вопрос. В стремлении объединить эти явления есть лукавая мысль: оправдать таким способом те совершенно варварские методы, которыми ведется в Чечне так называемая антитеррористическая операция. Американцы говорят, что они бомбят военные объекты и лагеря террористов. Но они попадают на мирное население — я не могу этого оправдывать...»

Но даже этот «протест» не очень горячий:

«Они говорят: «А, вы там бомбите, значит, мы можем здесь бомбить», — не могу этого принять. Я не знаю, как идут бомбежки в Афганистане, – у меня недостаточно данных. А как здесь, я знаю: это недопустимо».

Действительно, откуда данные о бомбежках в Афганистане? От «грантодателей» их ведь не получишь. А об Израиле вообще ни слова.

Вообще, это интервью напомнило мне один момент в замечательной статье Цветкова о левых и авангарде. Как «неофициальные» художники в послевоенном СССР не имели ничего общего с западными авангардистами, так и «правозащитники» наши только по имени похожи на защитников прав человека за границей. В том же Израиле, например, группа «Раввины за права человека» защищает земли палестинцев на оккупиррованных территориях от захвата израильской армией и поселенцами. Английские правозащитники озабочены введением в Великобритании чрезвычайного положения в связи с «войной с терроризмом», а американские – созданием специальных комиссий, которые будут судить «подозреваемых в терроризме» без лишних юридических проволочек.

Вообще, чтобы понять, как  следует относиться к подобным защитникам наших прав, достаточно просто читать их собственные слова:

«– Если сравнить вашу правозащитную деятельность при советской власти и нынешней — когда в ней было больше общественной значимости?

— Смысл наша деятельность имела и тогда, и сейчас. Тогда, хотя мы и называли себя правозащитниками, на самом деле не могли защищать права человека. Мы и себя не могли защитить, не только своих сограждан – мы подвергались репрессиям. Наша функция состояла в том, что мы вбивали людям в головы, что человек имеет права и власть обязана уважать своих граждан и соблюдать их права. Мы были скорее пропагандистами и просветителями на этот счет. Сейчас, после принятия Конституции РФ, мы реально можем защищать права своих граждан...

В те времена мы обращались к власти – в лучшем случае ответа не было. Если ответ был, он выражался в репрессиях. Другого те власти себе не представляли. Чаще всего никакого ответа власти нет и сейчас, или бессмысленная отписка, то есть практически безответность. Но иногда – ответ по существу. При всех пороках в области прав человека нынешние власти все же невозможно сравнить с советскими.

— А теперь результат возможен?

— Очень трудно, но можно работать...Те, с кем нам приходится разговаривать, далеки от идеала, там есть циничные, гибкие в своих принципах люди, но я верю в то, что, если мы сидим и долго разговариваем на свои темы, мы как-то притираемся друг к другу, начинаем лучше понимать друг друга и можем находить точки соприкосновения, несмотря на наши очень разные жизненные позиции и подходы к нашей работе...»

И в заключение цитата из той же статьи: 

«НАША СПРАВКА. ПРАВОЗАЩИТНИКИ. ДАТЫ И ФАКТЫ... Правозащитники находились в тюрьмах и ссылках вплоть до горбачевской амнистии 1987 года. Последними из тюрем и лагерей были освобождены грекокатолики и власовцы». Признаться, даже я, весьма отрицательно относящаяся к "правозащитникам", все таки не причисляла власовцев к правозащитникам. Возможно, я ошибалась...

 Обсудить статью на форуме