О себе. Мне 19 лет. Я родился в Эстонии, в Нарве. Сейчас учусь в РГПУ им. Герцена. Факультет социальных наук.

Революционные культы.
Культ революционной личности.

Из всех постреволюционных культов культ личности является, пожалуй, самым сложным для понимания. Под влиянием известных исторических событий некоторые левые предлагают совсем отказаться от него, не использовать в деле революционизирования масс. Однако давайте разберёмся, на сколько культ личности полезен в деле революции, революционного воспитания масс.
Культ личности, как и любой другой культ, является лишь инструментом. В руках революционеров он полезен революции, в руках контры—опасен ей. Отличие между революционным и контрреволюционным культом личности состоит в самом объекте культа. Революционеры пропагандируют, тиражируют, создают культ революционной личности, контрреволюционеры—регрессивной. В деле революционного воспитания масс культ революционной личности просто не заменим. Это можно увидеть на примере Советского Союза.

В СССР создатели системы культа Ульянова-Ленина рассчитывали на то, что эта конкретная историческая личность растворится в сознании человека до внеличностного состояния, до состояния первопредка и до состояния живого воплощения партии, народа и «всего прогрессивного человечества» одновременно («Ленин и сегодня живее всех живых» и «Партия—это Ленин сегодня»). Простой человек, обыватель в результате усиленной пропаганды должен был начать отождествлять себя с умершим вождем для того, чтобы хорошие качества вождя передались ему. Чтобы процесс отождествления проходил легче и быстрее, были созданы всевозможные поучительные истории из жизни вождя на протяжении всей его мифологизированной биографии. Процесс отождествления себя со сверхличностью вождя растягивался на долгие годы, от детства до поздней зрелости. В Советском Союзе этот процесс выглядел так: октябренок, пионер, комсомолец, член партии. Член партии. Той самой партии, которая «Ленин сегодня». Цель достигнута, ты «стал» Лениным, ты стал совершенным.

Такова, возможно, была задумка создателей культа, которой так и не суждено было сбыться. В партию стали зачислять кого попало, процедуры посвящения приобрели чисто формальный характер, скатившись до повседневной обыденности и, погубив, тем самым, великий замысел.
Интересен и другой способ создания культа личности. Это так называемое «самосоздание». Яркий пример—Эрнесто Гевара Линч или Че Гевара. Этот человек создал практически идеальный образ революционера, создал своей жизнью и смертью. Образ этот растиражировали левые всего мира. Казалось бы, что здесь революционеры добились успеха. Однако эта пропаганда не способствовала революционизации масс. Капитализм победил своим излюбленным методом, превратив чегеваровский лик в модный фетиш, делая на его образе большие деньги. Че перевернулся бы в гробу, если б мог.

Возможно, пришло время поднять культ революционной личности на новую высоту. Необходимо перейти от культа конкретной личности к пропаганде сверхличностных качеств. После революции в общественное сознание будет внедрятся букет таких замечательных качеств человеческого характера, как: смелость, сила, красота, молодость, честность, разум, преданность идеалам Революции… Этот список относительных качеств можно продолжать до бесконечности. Культ сверхличностных качеств имеет много преимуществ перед устаревшим культом личности, вождя. Человек, возвеличенный до небес, остается на земле и, в скором времени, люди убеждаются, что он не соответствует созданному образу. Наступает разочарование. А кто видел абстрактного человека, обладающего полным набором идеальных сверхличностных качеств? Никто не видел. Кто знает, как он должен выглядеть? Это знает только создатели культа, да и то приблизительно. Идеал остается идеалом. Никакого разочарования, никакого отката назад. Движение только вперед, к совершенству. Вперед, к Революции!

Революционные культы.
Культ жертвенности.

Любой «острый» знает как тяжело агитировать «овощей». Даже такие простые вещи, как прийти на митинг в защиту их же прав для многих обывателей—непосильная задача. Наиболее частый вопрос, который я слышу от них это: «Зачем ты этим занимаешься?» Под «этим» они имеют в виду агитработу или, как выражаются толерантно-голубоватые политологи и социологи, «выражение активной гражданской позиции». Сначала я активно пытался объяснять «зачем», но потом бросил. Бесполезно. Если человек не понял в первые две минуты, то он «овощ» и дальнейшие объяснения бесполезны.

Лично для меня нет вопроса «зачем?». Собирать подписи, набирать и распространять листовки—это самое меньшее, что может «острый» и, конечно же никакого подвига в этом нет. Чисто психологически ответ на «зачем?» выглядит так.

Сперва тебя привлекают идеи, броские, твердые, как закаленная сталь, лозунги, яркие знамена. Это чисто внешнее. А внутри—тебя привлекает возможность получить ответы на все вопросы, возможность обрести абсолютную, как абсолютный 0, истину, получить тот стержень, что позволит тебе в любой жизненной ситуации держаться прямо, словно генеральная линия партии. Семья дать всё это, как правило, не в состоянии. Да и станешь ли ты воспринимать ответы предложенные людьми, которые тебя не уважают и привыкли тобой командовать? Идея, идеология даёт эти ответы: «На, бери, пользуйся!». Более того, она говорит как тебе действовать сейчас, в настоящий момент.
Но, разумеется, взамен от тебя требуется верность. Верность Идеи, верность однажды выбранному курсу. И, конечно, способность идти на жертвы ради идеологии. Идея нуждается в защите своих интересов, в защите от врагов. А это значит, что своих врагов ты можешь прощать, но врагов Идеи, врагов Революции—никогда. Это аксиома!

Новая истина, что открылась тебе, завораживает. Ты срастаешься с ней. И если это происходит—то всё, обратного пути ты не имеешь. То есть, конечно, и на этом этапе человек может предать, отступится от своих взглядов. Но предав, он умрет духовно, его жизнь станет пустой. Такова расплата за предательство.

Тот же, кто не предал, чисто теоретически в состоянии сделать ещё один, последний шаг. Он в состоянии ради Идеи убить себя. Причем, не просто так, бестолково, но с тем, чтобы твоя смерть принесла Идее наибольшую пользу.

Это, конечно, не значит, что все революционеры до единого должны надеть на себя пояса шахидов и, подражая арабским отморозкам, отправиться взрывать всех, кого они считают врагами Революции. Такой способ борьбы может быть и эффектен, но, как правило, малоэффективен. Но, с другой стороны, приносящий себя в жертву Идее «стоит» выше любого революционно болтающего краснобая, а тем более, тупого «овоща». Я говорю «приносящий себя в жертву», именно потому, что смертник действительно приносит себя в жертву. Только люди, совсем не знакомые с психологией террора, будут истерично кричать: «Ай-ай! Какой ужас! Террорист идет убивать невинных людей!» Ничего подобного. Террорист, а тем более смертник, идет жертвовать собой. Собой во имя идеи. Высший героизм—это когда ты, молодой, красивый, талантливый, жертвуешь жизнь на благо Революции, говоришь смерти «Да!»

Это называется «культ жертвенности», который будет насаждаться в постреволюционном обществе, подобно тому, как сейчас насаждается культ потребления. Вместо рекламы «сникерсов» и «тампаксов» по телеку следует показывать предсмертные интервью шахидов, а вместо тупых сериалов для «всемирной овощной базы»--фильмы о Каляеве и Че Геваре. Только тогда новое поколение перестанет следовать обывательскому адату и сможет создать качественно новое общество.

Сергей Нечаев и «Катехизис революционера»

Передо мной двенадцати листовая тетрадь. В ней так называемый «Катехизис революционера», переписанный от руки. От моей руки. Я переписал его с компьютера, потому что мне было необходимо, чтобы «Катехизис» всегда был под рукой, а распечатать его мне было негде.

Подумать только, моя рука выводила слова, написанные сто с лишним лет назад. Написанные, как сказал Бердяев, «верующим фанатиком, дошедшим до изуверства». Это написано человеком, который «напугал всех». Его зовут Сергей Геннадевич Нечаев.
Он написал этот, единственный в своем роде, документ в 1869 году, а уже в 1871 он был официально опубликован в России, в ходе процесса об убийстве студента Иванова революционным обществом «Топор или народная расправа». Это общеизвестно. Общеизвестна и реакция либерал-революционной интеллигенции. Вся эта «соль нации», краснобаи русской революции поспешили откреститься от Нечаева. Он действительно «напугал всех». Даже бесстрашный бунтарь Бакунин отверг Нечаева. Революционная интеллигенция «купилась» на чудовищную провокацию власти.  Реакционер Достоевский взял «нечаевское дело» за основу своего романа-пасквиля «Бесы», чем опять-таки очень помог официальной пропаганде в деле очернения Нечаева в частности и революционеров вообще.

Почему от Нечаева все так быстро отказались? Да, конечно, он лгал своим товарищам, пытаясь создать миф, говорил, что бежал из Петропавловки, а это было не так. Но, кроме этого, есть еще одна причина. Нечаев сказал то, что другие лишь подразумевали. Он довел психологию революционера до своего логического завершения. Первый же пункт «Катехизиса» начинается со слов: «Революционер—человек обреченный.» Разве можно было говорить так? Конечно, нет. Этой фразой Нечаев разоблачил всю ту романтическую ложь, что плетут идеологи революций для «ловли душ», для привлечения новых адептов. Все кружева их слов о новом обществе, о светлом будущем, про счастье борьбы «за свободу трудового народа» рвутся, как только поизносится фраза: «Революционер—человек обреченный». Эта фраза, кстати, повторяется и в пятом пункте «Катехизиса», где Нечаев пишет о том, что «он (революционер) должен быть готов к смерти» и «должен приучить себя выдерживать пытки». Нечаев будто желает вдолбить эту мысль в головы последователей. «Вы обречены», - говорит он. Но разве он не прав? Разве революционер не обречен сидеть в тюрьмах, в психбольницах? Разве он не обречен быть уничтоженным властью? И только исключительная сила его идеи помогает ему выживать в тяжелейших условиях.

Настоящий революционер, не книжник и болтун, а тот кто ушел в террор, в настоящее революционное действие действительно «разорвал всякую связь с гражданским порядком» (пункт №2), ему не доступны радости «нормальных» людей, вернее они его не удовлетворяют. «Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение—успех революции…» (пункт №6). Нечаев был очень спокойным, рассудительным человеком, совсем не таким, каким он изображен у Достоевского в образе Петра Верховенского. В седьмом пункте Нечаев пишет: «Природа всякого революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность  и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение… Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции». Именно так. Старая христианская заповедь звучит  у него по-новому. Прощай врагов своих, но не прощай врагов революции. Все личное отступает не на второй, а даже на третий или ещё какой-нибудь четвёртый план. Впрочем, так же обстоит дело и с официальными общественными ценностями, моралью, которые революционер призирает и «нравственно для него всё, что способствует торжеству революции» (пункт №4). Действительно, разве революционеры должны придерживаться нравственности обывателей, конформистской морали? Революция вырабатывает  свою мораль, которая не совпадает с так называемыми «общечеловеческими ценностями» (последнее понятие настолько широко, что никогда не поймешь, что за ним скрывается). 

Наряду с бесспорно верными пунктами в «Катехизисе» наблюдаются явные противоречия. Например, пункт №9: «О солидарности революционеров и говорить нечего. В ней вся сила революционного дела. Товарищи—революционеры, стоящие на одинаковой степени революционного понимания и страсти, должны, по возможности, обсуждать все крупные дела вместе и решать их единодушно…» и пункт №10: «У каждого товарища должно быть под рукою несколько революционеров второго и третьего разрядов, то есть не совсем посвященных. На них он должен смотреть, как на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение. Он должен экономически тратить свою часть капитала, стараясь всегда извлечь из него наибольшую пользу. На себя он смотрит, как на капитал, обреченный на трату для торжества революционного дела. Только как на такой капитал, которым он сам и один, без согласия всего товарищества вполне посвященных, распоряжаться не может».  Вот уж действительно, эти два пункта наглядно показывают, как «левое» смыкается с «правым». С одной стороны солидарность, с другой—«революционеры второго и третьего порядка». Четкая иерархия, как у фашистов и,  вместе с тем, «решать единодушно». Явное противоречие, обусловленное, как мне кажется, политической ограниченностью автора, низким уровнем образованности. 

Листаю «Катехизис» дальше. Очень интересен тринадцатый пункт: «Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живет в нем только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Если он может остановиться перед истреблением положения, отношения или какого-либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором - все и все должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в нем родственные, дружеские или любовные отношения; он не революционер, если они могут остановить его руку». Это ещё одно подтверждение «обреченности» революционера. При той организации, что предлагал Нечаев, адепту действительно пришлось бы отказаться от всех посторонних, не способствующих победе революции, отношений. Другое дело, что такая организация так и не была создана. Но к этому я ещё вернусь. 

Идея разделить общество на шесть категорий предвосхитила практику Пол Пота. Согласно этой идее большая часть общества должна быть уничтожена и многих это сбивает с толку. Вся проблема в понятии «общество». Тогда, в России девятнадцатого века, «обществом» называли более или менее образованную часть населения. То есть дворянство, купечество, чиновничество—это все «общество» в нечаевском понимании. В это определение не входит простой народ, крестьяне, чернорабочие. Это видно даже по подзаголовкам «Катехизиса»: «Отношение революционера к обществу» и «Отношение товарищества к народу». То есть Нечаев  предлагал истребить лишь элиту этого «поганого общества». 

Я не собираюсь комментировать весь «Катехизис революционера», иначе это будет похоже на переписывание. Я лишь объясню (как сам понимаю) самые интересные, самые актуальные пункты. Вот, например, ещё один (пункт №20): «Пятая категория - доктринеры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге. Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные головоломныя заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих». Понятно, уважаемые читатели и авторы? Большинство из нас должны погибнуть и лишь немногие станут «настоящими революционерами». Если бы Нечаев жил чуть позже, то он обязательно назвал бы «настоящего революционера» «сверхчеловеком». Пункт №20 был бы хорош, если бы точнее определить этих «доктринеров, конспираторов» и «праздно-глаголющих революционеров». Иначе получается, что все, кто только говорит о революции, о социализме не предпринимая реальных «дел», будут уничтожены. 

Читая «Катехизис», я с удивлением обнаружил, что Нечаев анархист. Пункт №23:
«…Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России».

И пункт №24: «Товарищество поэтому не намерено навязывать народу какую бы то ни было организацию сверху. Будущая организация без сомнения вырабатывается из народного движения и жизни. Но это - дело будущих поколений. Наше дело - страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение». Выходит всё это страшно законспирированное товарищество, по-большевистски дисциплинированная организация создана только для того, чтобы разрушить существующий строй, не навязывая  своей власти?

Вероятно, тут сказалось влияние Бакунина на Нечаева. В итоге в «Катехизисе революционера» создалось органическое сочетание ткачевских и бакунинских идей. Этакий анархо-большевизм! Но у этой анархо-большевистской доктрины оказался один существенный недостаток. Подобную организацию создать Нечаеву не удалось и во многом из-за собственного поведения. Мистификацией и ложью такие организации не создаются.
Впрочем, отдельные недостатки нечаевского «Катехизиса» не отменяют его великого значения. Возможно, что и сам Нечаев не совсем соответствовал всем требованиям своего «Катехизиса». Но идеал, на то и идеал, чтобы к нему стремиться. Придет другое время и будет выработан другой «Катехизис», может быть более гуманный, «Катехизис» созидателя, строителя коммунизма. Но сейчас, в деле разрушения Системы «Катехизис революционера» нужен нам как никогда.

Ваше мнение