«Абсолютное лицемерие и варварство, присущие буржуазной цивилизации, остаются скрытыми от наших глаз, перемещаясь со своей родины, где они предстают в респектабельной форме, в колонии, где разоблачают себя».

(Карл Маркс,
«Будущие результаты британского правления в Индии»,
«Нью-Йорк дэйли трибьюн», 22 января 1853 года).

Утверждение Маркса выразительно и точно. Капитализм всегда действовал в качестве глобальной системы, работающей как в границах национальных государств, так и между ними. Постоянно присутствующая необходимость производить прибыль вытолкнула капитал с его исторической родины - северной Европы - в другие общества. Но, как указывал Маркс, процесс экспансии не стал процессом усреднения: буржуазия, внедряясь в самые разные уголки мира, использует двойные или даже множественные нормы жизни. Эти нормы, которые большинство людей данного общества могли бы назвать минимально приемлемыми (социальная демократия), стали продуктом специфических исторических и материальных условий: они возникли в результате появления государств с устойчивыми институтами, вмешивающимися в экономику, и зарождения политических требований рабочих классов. Но эти исторические условия были в числе тех, которые одновременно породили весьма разные государства и экономики Северной Африки: колониальные государства, возникшие в результате драки за колонии в конце 80-х годов, являются частью того же самого капитализма, который создал буржуазную цивилизацию, иронически приписанную Марксом поздневикторианской Англии. Лицемерие заключается в том, что цивилизация в Европе плюс грабеж, примитивные формы накопления и голод в колониальном мире были частью все тех же царивших либеральных идеалов.

Государства-колонизаторы создали политические каналы, посредством которых африканские общества включились в общую экономику. По многим параметрам это вовлечение может рассматриваться как процесс упрощения, сводящий сложные социальные формы к основным национальным шаблонам: зональность сельскохозяйственного производства, упрощение различных культур собственности и стандартов торговли до «власти вождя» и регулирования рынков; переориентирование местных и дальних торговых сетей на автомобильные и железнодорожные ветки, ведущие к ближайшему порту, в столицу и на таможню. Авторитарный по самой своей природе, этот процесс стандартизации мог быть эффективен только с применением насилия, которое, в свою очередь, порождало как активное, так и пассивное сопротивление, давшее в результате сложное переплетение последствий. Колониализм не реализовал до конца свою внутреннюю страсть к созданию самодостаточных национальных экономик, податливых для схем межнационального капитала, но все-таки вызвал к жизни важный переходный период, который и определил исторические возможности независимости. Несмотря на сильные национально-освободительные движения конца 50-х и 60-х годов, африканские государственные деятели унаследовали политические и экономические образования, форму которым придал колониализм, и неважно, достались им эти образования путем переговоров или в результате вооруженной борьбы.

Постколониальные траектории развития африканских государств оставляют впечатление как разнообразия перемен, так и стойкости движущих сил глобального капитализма в Африке. Его сухожилия крепки, но обладают и гибкостью. В период «развития», от обретения независимости до первого скачка цен на нефть в 1973 году, национальное экономическое планирование, государственные инвестиции в крупных масштабах и иностранный капитал (в форме займов из разных источников или прямых транснациональных инвестиций) вызвали экономический рост (по крайней мере на бумаге). Отрицательные процентные ставки, стимулирующие как чрезмерное заимствование, так и кредитование, преобладали почти все 70-е годы вплоть до второго нефтяного шока в 1979 году. Но 1979-й стал годом радикального изменения глобальной экономической политики, начавшегося с «шока Волькера» (названного по имени Пола Волькера, в то время - председателя Совета управляющих Федерального резерва), когда Соединенные Штаты внезапно резко подняли процентные ставки. Внезапное изменение политики процентных ставок резко увеличило стоимость африканского долга, так как основная часть займов была сделана в долларах. Основная часть новоиспеченных независимых государств была принуждена по меньшей мере 20 лет отрабатывать договоры. С этого момента доступ к финансам стал ключевым политическим механизмом воздействия на население Африки.

Империализм

Хотя Маркс никогда не использовал слово «империализм», этот термин остается ключевой частью любого анализа современного глобального капитализма. Как бы ни изменились, ни переплелись жилы политической власти и накопления с рождения капитализма как глобальной системы, но они по-прежнему соединяют африканские общества со сложной, комбинированной и неравномерной глобальной экономикой, вряд ли идущей на пользу населению Африки. Понятие империализма практически всегда использовалось для точной критики глобальной экономики: чтобы обнаружить несправедливость того, что теперь называют «глобализацией»; осудить агрессивную тактику западных государств; подвернуть исследованию культурное высокомерие и авторитарный характер дискурса, которыми либерализм освящает свой брак со «свободой, равенством, собственностью и Бентамом», то есть, с капитализмом. Понятие империализма полезно также в политической борьбе как способ назвать силы угнетения, действующие на международном уровне, и определить их в качестве целей политического действия.

Слово «империализм» заключает в себе множество различных значений, так что перед его использованием необходимо пояснять, что конкретно имеется в виду. Это слово имеет гораздо более длинную историю, чем его современный соперник «глобализация». Можно различить три принципиальные точки зрения, принимаемые в качестве концепций. Для первой термин «империализм» связан с процессом экспорта капитала из развитых капиталистических экономик в колонии. Вторая акцентируется на экономическом преобладании «ядра» мира-системы в постколониальных регионах мира: пагубное влияние транснациональных корпораций, неравный обмен в торговле и технологическое превосходство. В этом втором смысле неравенство между государствами и внутри межгосударственной системы создает возможность эксплуатации периферии ядром. Наконец, третья считает, что понятие «империализм» относится к доминированию Соединенных Штатов и их вооруженной агрессии против множества постколониальных государств после 1945 г. Можно назвать эти три подхода теориями «экспансионизма», «зависимости» и «империализма янки» соответственно. В каждом из них есть доля правды, но каждый отдельно взятый подход сводит сложность и противоречивость глобального капитализма к единственному пункту. Чтобы выйти за эти рамки, необходимо объединить эти теории в единой глобальной политэкономии капитализма и продемонстрировать необходимость использования понятия «империализм» для изучения современной глобальной ситуации в Африке. Лучший способ сделать это - рассмотреть реально существующие виды накопления.

Три перечисленных точки зрения и политические требования, которые они порождают, вызвали немало споров. Какой стадией капитализма является империализм - первой или последней? Является империализм продуктом монополистического капитализма или «необходимостью» для периферии, как считала Люксембург? И, наконец, достиг ли мир стадии постимпериализма, в которой капитализм уже настолько децентрализован, что у него больше нет «домашнего адреса»? Идея постимпериализма сейчас преобладает. Фред Хэллидей (в эссе, опубликованном в книге «Исторический материализм и глобализация», вышедшей под редакцией М. Руперта и Х. Смита в 2002 г.) демонстрирует ее, предлагая краткий набросок сущности империализма. Эта схема вряд ли выглядит устаревшей, особенно применительно к Африке:

- неумолимая экспансия капитализма как социоэкономической системы в мировом масштабе;

- вынужденно конкурентный, экспансионистский и воинственный характер развитых капиталистических государств;

- присущие капиталистической экспансии неравномерность и воспроизведение в мировых масштабах социоэкономического неравенства;

- создание в мировом масштабе структур неравенства власти и богатства не только в экономической, но и в социальной, политической, юридической и культурной сферах;

порождение тем же самым процессом капиталистической экспансии движений сопротивления и антиимпериалистических движений.

Эти пять пунктов дают схематический набросок смысла понятия «империализм». С началом экспансии мирового империализма процессы, описанные в трех первых пунктах, слились и стали взаимодополняющими. Самый эффективный способ использования термина "империализм" - четкое чувство места в истории и понимание механизма экономической и политической интервенции как части исторического процесса. Тогда понятие империализма становится полезной точкой отсчета для понимания глобальных отношений Африки: структур неравенства, воспроизводимых капиталистической системой как политической, так и экономической власти. Но нельзя забывать, что пересаженные структуры капитализма дали свои побеги в быстро растущих и часто жадных экономических и политических элитах. Высокие слова об освобождении, развитии, модернизации и прогрессе повсюду запачканы накоплением, выступающим в форме алчности и подкупа.

Не подлежит сомнению, что капитализм продолжает свою экспансию вширь и вглубь по всему миру, но его социальные формы отличаются разнообразием и возникают на исторической основе, а не являются производными формами капитализма "метрополии", и не важно, насколько они им вдохновлены. Марксизм дает более глубокий, чем это обычно считается, анализ для понимания процессов капиталистической экспансии, несводимых к сентенции, что Индия (или кто-нибудь еще) видит свое будущее в самом сердце капитала. Динамика империализма разворачивается во взаимодействии с местными формами накопления и политической власти: это и есть глобальное строение капитализма (как назвал это Груфид-Джонс); говорить надо не об уникальности и своеобразии Африки, но о сложности социальных форм накопления в некоторых средах.

Помимо вышесказанного, нельзя игнорировать и разнообразие рыночных процессов, связывающих отдельные общества с глобальными потоками товаров. Сложность капиталистической экспансии требует тщательного подхода. Все более возрастающее внимание к сетевым структурам открывает дорогу плодотворному исследованию глобального капитализма, но при этом одновременно возникает опасность недооценить то, что очевидно любому наблюдателю: постоянную, исторически структурированную концентрацию власти на Западе.

Это означает существенную историческую преемственность распределения глобальной власти между Севером и Югом. Те, кто сомневается в этом, пусть внимательно перечитают слова Маркса, открывающие эту статью, и следующее замечание лорда Янга, министра в тэтчеровском правительстве и бывшего председателя Комитета радио и телеграфа: "Когда вы говорите о взятках вы говорите о том, что в нашей стране [Великобритании] нелегально. Но есть в мире страны, где я бывал, где, как все мы знаем, так делают, и если вы хотите заниматься бизнесом, вы должны это делать."

Международный капитал «оголяется» в постколониальных странах, где сталкивается с населением, недостаточно организованным, чтобы, заставить корпорации считаться с собой. Нередко государства оказываются не в состоянии защитить свое население: иногда из-за выдуманных произвольных «правил игры», установленных элитой для своего самовозвеличивания, иногда потому, что от самих государств остались одни оболочки, давно разграбленные и преданные тлению. Но этот «дикий Запад» охраняется теми же самыми государствами «современного типа», которые играют роль модели для множества программ укрепления общественных институтов, финансируемых Всемирным Банком. Эти богатые государства запустили якобы частные или общественные программы помощи неимущим, чтобы обезопасить процесс накопления и гарантировать высокие прибыли собственных зарубежных компаний. Западные государства (и их учреждения) сделали развивающиеся страны более безопасными и выгодными для международного капитала, в особенности через «систему посредников», регулирующих поток международных финансов к государствам, обремененным долгами.

Распределение неравенства между государствами отражает долгую историю глобального экономического неравенства. Сетевые структуры поддерживают себя через ключевые связи, которые они устанавливают с большими транснациональными фирмами, которые, в свою очередь, поддерживают политические связи со своими «собственными» мощными государствами. Глобальная система государств, совершенно неравных по влиянию и взаимосвязям, внутренне присуща глобальному капитализму, а не является какой-то внешней системой, с которой капиталу приходится считаться. Признание политэкономией неравенства государств должно обязательно сопровождаться признанием не менее важного факта, что политическая власть и политические институты также действуют на различных уровнях, как в границах государств, так и за ними, или усиливая друг друга, или конкурируя между собой за влияние на граждан/субъектов. Например, территориальное распределение безопасности и претензий на независимость необыкновенно усложнились в Демократической Республике Конго как результат коллапса государства и возникновение того, что Даффилд назвал «теневыми экономиками». Ключевой урок здесь заключается в том, что вопреки картинкам, распространяемым СМИ, капитализм «не просто появляется», но что для его появления требуется политическая сила и учреждения, регулирующие его действия: то, что ортодоксальные представители общественных наук окрестили безопасностью и властью закона; то, что Эллен Вудс назвала бы разделением моментов принуждения и отчуждения.

Новые формы накопления

Главная мысль вышеприведенного изложения заключается в том, что использование концепции «империализма» не означает сведения Африки к роли пассивной жертвы западного вторжения. Внутри Африки появились новые формы накопления - результаты социальных отношений в особых местах и их стыковка с внешними сетями торговли и производства. Существуют сложности взаимодействия между властью государства и властью частных экономических структур - взаимодействия, которое меняет свои формы под влиянием как внешних сил, так и народных движений. Последние часто пользуются «языком прав», объявляя о своих правах на использование ресурсов и доступ к ним. Но и внешние силы тоже не застыли на месте. В этом измерении существует сложный набор отношений между империалистическими державами, многосторонними и псевдо-частными организациями. Посреднические финансовые вливания в Африку действуют для поддержания инвестиций «домашних» компаний, которые сами становятся полем битвы. Новые формы накопления порождают новые формы неравенства и дифференциации. Ф. Купер говорил о «комковатой» форме проникновения капитала в Африку, «места, где образуется властный центр , окружены такими, где этого не происходит, одни социальные отношения уплотняются посреди других, распадающихся». Эти плотные узлы накопления не приносят общественного блага. Из этих наблюдений возникает более широкая точка зрения: империализм показывает, что капиталистическое развитие не развивает Африку; на самом деле это история внешнего доминирования и социально вредных и утилитарных форм накопления.

Вот почему понятие империализма важно до сих пор. Для понимания отношений Африки с глобальной экономикой оно дает намного более полезную теоретическую перспективу, чем понятие глобализации. Основанное на критическом подходе, понятие империализма не дает принять утверждение, что буржуазная цивилизация якобы выросла в соответствии со своими самопровозглашаемыми требованиями прогресса и благосостояния. Желающие разработать политику действительного прогресса, развития и благосостояния народа, поступят правильно, если будут применять концепцию империализма и разрабатывать ее дальше, чтобы распознавать как лицемерие идеализма метрополии, так и корыстные разглагольствования о благодетельстве, и выходить с ними на бой.

Перевели Юрий Жиловец и Елена Литвак

Сара Бракинг читает лекции по политике и развитию в Институте политики и менеджмента развития при Манчестерском университете. Она является членом редакционной группы «Обозрения африканской политэкономии», входит в совет консультантов «Демократического аудита Великобритании», «Центра исследования хронической бедности» и «Группы исследования глобальной бедности». В ее научные интересы входит политика, развитие, международная политэкономия и политические перемены в Южной Африке.

Грэхем Харрисон читает лекции по политике в Шеффилдском университете и является членом редакционной группы «Обозрения африканской политэкономии». В настоящее время он заканчивает книгу о Всемирном Банке в Африке и начинает работу о необходимости понятия «империализм» для анализа глобальной политики двадцать первого века.

Настоящая работа является отредактированной версией статьи «Африка, империализм и новые формы накопления» - вводной к специальному выпуску «Обозрения африканской политэкономии» (март 2003 года), посвященному империализму. Ссылки могут быть найдены в оригинальной статье.

При использовании этого материала просим ссылаться на Лефт.ру