(Энтони Годетт родился на Кюрасао в 1960 году, сын Вилсона (Папы) Годетта, одного из лидеров восстания. Папа Годетт был ранен 30 мая, но выжил и вместе с Амадором Нитой и Стенли Брауном создал партию Френте Обреро и Либерашон 30 ди Мей. Энтони Годетт тогда был ещё маленьким мальчиком. Он пошёл по стопам своего отца, умершего в 1995 году, - и сегодня возглавляет Френте)

“Я был в школе. Вдруг в класс вбежали несколько мальчишек, рассказавших учителю, что Кюрасао горит, и что все должны покинуть здание. Я сразу побежал домой, но там никого не было. Тогда я побежал к бабушке. Там уже сидели моя мама, братья и сестры. Только после полудня мы услышали, что была объявлена стачка, и что моего отца подстрелили около Питермаайя. До сих пор неизвестно, кто именно это сделал. Поздно вечером мы пошли к нему в больницу и увидели его там, большого и тихого на больничной койке. Мы ждали, пока он не придет в сознание, чтобы сказать нам, что мы должны делать.

Я не знал, что мой отец участвовал в марше. Он мало с нами разговаривал, мы почти никогда его не видели. Он уходил из дома рано утром, а возвращался только поздно вечером. Так было и в тот день. Он ушёл в 7 утра – уехал на джипе в гавань вместе с Амадором Нитой. Больше мы ничего не знали.

У меня eсть eще 2 брата и 3 сестры. Третий брат погиб, так что нас осталось шестеро. Один живет в Голландии, остальные – на Кюрасао. Мы помним своего отца как очень честного и надежного человека. Но у нас мало было с ним контактов. Его не бывало дома  всю рабочую неделю. Он на 100%  был занят помощью людям, но до своей семьи ему не было дела. Все деньги, которые он получал как лидер профсоюза, как член совета острова, как министр (позднее), он отдавал бедным. Моей маме надо было самой заботиться  о пропитании для семьи.

Мой отец защищал бедных людей, у которых не было работы, еды, одежды, крыши над головой. Он боролся за равные права для всех и горячо выступал против расовой дискриминации. Я тоже борюсь за эти идеаллы, как и могло быть по-другому? Но мой отец не настраивал меня продолжать его дело. Я был, если так можно сказать, ‘забытым” сыном, у нас не было близких отношений.

Во время 30 мая я был слишком маленьким (9 лет), чтобы понимать, что происходит вокруг меня. Но и позднее я мало говорил со своим отцом об этом дне, ибо он не хотел, чтобы ему это напоминали.

Он не гордился восстанием. Сначала, сразу после него – да. Но через пару месяцев – после того, как правителем сделали Киббелаара, а губернатором – Лейто – ему пришлось констатировать, что они выбрали политические партии, которые и так всегда правили нами. Он был разочарован в людях, за которых боролся. Конечно, он надеялся, что рабочие и бедняки массово проголосуют за него и его Френте Обреро. На выборах в сентябре 1969 года партия получила 12.338 голосов, 3 места в парламенте, но не большинство, необходимое для формирования правительства. Френте пришлось вступать в коалицию с Демократической Партией, той самой, против которой Френте воссталa.

Политики из Френте носили униформы и кепки – такие, как у Фиделя Кастро. Кстати, эти кепки пошли не от Кастро, а от генерала  Де Голля, французского президента. Но ладно… Через пару лет были новые выборы. Тогда противники окрестили Френте коммунистами. Это так напугало народ, что Френте потерпелa первое поражение.

Но мой отец, ни Амадор Нита не были коммунистами. Но Куба была для них примером. Нита назвал своего сына, родившегося в 1967 году, Фиделем Кастро, моего младшгео брата зовут Эрнесто Че Гевара. Я всегда пользуюсь случаем сказать, что у нас на Кюрасао есть как свой Фидель, так и свой Че Гевара! Сын Ниты стал криминологом. Может быть, он будет в нашем избирательном списке от Френте в этом году.

Справедливое общество, с равными правами для всех. Вот за что боролись мой отец , Амадор Нита и Стэнли Брaун. Мой отец, очевидно, был виднейшим лидером восстания. Нита больше держался на заднем плане. Но его идеи, его книги были очень влиятельными. Мой отец очень уважал Ниту, они были хорошими друзьями. Другие лидеры были слишком запуганы. Эвалд Онг-А-Кви, например, другой профсоюзный лидер, начал в определeнный момент переговоры с хозяином нефтеперерабатывающего завода. Тогда мой отец выхватил у него микрофон и призвал людей идти маршем на Форт Амстердам и требовать oтставки правительства. 

Мой отец и Стэнли Браун порвали друг с другом. Мой отец выставил Брауна из партии потому, что тот не держал своего слова. У Брауна была проблема с его цветом. Он белый и никак не мог понять, что мой отец выступал в защиту как черных, так и белых. В 1992 году Браун возобновил контакты со мной, он хотел вернуться во Френте. Мама напомнила мне слова отца: пока ты жив, не давай Брауну шанса быть включенным в избирательные списки! И я ему поэтому отказал. Браун создал свою партию, но не набрал достатoчно голосов на выборах. И все же я с ним дружу. Я не во всем с ним согласен, но некоторые его идеи мне по душе. Мой отец тоже хорошо к нему относился, он только не поддерживал некоторые его поступки (получение денег от капиталистов на дела партии- прим перев).

После 30 мая с рабочими стали больше считаться. Стало возможным создание профсоюзов. Появилась свобода слова. Сегодня без помехи можно сказать на улице или в газете что ты думаещь о правительстве. Раньше это было невозможно. Раньше всегда, в правительстве, в школе, во всех аспектах общественной жизни нам приходилось говорить на голландском, ceгодня все говорят на родном папиаменто. Так что 30 мая принесло с собой важные позитивные перемены для людей. 

Но в последние 20 лет произошло и очень многo плохого. Рабочие условия ухудшились. Зарплата не растет, а цены растут как на дрожжах. Население бедствует и очень недовольно. У людей нет ни работы, ни жилья. Социальные дома, доступные бедным, строительство которых ведет организация Фундашон Кас, на самом деле не по карману даже среднему классу. Неудивительно, что столько людей вынуждено эмигрировать в Голландию. У них нет здесь никаких перспектив.

Снова дискриминируют, есть такие заведения, в которые чернокожих не пускают. Белые противодействуют эмансипации бедных черных. Но не только белые. Так же ведут себя  и “черные макамба” (макамба- голландец – прим перев), богатые темнокожие, с “белым”сознанием, держащиеся подальше от бедных. Малочисленной элите у нас хорошо живется. Особенно протестантам и евреям, которые держат общество в своих тисках. Им принадлежат банки, газеты, радиостанции, и так далeе. Они опредeляют, что здесь можно, а что нельзя. У этих групп слишком много власти и богатства, и они все держат для себя. Я думаю, что они должны больше считаться с остальным населением.

При таком количестве бедных и таком недовольстве можно, казалось бы, ожидать, что будет новое восстание. Ситуация складывается именно такая. Но разница с 30 мая 1969 года – в том, что тогда у нас были лидеры, а сегодня – нет. Мужчина или женщина, которые могли бы повести нас за собой, ещё не родились. Я не чувствую, что мне, например, дано это сделать. Я борюсь за те же идеалы, что мой отец, но я сам видел, как он пожертвовал собой, и к чему это для него привело. Ни к чему, абсолютно но к чему. Поэтому я веду борьбу через парламент.

Мой отец всегда говорил: “Э симия та планта каба, э луча та континуа” (“семя посажено, борьба продолжается”) Борьба, которая началась в 1795 году восстанием рабов, которую продолжили забастовка портовых рабочих в 1922 году под руководством Феликса Чакуто и революция 1969 года, продолжается и по сей день. Френте продолжает бороться  за более справедливое общество. Я убежден, что оно наступит, и скоро.

Я боролся за то, чтобы 30 мая стало официальным днём поминовения. Этого мы добились в 1994 году. Я боролся за то, чтобы в честь моего отца назвали улицу. Они боролись со мной, но в конце концов сдались. Правда, конечно же, они выбрали для этого самую грязную улочку в Виллемстаде, между Пенстраат и Питермааeм, но для моей семьи это было неважно. Самое главное – табличка. Я каждый день проверяю, на месте ли она.

Теперь я добиваюсь, чтобы моему отцу поставили памятник. Если его поставили даже такому типу, как Йонкхеер, которы совершенно ничего хорошего не сделал для народа, то Папа Годетт уж точно заслуживает этого. Если правительство не поможет, я сам соберу деньги. Мы выступаем за установку памятников всем нашим борцам за свободу, Туле, Бриону и Пиару, на площади Бриона. Там же должен стоять и памятник моему отцу, вместе с памятником доктору Да Коста Гомесу. 

Ниту торжественно похоронили, его именем названа школа в Салинье и улица в Махуме. Я думаю, что памятник ему больше не нужен. Его семья тоже этого не хочет. Стэнли Браун – особый случай. … Он все доказывает, что он был одним из лидеров восстания, но никто не знает точно, какую именно роль oн сыграл. Я знаю, что он был связан с восстанием  и с созданием Френте. Но после 1969 года он пошёл не тем путем До сих пор никто не знает, чего же все-таки хочет Стэнли Браун.”
 
 
 

Ваше мнение