Ирина
Маленко
"РАСТА НЕ РАБОТАЕТ НА ЦРУ" К 21-й годовщине со дня смерти Боба Марли “Emancipate yourselves from mental slavery,
Bob Marli …Май такого далекого и такого близкого 1981 года… Всего неделю назад в Северной Ирландии скончался Бобби Сэндз. Я, 14-летняя девчонка, иду с мамой по Ленинграду и покупаю "Юманите Диманш" (мы в школе учили французский язык). На полстраницы в ней красуется портрет длинноволосого, похожего своей шевелюрой на льва чернокожего певца, о котором я столько слышала и читала – конечно, в иностранной прессе, такой, как «Юманите». Это – Боб Марли. Я знаю о нем, но никогда не слышала его песен, ибо у нас в СССР ни по радио, ни тем более по телевидению их не исполняли. Из статьи я узнаю, что Боб Марли мертв. В 36 лет, от рака… Через несколько недель я впервые слышу его – в одной из двух получасовых радопрограмм по «Маяку», где исполнялась зарубежная музыка. Боб поет «Coming in from the cold». Это так и остается единственной песней в его исполнении, которую я слышала, – до самого 1989 года, когда я впервые оказываююсь за рубежом – в Нидерландах по студенческому обмену («не было бы счастья, да перестройка помогла»…). Однако и все это время, не зная по сути его музыки, я испытывала к Бобу огромное уважение и такой же огромный интерес. Для того, чтобы рассказать об этом подробно, надо будет углубиться в историю формирования меня как личности, - а я, по-моему, не настолько значительная пока ещё личность, чтобы это заинтересовало наших читателей. Скажу только, что в подростковые годы, когда большинство моих одноклассниц начало интересоваться мальчиками и губной помадой и писать друг у друга в альбомчиках «Что пожелать тебе, не знаю – ты только начинаешь жить, но от души тебе желаю с хорошим мальчиком дружить!», я всерьез интересовалась идеями негритюда первого президента Африки Леопольда Седара Сенгора, движением за возвращение в Африку Мозеса Гарви и растафарианцами, которых наша официальная советская марксистская литературе именовала «люмпеновским движением». Конечно, она была права, эта марксистская литература. Но могли ли эти люди быть другими? Можно ли было ожидать у тех, кто вырос и жил в таких условиях, как Боб Марли, формирования подлинного марксистского классового мировоззрения? Думаю, что даже смешно было бы задавать такой вопрос… Недавно я посмотрела три художественных фильма о жизни в кингстонских гетто. Как в таких бесчеловечных условиях человек вообще может поднять голову к солнцу и развиться в героя бунтарской молодежи многих стран, до сих пор поющей его «Get up, stand up» и «Redemption Song», останется для меня вечной загадкой. Именно такой была бы и жизнь на Кубе без «нарушающей права человека диктатуры» Фиделя Кастро! Чем больше я слышу про этого пресловутого человека, права которого нарушали у нас в СССР и нарушают на Кубе, тем яснее он вырисовывается мне – толстенькая плотоядная фигура с брюшком, смесь Гайдара с Чубайсом, Березовским, Бушем, Блэром, Робином Куком, Чомбе и Касавубу. Это их священное право эксплуатироватьвсех нас было нарушено! Ныне в России знают немногим больше о «раста», чем в советские годы, однако утешаться не стоит, – знание это, как и в западных странах, весьма и весьма поверхностное. Да, сейчас нам могут показать Марли по телевидению (кстати, вполне приличное зрелище, и видимо, советских цензоров не устраивала его немарксистская иделогия, и то, что непременно возникли бы вопросы о том, что она собой представляет, если бы его показали: уж очень непохожим на нас всех он был). Однако я не понимаю, чего именно было опасаться, ибо трудно ожидать, чтобы наша молодежь в массовом количестве подалась в растафарианцев: это движение глубоко расового характера по своей исторической сущности. Проблема в другом: а именно, в том немногом, что они знают теперь о раста. В их употребленый «ганджи» – марихуаны. Спросите у более-менее начитанного-насмотренного молодого россиянина сегодня, что он знает о музыке реггей и о растафарианцах, –и он почто наверняка ответит вам, что реггей – это эдакая веселая музыка вечно не унывающих тропических жителей, балующихся «травкой» для удовольствия, а Ямайка – нечто вроде острова из классического советского мультфильма, который мой карибский бывший супруг, кстати, счел глубоко расистским: «Чунга-чанга, синий небосвод, чунга-чанга, лето круглый год…»…. Среднему обывателю, как у нас, так и на Западе, нет дела до исторических корней растафарианского движения и его сути, нет дела до того, что ритуальное употребление марихуаны – это только часть, только внешнее и далеко не главное проявление растафарианизма (индейцы Латинской Америки тоже употребляют, например, листья коки в лечебных целях, а не так, как европейцы и их потомки в США!). Им так думать удобнее – больше того, им такие мысли внушают. Если вы послушаете сегодня любую западную радиостанцию, вы не услышите на ней радикальных песен Боба Марли. Вы можете даже подумать, что у него их вообще не было. Все, что для вас там прокручивают, – это его сладкие песни о любви или такие песни, в которых политическое содержание отступает на задной план. «One love», «No Woman No Cry», «Sun Is Shining»… Я приведу ниже несколько фрагментов из песен Боба, которые горячо любимы и помнятся его поклонниками, но вы никогда не услышите их здесь по радио или телевидению, хотя они выпущены на дисках и записаны на видео. Они слишком неудобоваримы для хозяев жизни, о которых Боб пел: «Them belly full, but we hungry, a hungry man is an angry man…» Геный Боба Марли выделяется среди растафарианцев тем, что поет он об общечеловеческом, его бунтарские песни универсальны – они могли бы быть песнями любого из нас, в любой точке планеты, вне зависимости от времени… Впрочем, обо всем по порядку. Я буквально заболела Бобом Марли, открыв его я растафарианизм для себя в Нидерландах в 1989 году. Нет, конечно, я не стала растой сама – незачем смешить людей, ты не можешь быть тем, кем ты быть не рожден. Но мое теоретическое, марксистское, по литературе знание растафарианцев наполнилось после этой поездки новым, живым содержанием. Ибо я не только смогла, наконец, услышать все песни Боба и познакомиться с его биографией, но я увидеть настоящих, живых раста и даже побыватьна концерте ямайского поэта Мутабаруки в Амстердаме… Я была, конечно, очень наивной, настоящей советской идеалистичной девушкой. Я заходила в магазины в поисках книг о Марли и маек с его изображением, совершенно даже не подозревая о том (я не шучу!), что в этом магазине вообще-то продавалисьнаркотики и различные приспособления для их употребления. Если бы я узнала об этом, я бы, наверно, была очень сконфужена, покраснела бы, купила бы свою книжку и рванула бы отттуда подальше. Сейчас, когда я уже знаю об этом, мне кажется, что европейским наркоманам нравится прикрываться именем такой знаменитости, как Боб. Я слушала его по ночам через наушники – и замирала от сладкой боли того, о чем он пел. Я плохо понимала ямайский "патуа" (диалект английского) и совершенного понятия не имела о библии, которую он в своих песнях так часто цитировал, но я того, что я понимала, было достаточно для того, чтобы этим проникнуться до глубины души. «Sheriff John Brown always hated me, for what, I don’t know. Every time I planted a seed, he said kill it before it grows, he said kill them before they grow… And so, and so… I, I, I, I shot the sheriff, but I didn’t kill no deputy…» «This morning I woke up in a curfew, Good Lord, I was a prisoner too… Could not recognize the faces standing over me – they were all dressed in uniforms of brutality… How many rivers do we have to cross before we can talk to the boss? All what we’ve got, you see, we have lost; we must have really paid the cost…» Мой квартирный хозяин, Хан, который питал ко мне тайную симпатию, но никогда не выражал её ни словом, ни делом, кроме как добротой в мой адрес, решил отвести меня на тот концерт реггей в амстердамском «Мелквег». Мое превое впечатление? Потрясение от количества белых голландцев в растафарианских беретах, притворяющихся теми, кем они не могли быть. «Ты чувствуешь запах?» – спросил Хан. «Какой запах?» – совершенно честно спросила я, до слез растрогав его своей невинностью. В воздухе действительно был какой-то сладковатый дымок, на который я не обратила ни малейшего внимания. Оказывается, народ покуривал травку… Мутабарука – толстый, очень темнокожий я подвижный мужчина средних лет, весьма живописной внешности (в растафарианских цветах – цветах эфиопского флага, с неизменными «дредлокс» (косами), – запел речитативом… Многие из его песен были направлены против обейх «империй зла», как СССР, так и Америки, не дающих развивающемуся миру жить по-своему. И для меня, незнакомой с речью Че Гевары в Алжире, такое видение моей страны было совершенно новым. Я не обиделась, но попыталась его понять. Я думаю, что одна из бед нашего прошлого – в недооценке своеобразного характера развития различных стран и в педантичных попытках навязать другим народам формы решения проблем, которые могли быть действенными в наших условиях, но совершенно не срабатывать в других. Честно говоря, только представьте себе нашего типичного партийного аппаратчика весьма преклонного возраста, который высокомерно считает, что лучше вас знает, что вам нужно, – и вы сможете понять и Че, и Мутабаруку…Не был исключением в этом отношеный и Марли, видевший «третий мир» заложниками «холодной войны» и гонки вооружений мажду двумя «империями»: «We’re sick and tired of these –ism, -skism games…», «Have no fear for atomic energy, ‘cause none of them can stop the time…» Последний эпизод, который я хочу рассказать вам в связи с ролью Боба Марли в моей жизни, – это то, как Боб вдохновил меня на первый публичный акт протеста против наших чиновников. Может быть, сейчас это покажется ерундой, но в то время это было достаточно серьезно. В первые дни в Амстердаме нас сопровождал работник советской торговой миссии по имени Сергей. В нашем представлении для работы за границей должны были отбирать лучших представителей нашего народа (это в теории, конечно!). Сергей почти сразу же начал жаловаться нам: «Посмотрите, на каких дорогих машинах эти черные здесь разъезжают!» Усляшть такое от официального советского лица при исполнении обязанностей – когда любые формы расизма у нас были запрещены… Нет, я уже не была настолько наивной, чтобы не знать, что расизм у нас был – его только не разрешалосьназыватьтак. Я достаточно с этим столкнулась лично и много горьких слез пролила, будучи невинным дитятей 17–18 лет, которого совершенно незнакомые прохожие на улицах поливали всякими грязными словами только за появление в компании африканских студентов (слава богу, я не понимала даже половины того, что значили те эпитеты, которыми они меня награждали!)… И вот теперь передо мной оказался этот человек. Олицетворение этого зла. Ведь все мы знаем, что рыба тухнет с головы! Конечно, никто из наших студентов (нас было четверо всего) и слова ему не сказал. Но я дошла уже до такой стадии, что, как Лев Толстой, не могла молчать. «Некрасиво завидовать, если Вы себе не можете позволить купить такую машину!» – громко сказала я. В машине воцарилась мертвая тишина. Он, конечно, ничего не ответил, а другие студенты посмотрели на меня с ужасом: как она посмела???… Когда мы возвращались домой, я знала, что он же повезет нас в аэропорт. Я по-хрущевски решила показать ему «кузькину мать»! В то утро я нарядилась во все свои закупленные раста-сувениры, заплела себе африканские косички и украсила голову гигантским желто-красно-зеленым беретом с изображением растафарианского варианта «звезды Давида» на макушке… Видели бы вы его лицо! Это надо было заснять на видео! И видели бы вы лицо нашего чиновника на паспортном контроле, когда я прилетела домой в Шереметьево…Меня разглядывали по меньшей мере полчаса. Потом вздохнули – «тлетворное влияние Запада»! – и пропустили. Боб Марли никогда больше не исчезал из моей жизни. Я впервые увидела его на видео по возвращеный из Голландии – в компании гвинейского студента по имени Корка, над которым я взяла добровольное шефство (не могла я оставить человека, не знающего ни слова по-русски, без зимней одежды, в четыре стенах общежития). А когда я ехала домой из Москвы в майке с изображением Боба Марли, ко мне пристал какой-то подвыпивший парень, пытавшийся всю дорогу угдать, кто это. В конце концов он пришел к выводу, что это не кто иной, как Валерий Леонтьев… Я не стала его переубеждать. Когда я выходила замуж, моя мама вздохнула с облегчением, что мой нареченный не был растой. Она всерьез опасалась такой возможности… Я вновь встретилась с растами на родном острове Боба Марли, но много общаться с ними мне не пришлось: не позволили новые родственники. Расты считаются такими маргинализованными членами общества, от которых лучше держаться подальше. На Кюрасао был запрещен концерт известного африканского расты- звезды реггея Альфы Блонди, чтобы не было «всяких там беспорядков». Там же я узнала о том, что движение растафарианизма распространилось и на Африку: особенно ЮАР, где появились такие музыканты, как Лаки Дюбе. Позднее, уже в Ирландии, я встретилась с южноафриканским растой и музыкантом Андиле Мешаком, который играет в первой ирландской группе, исполняющей реггей на ирландском языке… О растафарианизме можно написать отдельную статью. Его традиционное марксистское видение во многом право, но во многом и упрощенно. Растафарианизм - это и религия, и общественное движение, и образ жизни, включающий, например, вегетарианство. Но сейчас мы говорим не обо всем растафарианизме, а о Бобе Марли. О памяти того, кто умер 21 год назад… «Придет время, когда музыка и её философия будет религией человечества… Если в мире ещё и осталась какая-то магия, это – музыка», – говорил Боб. Роберт Неста Марли родился на севере Ямайки, в Найн Майлс, Сент-Анн,
6 февраля 1945 года. Его матери, Седелле Букер, было всего 16 лет. Его
отец был белым и оставил их, когда Боб был ещё совсем маленьким. Боб вырос
в нищете.
Марли и его группа «Уэйлерс» стали первыми ямайскими музыкантами, сделавшими реггей всемирно известным. В 1975 году их песни впервые появились в европейских хит-парадах. В 1976 году наступила очередь США… К 1977 году Боб стал звездой мирового уровня. Он покинул Ямайку в 1976 году, после покушения на его жизнь, которое почти достигло своей цели, но вернулся на родной остров в 1978 году, для проведения концерта «Одна Любовь», в котором Марли протестовал против кампании насилия и убийств, неизменно сопровождавших ямайскую политическую жизнь. На этом концерте ему удалось добиться рукопожатия между двумя ямайскими ведущими политиками, которые были заклятыми врагами, - Майклом Менли и Эдвардом Сиагой. В конце 1978 года Боб впервые посетил Африку – в том числе и Эфиопию, которую он так стремился увидеть. В 1980 году Марли был официально приглашен новым правительством независимого Зимбабве для участия в церемонии официального провозглашения независимости страны. Эта большая честь подчеркивала то значение, которое музыка Марли начала иметь для стран «третьего мира». Этому событию Боб посвятил песню, которая так я называется «Зимбабве». В 1980 году он смертельно заболел. Незадолго до смерти ему была присвоена высшая награда Ямайки. Боб Марли умер в больнице в Майами 11 мая 1981 года. Его тело похоронено в мавзолее в его родной деревне. Незадолго до того, как был установлен его дианоз, американское ЦРУ предложило Бобу сотрудничество, понимая силу его влияния в странах «третьего мира». Боб остался верен себе: он не только отказался от сотрудничества с этим гнусным заведением, на чьих руках – кровь миллионов и миллионов людей во всем мире, но я рассказал об этом в песне : «Rasta don’t work for no CIA», поет он в песне «Rat Race»… И главное в нем – не то, что он не марксист, а именно это! Памяти Боба Марли мы приводим для наших читателей ниже несколько из его наиболее радикальных текстов песен. Из них вы увидите, каким он был – не революционером, но бунтарем, который всегда будет продолжать вдохновлять новые и новые поколения на борьбу с тем, что растафарианцы называют «Babylon System» – с существующим порядком. И из этих бунтарей выйдут революционеры будущего! _____________________________________________________ CONCRETE JUNGLE [Bob Marley] No
sun will shine in my day today; (no sun will
shine)
Concrete
jungle (la la-la!):
Concrete
jungle (la-la!): baby, you've got it in.
What do you stand(?) for me (la-la!), now? /fadeout/ 2. SLAVE DRIVER [Bob Marley] Ooh-ooh-oo-ooh.
Oo-oo-ooh! Oo-oo-ooh.
Ev'rytime
I hear the crack of a whip,
Slave
driver, uh! The table is turn, baby, now; (catch a fire)
Ev'rytime
I hear the crack of a whip,
O
God, have mercy on our souls!
GET UP, STAND UP [Bob Marley; Peter Tosh] Get
up, stand up: stand up for your rights!
Preacherman,
don't tell me,
Get
up, stand up: stand up for your rights!
Most
people think,
Get
up, stand up! (Jah, Jah!)
We
sick an' tired of-a your ism-skism game -
So
you better:
. I SHOT THE SHERIFF [Bob Marley] (I
shot the sheriff
Oh,
now, now. Oh!
Sheriff
John Brown always hated me,
Read
it in the news:
Freedom
came my way one day
(I
shot the sheriff,)
Reflexes
had got the better of me
I
- I - I - I shot the sheriff.
4. BURNIN' AND LOOTIN' [Bob Marley] This
morning I woke up in a curfew;
How
many rivers do we have to cross,
(That's
why we gonna be)
Oh, stop them! Give
me the food and let me grow;
Weeping
and a-wailin' tonight;
Give
me the food and let me grow;
We
gonna be burning and a-looting tonight;
Burning
and a-looting tonight;
JOHNNY WAS [Bob Marley (attributed to Rita Marley)] (Wo-o-o-o!
Wo-o-o-o! Wooo!)
Woman
hold her head and cry;
Wo-ooh!
Woman hold her head and cry,
Woman
hold her head and cry;
WANT MORE [Aston Barrett] Now
you get what you want,
You
think it's the end,
They
stab you in the back
Now
you get, what you want,
They
stab you in the back
6.
CRAZY BALDHEADS [Bob Marley (attributed to
Rita
Them
crazy, them crazy -
I'n'I
build a cabin;
We
gonna chase those crazy -
We
gonna chase those crazy -
Here
comes the conman
We
gonna chase those crazy -
WAR [slova rechi efiopskogo imperatora Hayle Selassie v OON) Until
the philosophy which hold one race superior
That
until there no longer
That
until the basic human rights
That
until that day
And
until the ignoble and unhappy regimes
War
in the east,
Of
good over evil -
REDEMPTION SONG [Bob Marley] Old
pirates, yes, they rob I;
Emancipate
yourselves from mental slavery;
Won't
you help to sing
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна |
|