| Алевтина Неспанная
Больное общество - больная медицина …Больница, когда в ней оказываешься "по эту сторону баррикады", т.е. в качестве пациента, а не врача – это отличное место для изучения происходящих в обществе процессов, для наблюдения человеческих характеров (как товарищей, точнее, товарок по палате, так и медицинского персонала). Болезнь и страдания обостряют восприятие и проявляют истинную, порой скрытую суть людей и отношений. Здесь, как в фокусе, остро видны все противоречия общества и социальное неравенство. Весной этого года мне довелось провести три недели с пневмонией в клинике мединститута и почерпнуть там массу ценных впечатлений, которые заслуживают отдельного рассказа. А недавно, когда мою маму увезли в больницу на "Скорой" с печёночной коликой, я пополнила мои больничные наблюдения, послужившие материалом для этих заметок. Медицина социальной катастрофы Сперва я было обрадовалась, что дежурной в тот день по хирургии была именно эта больница, медсанчасть от известного в нашем городе космического предприятия, которая раньше славилась своим высоким уровнем лечения и хорошими условиями. И сейчас еще остались следы былой "роскоши" (относительной, конечно) - современное здание, чистые просторные палаты, штукатурка, в отличие от клиник мединститута, не сыплется с потолка на больных, работает канализация и в умывальнике есть даже горячая вода! Пока завод стабильно работал, медсанчасти что-то перепадало. Но когда оборонку и "космос" развалили, то всё пошло под откос и в заводских медсанчастях. Многие предприятия просто освободились от них, передав здания на баланс городской администрации. Но так как городской бюджет - это "Тришкин кафтан", то такие больницы влачат жалкое существование. При ближайшем знакомстве с медсанчастью выяснилось, что нищета там просто жуткая. Лекарств у них нет почти никаких (даже анальгина), и если что-то делают при оказании экстренной помощи, то на следующий день просят родственников больных купить эти лекарства, а также системы и разовые шприцы, чтобы восстановить запас для следующих неотложных больных. На следующий день после поступления в эту больницу, в субботу, у матери начал нагнаиваться послеоперационный ожог после удаления опухоли лазером на переносице. Но так как в выходной дежурил только терапевт в реанимации, а хирурга не было, то показать рану было некому. А лечащий врач, который принимал маму в пятницу, повязку на носу не снимал, только спросил, что это такое. Хотя в принципе, когда хирург обследует больного, он должен осмотреть все имеющиеся у пациента раны, а не только то, с чем его привезли. Если есть обострение холецисто-панкреатита и ожог на носу, то ведь это у одного и того человека, нос же не находится где-то отдельно. А нагноения на лице весьма опасны из-за угрозы быстрого распространения инфекции. Может быть, и небольшая температура, которая у мамы была при поступлении, - была не от воспалившегося желчного пузыря, а от нагноившейся послеоперационной раны на носу. (А нагноилась она, как мама полагает, потому, что та врач, которая работала лазером, сделала ей в нос укол лидокаина, не протерев перед этим спиртом кожу... Еще штрих - она не подождала даже нескольких минут, пока анестезия подействует, а сразу начала жечь, и маме было очень больно. Онкологический центр - это как конвейер, так там велик поток пациентов. А в поведении медперсонала к больным, увы, очень часто сквозит отношение к ним как к ходячим покойникам…) Но лечащему хирургу моей мамы, как и подавляющему большинству других докторов в государственных больницах, платят гроши (оклад 2000-3000 рублей в месяц), и он оказывает только тот минимум помощи, который требуется, чтобы больной не "скопытился". То есть в данном случае снимает обострение холецисто-панкреатита или удаляет желчный пузырь, если устранить печеночную колику лекарственным путем не удается. Но, правда, и это делалось не очень активно. Так, врач мне сказал в пятницу, что нужно купить для мамы но-шпу и анальгин в ампулах. Я ответила, что, конечно, куплю и через час принесла лекарства маме. Но не смогла сообщить об этом врачу, так как он уже ушёл домой. Я думала, что он понял, что я эти лекарства, разумеется, принесу. А когда в субботу мама пошла к медсестре узнать, когда же ей будут делать укол, оказалось, что ВРАЧ НИЧЕГО НЕ НАЗНАЧИЛ! Ни но-шпы, ни анальгина, то есть основных средств для снятия болевого синдрома. Видимо, он решил назначить их только тогда, когда их точно принесут, а так как я ему не доложила о покупке лекарств, то он так и не вписал их в лист назначений. Потому что если бы он их назначил, а медсестра не сделала бы инъекции лекарств (которых у них нет), то получилось бы, что она не выполнила указаний врача... А так - проще. Врач не назначил - медсестра не сделала, и никаких нареканий. И это случилось, несмотря на то, что я сказала этому доктору, что я тоже врач... Когда мама дала мне попробовать чай, который носят больным, то даже я, с моей непритязательностью в еде, не стала бы его пить. Он был, наверное, недельной давности. Однажды, накладывая в палате маме повязки на ее послеоперационные ожоги, я случайно уронила на пол рулончик лейкопластыря, после чего его уже нельзя было использовать для перевязки. Я пошла к медсестре в процедурный кабинет, и попросила у нее кусочек лейкопластыря. Та сказала: "А вы думаете, он у нас есть? Вот, всё, что осталось, если вас это устроит - берите". И дала мне малюсенький остаток от рулончика узкого лейкопластыря - сантиметров 10, но мне на раз хватило, на следующий день я принесла свой. А в субботу на ужин в этом отделении дали только стакан чая (того самого) и один кусочек хлеба. И не только тем, кому, как моей маме для стихания обострения холецисто-панкреатита, полагается три дня лечиться голодом. А ВСЕМ больным! В обед мама сдуру съела овсяной каши, которую дали в больничной столовой. И ей снова поплохело. (Хотя я говорила ей, что всё, что надо, в т.ч. и еду, мы принесем из дома!). Врач, когда узнал об этом, сказал нам: "От этой каши и мне бы стало нехорошо. Приносите только домашнее питание". Так что кормежка в клинической больнице, где я весной в самом деле отдохнула, как в санатории, была лучше. Там на ужин всегда давали какую-нибудь кашу, притом съедобную. Собралась было заплатить лечащему врачу, чтобы тот относился более внимательно, но мама резко возразила против этой идеи, полагая, что это ничего не изменит. В какой-то степени она была права. Увы, и деньги, положенные врачу в карман родственниками больного, далеко не всегда побуждают его работать лучше. Ведь у каждого доктора есть достигнутый им уровень квалификации, и выше него он работать не сможет, сколько ему ни заплати. Кроме того, если доктор недобросовестно относится к больным, что зависит уже от человеческих качеств, то опять же - эти качества от оплаты не изменятся... Вот, например, смотрела маму терапевт, к которой ее направил хирург (поскольку у мамы еще есть заболевания сердца и гипертония). Так эта врач ДАЖЕ НЕ РАЗДЕЛА её, не послушала ей ни сердце, ни легкие. И в истории не записала данных объективного обследования, т.е. осмотра. Просто сразу выставила диагноз и всё... Во как - с первого взгляда! Но это еще ничего, а то бывает, что врачи больного не смотрят, но пишут в карточке: "Тоны сердца ритмичные, звонкие, в легких дыхание везикулярное, хрипов нет" и т.д. Встречается и более циничный вариант врачебной халтуры, который моя мама, терапевт с 40-летним стажем, испытала однажды на себе в поликлинике. Ее участковый врач, не зная, что имеет дело с коллегой (на карточке мамы значилось, что она пенсионерка) стала выслушивать ей легкие (а суть этого метода исследования – прослушивание над определенными точками грудной клетки полный вдох и выдох больного с целью установить, нет ли хрипов во время дыхания). Так эта врач переставляла головку стетоскопа с одного места на другое так быстро, что не успела бы услышать не только полный цикл (вдох – выдох), но даже начало вдоха. Она и не слушала, а… имитировала выслушивание легких. Мама сразу поняла это и перестала вообще дышать, задержав дыхание на полминуты. Но врач продолжала "аускультацию", как ни в чем не бывало, попереставляла так стетоскоп еще немного и с удовлетворением сообщила: "В легких всё в порядке". А в это время у мамы как раз было в разгаре обострение хронического бронхита… Единственное, что дает оплата - это более внимательное отношение врача к этому больному, по сравнению с другими больными. Своего рода эквивалент "блата". Раньше, до "перестройки" врачи (недобросовестные) относились с разной степенью заинтересованности к разным больным. К тем, кто мог им чем-то услужить, достать что-то по блату (а уж тем более, если этот больной был "шишкой", т.е. начальником, даже небольшим), они были более внимательными, назначали лучшие лекарства, подсказывали, где их достать, чаще ходили на активные вызовы (если это участковый врач) или чаще заходили в палату (если это врач стационара) и т.д. А к другим, "простым советским людям" такие врачи относились поверхностно и равнодушно. Я это и сама видела, когда работала в поликлинике врачом во время практики, и помню, как работала моя мать и ее коллеги-участковые врачи. Для мамы все больные были просто страдающие люди, у нее не было разделения на "черную" и "белую" кость. С каждым пациентом она возилась столько, сколько было нужно, чтобы качественно его обследовать, поставить диагноз и пролечить. И хотя по нормам Минздрава на прием одного больного в поликлинике отпускалось 6 (!!!) минут, мама с каждым сидела по 15-20 минут, а то и полчаса. Поэтому она заканчивала свой прием, задерживаясь после окончания ее рабочего дня. И к ней шли люди с других участков, зная, что она очень грамотный врач и чуткий человек, который не откажет и примет "не своих" больных. Когда во время "перестройки" прорвался нарыв товарно-денежного обмена (полузадавленного государством, но не преодоленного), – более внимательное отношение врачей стало покупаться за деньги, как любой товар. Остатки блата, правда, тоже сохранились – "своих" и "нужных" больных врачи и сейчас проводят без очереди, достают для них лучшие лекарства и т.д. Но, слава богу, есть и такие доктора, которые как работали раньше, так и работают с каждым больным по максимуму, на который они способны... И их немало. …В воскресенье как раз дежурил мамин лечащий врач, он посмотрел ожог
и сказал, что мазей никаких накладывать не нужно (мы прикладывали ту мазь,
что велела врач, удалявшая лазером опухоль). А надо просто подсушивать
рану крепкой марганцовкой до образования корочки. Но и с марганцовкой вышла
тоже хохма. Рано утром, когда мы с отцом еще не приехали, мама решила сама
себе помазать марганцовкой рану на переносице, но забыла, что в тумбочке
стоит разведенный мной накануне раствор. Спросила у медсестры, а та ей
сказала, что у них в отделении марганцовки нет, потому что... у них не
бывает больных с пролежнями! Это в хирургическом-то отделении...
Думаю, марганцовки в этой больнице нет потому же, почему нет и анальгина, и почему в ней не делают, как оказалось, анализ уровня амилазы в крови (это фермент, выделяемый поджелудочной железой, при остром панкреатите или обострении этот показатель резко повышается и служит одним из признаков, по которым судят о степени тяжести воспаления поджелудочной железы и эффективности проводимого лечения). Когда я спросила, будут ли маме делать этот анализ, врач мне сказал, что они амилазу не делают. И добавил: "Всё равно мы ориентируемся на клиническое течение болезни"... Это из той же серии, что причина отсутствия марганцовки... А вот в клинике мединститута амилазу еще делают, т.к. там еще как-то существует биохимическая лаборатория. Кошелёк – или жизнь А вот еще один эпизод больничной жизни, который мою маму потряс. Он нагляднее всего показывает, что творится в медицине. Сперва поясню то, что не все наши граждане знают, потому что при выдаче страхового полиса системы обязательного медицинского страхования (ОМС) людям не объясняют их права. Согласно закону "О страховой медицине" система ОМС обеспечивает лечение перечня заболеваний, которые установлены Минздравом, бесплатно (т.е. за счет средств страховой компании, которая получает отчисления от зарплаты работающих и имеет средства для лечения каждого застрахованного). В этот перечень включены все экстренные хирургические вмешательства, выполняемые по жизненным показаниям, то есть для спасения жизни человека. Причем у больного есть право выбора медицинского учреждения даже для оказания услуг по обязательному мед. страхованию. Накануне днем по "Скорой" поступила женщина лет 40 с подозрением на аппендицит, ее положили в мамину палату. Прокапали систему, взяли анализы, но лейкоцитоза не было, (хотя он обычно бывает при аппендиците), боли в животе не проходили. Во второй половине дня у нее началось сильное маточное кровотечение. Гинеколог, которую вызвали из гинекологического отделения, находящегося двумя этажами выше, пришла, посмотрела больную и сказала ей: "Чтобы остановить кровотечение вам надо делать диагностическое выскабливание (то же, что и аборт - А.Н.). Но перевести вас отсюда в наше отделение мы не можем, так как вы поступили по "Скорой помощи" с диагнозом "аппендицит" и вас положили в хирургическое отделение. Теперь, чтобы мы вас могли взять к себе, вы должны СХОДИТЬ в вашу женскую консультацию по месту жительства, чтобы вам там дали направление на госпитализацию в наш стационар. А без направления мы вас перевести к себе не можем, потому что кладем экстренных больных только поступивших по "Скорой" в наш дежурный день, а сегодня мы не дежурим по городу. Вы можете уйти отсюда, вызвать "Скорую", и она вас доставит в дежурный гинекологический стационар". (И это говорилось больной, которая истекает кровью! – А.Н.) Когда женщина в ужасе поинтересовалась, нет ли еще какого-то другого пути, ей с готовностью объяснили, что есть: "Вы можете перейти к нам отсюда и пролечиться по хозрасчёту (т.е. просто за деньги – А.Н.). 1900 рублей - с обезболиванием, 1300 - БЕЗ обезболивания". (Этот варварский вариант предусмотрен для тех, у кого может не найтись 600 рублей для анестезии, а хватит только на спасение жизни... – А.Н.) Поскольку женщина, разумеется, была не в состоянии куда-либо идти, а своих прав она не знала (да и если бы знала и начала "качать", едва ли бы это помогло), выхода у нее не было. Она вызвала мужа, тот заплатил деньги в кассу больницы, и больную перевели на четвертый этаж в гинекологический "стационар одного дня", где ей сделали диагностическое выскабливание с обезболиванием и остановили кровотечение. Моя мама, работавшая в начале своей врачебной деятельности гинекологом, глядя на всё это, ужасалась. Правда, в этот же вечер она увидела и пример другого отношения к больным. У другой её сопалатницы, пенсионерки 60 лет, которую привезли с подозрением на желчно-каменную колику, врачам никак не удавалось снять жестокие боли в животе, причем не справа, а слева. Лечащий врач несколько раз подходил к ней, очень внимательно смотрел. Потом назначил повторный рентген. И только тогда обнаружили, что у нее что-то случилось с яичником. Это тоже уже не общехирургическая, а гинекологическая операция. Но этот врач не стал ей предлагать идти на улицу вызывать "Скорую", чтобы та ей отвезла в дежурную больницу. Да она уже и не могла ходить, ее перевозили на каталке. К счастью для больной, этот хирург раньше работал в роддоме и имел большой опыт гинекологичеких хирургических вмешательств. Поэтому больную взяли в операционную. Прооперировали удачно. Оказалось, что у нее была огромная киста на яичнике (скорее всего, доброкачественная опухоль), и ножка кисты перекрутилась вместе с питающими ее сосудами - отсюда упорные ничем не снимаемые боли. И опухоль уже начала омертвевать, что могло привести к перитониту. В общем, врач подошел к делу как профессионал и порядочный человек. Однако на следующий день он вручил пенсионерке длинный список всего, что должны купить её родственники - два вида антибиотика, пять других лекарств, 40 шприцев, две системы и т.д. Но тут уж ему некуда деваться – такие порядки в этой медсанчасти… Лекарств в достаточных количестве и наименованиях нет и в других больницах, даже в клинике мединститута. Но этого мало. Сегодня государство толкает врачей на прямое нарушение клятвы Гиппократа. Все врачи стационаров знают о распоряжении Минздрава (хотя никому его не показывают), запрещающем назначать больным лекарства, которых нет в больничной аптеке, хотя бы они и были в аптеках города. Чиновники запретили врачам не только писать в листах назначений отсутствующие в этой больнице препараты, но даже и говорить больным или их родственникам, мол, купите и принесите такие-то лекарства. Потому что уже были случаи, когда больные, которым врачи говорили всё это по доброте душевной (а точнее, следуя профессиональному долгу), - подавали в суд на врача и на больницу и требовали оплатить им покупку этих лекарств… То есть, фактически запретив врачам лечить теми средствами, какими они считают нужными, государство лишает больных адекватной медицинской помощи. К примеру, мою недавнюю острую пневмонию сначала собирались лечить инъекциями ампициллина – 4 раза в день, т.е. тем, что имелось в отделении. Хотя этот антибиотик один из самых простых в пенициллиновом ряду, и к нему у очень многих микробов выработалась устойчивость. Хорошо, что лечащий врач, мой однокурсник, рекомендовал мне другой, более современный антибиотик – флемоксин в таблетках, которые глотают три раза в день. Тогда-то он и рассказал, что вообще-то им запрещают советовать больным купить лекарства, которых нет в больнице… Но мой однокурсник нарушает этот варварский чиновничий запрет и говорит всем больным, что им нужно приобрести в аптеках города, чтобы он мог им быстрее и надежнее помочь. Так что, в основном, результат лечения сейчас всё же зависит от личных качеств врача. Если он относится к своим пациентам по-человечески, заинтересованно, то всё сделает, как надо. А уж если человечности во враче нет, то при нынешней нищете государственной медицины больным, попавшим к такому врачу, от которого они полностью зависят во время лечения, остаётся только уповать: "чашу эту, господи, мимо пронеси"… Больницы и прочие "кулисы" общества и государства (как и армия, тюрьма) хорошо раскрывают их суть. Потому что в больнице, в армии и тюрьме человек особенно беззащитен и беспомощен. И власть врача, командира и тюремщика особенно показывает, насколько данное государство неконтролируемо низами и всевластно. Очень экономная рыночная экономика Те, кому удалось, уйти из стационара на своих ногах, вполне постигают глубину народной мудрости: "Несмотря на все усилия врачей, больной остался жив". Эта невесёлая шутка, в которой, как водится, только доля шутки, а всё остальное правда, - родилась в начале "перестройки", когда рыночные реформы начали мёртвой петлей душить медицину, как и остальную "социалку". Врачи оказались в ситуации, когда для них стало невозможным оказывать медицинскую помощь в том объеме, в каком они всегда это делали, как учат студентов-медиков. Отчего и как именно это случилось? В те годы я заканчивала мединститут, мы проходили практику в поликлиниках и как раз наблюдали, как менялся механизм финансирования медицины, который потянул за собой всё остальное. В советские времена средства госбюджета, выделявшиеся на медицину, распределялись централизованно: через облздравы и горздравы. Причем расходы на выплату зарплаты врачей, закупку лекарств, медицинского оборудования для больниц и поликлиник, планировались и осуществлялись отдельно. Примерно в 1987-1988 году во всех городах были созданы ТМО (территориальные медицинские образования), каждое из которых включало несколько районных поликлиник - так началось введение "хозрасчёта", создание "конкурентной среды", которые тогда объявлялись средством достижения всеобщего благоденствия. Бюджетные деньги потекли в ТМО, а те переправляли средства в низовые медицинские учреждения. Причем распределение статей расходов было возложено на руководителей поликлиник. Теперь и выдача зарплаты медперсоналу, и оплата лекарств, которые выписывались врачами бесплатно ряду категорий больных (диабетикам, онкологическим, инвалидам, ветеранам и участникам войны и др.), и диагностических исследований, - осуществлялись из одного "котла". Эти же ТМО оплачивали и лечение больных в стационарах по направлениям поликлиник. Таким путем изобретатели этого метода финансирования, рассчитывали улучшить качество медицинской помощи. Эти "светила"-экономисты, лысенки от медицины руководствовались простой, как мычание, рыночной логикой: врачи захотят получать бОльшую зарплату, а для этого они должны будут начать лучше лечить, чтобы больные реже попадали в стационары, меньше получали лекарств и тогда будут оставаться средства на увеличение зарплаты. В общем, решили, что здоровье людей – это что-то вроде сыра, качество которого можно быстро менять в зависимости от способа приготовления. И пребывали в восторженном ожидании, что «невидимая рука рынка» облагородит наше здравоохранение. Продумали всё, кроме одного: каким чудом врачи повысят качество лечения, если остается старое оборудование и прежний не слишком обширный набор лекарств? В итоге получилась абсурдная для любой экономики ситуация, когда врачи, стремясь сэкономить деньги на свою зарплату и премию, не выписывали больным всех нужных лекарств, старались избегать дорогостоящих лечебных процедур и с большой неохотой давали направления на лечение в больнице или обследование в диагностическом центре. А на случай, если найдутся не "просекающие" ситуацию врачи, все такие направления должны были заверяться заместителем главного врача и печатью поликлиники – чтобы их не раздавали "направо и налево" и не возникал "перерасход средств". Так продолжалось около пяти лет. Улучшения качества лечения отчего-то не последовало, кривые заболеваемости и смертности ползли вверх. Тогда социальные экспериментаторы решили попробовать другое средство. (Прямо как том в анекдоте, когда Михаил Сергеевич давал рекомендации птицеводческой ферме, что сделать, чтобы куры перестали дохнуть. Тот посоветовал нарисовать на стенах внутри курятника зеленые треугольники. Сделали – куры всё равно мрут. Пришли – снова спросили. Он тогда велел нарисовать там же желтые квадраты. Куры все сдохли. Сообщили Михаилу Сергеевичу, тот расстроился: "Жалко, у меня еще было много идей…") Обратили с надеждой взоры за границу. И обнаружили там во многих странах
страховую медицину, которая существовала там наряду с платной медициной
как нечто промежуточное между бесплатной (дотируемой из госбюджета) и платной
медициной.
Гладко было на бумаге. Но трудящемуся малоимущему населению России "не повезло" во второй раз, как и с системой ТМО. Как только начали вводить страховую медицину, тут как раз по всей стране начали вставать и закрываться заводы в результате разрыва сложившихся прямых связей и централизованной системы планирования. А после разрушения СССР производство стало падать еще стремительнее. Отчисления предприятий в фонд обязательного медицинского страхования резко сократились. Врачи почти перестали посылать больных на обследования и лечение в больницы, зная, что страховые компании не оплатят эти услуги и поликлиника останется в долгу. Медработникам стали задерживать зарплату. И на практике страховая медицина обернулась платной, хотя и «теневой». Больных вынуждают платить врачу за ту помощь, которую им должны были бы оказать, но на которую не находится средств в фонде ОМС. Делается это по-разному. Например, перед выпиской врач послал мою маму на УЗИ (ультразвуковое исследование) органов брюшной полости, предупредив, что это обследование платное, стоит 160 рублей. Когда мама пришла в кабинет УЗИ-диагностики, ей дали отпечатанный на принтере бланк и попросили расписаться. Мама, привыкшая проверять то, под чем она ставит подпись, прочла: "Я, такая-то, жертвую 160 рублей медсанчасти номер такой-то в порядке оказания благотворительной помощи. Дата, подпись". То есть руководители больницы понимают, что брать деньги за оказание помощи больным, поступившим в порядке экстренной госпитализации, незаконно. Вот и прикрывают свой тыл такими бумажками… Плановые, а не экстренные операции, не оплачиваются из фонда ОМС. И их стоимость составляет неприподъемную для бюджетников, да и для многих рабочих сумму. Поэтому люди, не имеющие средств вовремя сделать операцию, дожидаются, пока их заболевание приведет к экстренной госпитализации, или… не дожидаются. Реформаторы-рыночники, зубрильщики "Экономикса" Макконела и Брю, могут спать спокойно. Теперь у России действительно наконец-то стало всё, как в "цивилизованном мире" – есть нищая медицина для нищего населения, "экономически нецелесообразного", как точно определили это ребята из Тюмени, вышедшие на пикет в защиту разваливающегося на глазах здравоохранения, и бурно развивающаяся сеть частных платных медицинских учреждений – для элитных богатых граждан, чья жизнь здоровье теперь составляют особую ценность общества. Есть и программа ДМС – добровольного медицинского страхования, когда человек платит страховку за дополнительные медицинские услуги, о которых остальным и думать теперь нечего. Каждому – своё… Когда я размышляла о нашем здравоохранении, мне пришло на память одно выражение нашего школьного учителя-биолога. Рассказы об амёбах, дрозофилах и биогеоценозах он часто сопровождал лирическими отступлениями на тему перемен, происходящих в обществе. Это была самая заря "гласности", в газетах все чаще стали мелькать удручающие сообщения. Оказалось, что у нас есть наркоманы, проститутки и число их растет, что партбюрократы живут отдельной от остального населения спецжизнью, молодые женщины выбрасывают на помойку своих новорожденных детей, а подростки собираются в банды и забивают насмерть припозднившихся пожилых прохожих... Обсудив с нами очередной такой случай, наш биолог качал головой и вздыхал: "Что тут сказать. Больное общество…" Наше общество больно рынком. Скрытое и до поры до времени незаметное торгашество разъедало его изнутри, набирало силу, подчиняя себе все сферы жизни. "Всё на продажу понеслось, И что продать - увы - нашлось: В цене все то, что удалось, И спрос не сходит на интриги. Явились всюду чудеса, Рубли раздув как паруса, И рыцарские голоса Смехоподобны, как вериги…" - пел Юрий Визбор еще в 1982-м… Когда же правящая номенклатура КПСС дала рынку зеленый свет и сломала прежнюю политическую систему, неудобную для развития бизнеса, это привело к социальной катастрофе, расслоение общества возросло стократно. Но больна не только наша страна. Весь капиталистический мир поражён эпидемией отчуждения миллионов людей - от власти, средств производства, науки, культуры, друг от друга, от своего разума и самой жизни. Потому что купля-продажа, рынок – ипостаси бытия частной собственности – содержат отчуждение в самой своей основе, в простейшем акте товарно-денежного обмена. На нём покоятся классовые антагонизмы любой капиталистической страны и "цивилизованное" варварство всей современной империалистической системы. Чтобы спасти массовую медицину, охраняющую здоровье и жизнь миллионов
людей, есть только один путь - надо излечить общество от рынка, устроив
жизнь по-новому, по-социалистически: "не прибегая к услугам прославленной
стоимости", как писал когда-то Энгельс. Только, увы, лекарь – организованный
в господствующую политическую силу пролетариат – запаздывает…
|