7-е марта, суббота

Сегодня вечером получил, наконец, долгожданное письмо – от Берни, моей сестры.
Милая Берни! Я так люблю ее, думаю, она самый замечательный человек на свете. 

Теперь я совершенно уверен, что здешнее начальство вскоре изолирует меня, поскольку с адвокатом мне становится видеться все труднее. Надеюсь, что ошибаюсь, но время покажет.
Есть много причин, по которым мне не хотелось бы расставаться с ребятами как можно дольше; но, если меня все же изолируют – переживем.

Приходил священник, довольно приятный человек. Он упомянул о статье Брендана О'Кахаря в "Айриш Таймс", которую я уже читал на этой неделе. 
Мы обсудили некоторые моменты в статье, которые ему, конечно же, представлялись спорными.

Священник был по-своему приветлив (в той манере, которую усвоил в семинарии), но из стратегических соображений, естественно; внутри у него, должно быть, все кипело – если учесть, что АР/RN15 на днях [28-го февраля]назвала его националистом-коллаборационистом из среднего класса, или чем-то в этом роде (в контексте ситуации).

Я бы сказал, что так оно и есть; всегда сочувствую этим несчастным божьим слугам, противостоящим поневоле бедности, болезням, разврату, смерти и нечеловеческим условиям существования миссии.

Мой вес сегодня – 61 кг. Я не испытываю мук голода и спокойно отношусь ко всему, касающемуся пищи. Однако же, кормят здесь все лучше! Наверное, я отметил это для себя еще во время прошлой голодовки. Но ведь и так много поставлено на карту!

Сегодня мне принесли "Айриш Ньюс". Ничего интересного, потому и принесли. С нетерпением ожидаю завтрашней мессы, хочу увидеться с товарищами, взглянуть на их помолодевшие лица – без бороды, усов и длинных грязных косм.

Одно знаю точно: пронзительный взгляд этих словно стеклянных глаз, это красноречивое свидетельство пережитых испытаний и пыток, не исчезнет никогда, даже если и смягчится со временем.

Интересно, возможно ли хоть когда-нибудь стереть этот взгляд из памяти?

Сегодня к нам присоединился еще один человек. Все новые и новые люди – это придает нам сил.

Прочитал обращение Дженнифер к суду.

[Прослушав приговор, Дженнифер МакКанн сказала: "Я – политический заключенный республиканец, и в настоящее время мой товарищ, Бобби Сэндс, голодает, борясь за мои права."]

Я тронут и горд, что она – мой товарищ.
Вспоминаю о Мэри Дойл, Эллен МакГуган и других узницах Арма. 

Как могу я забыть о них?

Тюремщики смотрят на меня озадаченно. Многие из них (судя по глазам) надеются, что я умру. Если будет необходимо, я окажу им такую услугу, но, Боже мой, что это за идиоты! Оскар Уайльд был о них слишком высокого мнения, как мне кажется.
Могу добавить лишь, что хуже – только начальник тюрьмы. Как показывает мой собственный опыт, чем выше поднимается человек по этой проклятой лестнице, называемой "чин" или "положение", тем ниже он на самом деле падает...

Идет дождь. Мне не холодно, настроение нормальное, и я все еще курю – эпикурейство, конечно, но ведь нет в мире совершенных людей. Да и для здоровья вредно.

Mar dheas anois, Oiche Mhaith16. 

8-е марта, воскресенье

Через несколько часов мне исполнится 27 – потрясающий возраст! Как ни парадоксально, этот день рождения проходит не так уж плохо, возможно, потому, что я свободен духом. Других причин придумать не могу.

Сегодня я посетил мессу и видел ребят без бороды и прочего. Служил священник-американец; я причастился. Один из ребят упал в обморок сразу перед мессой, но теперь с ним все в порядке. Еще одного увезли в военный госпиталь в Масгрейве.

Подобное происходит постоянно.

Мой вес – 60,8 кг, никаких жалоб медицинского плана.

Получил еще одно письмо от своей сестры Берни и ее друга. Ее известия меня поддерживают.
Сегодня принесли "Айриш Ньюс", кое-где попадаются призывы в поддержку голодовки.

Меня осматривал дежурный врач, молодой человек, имени которого я не знал до сих пор. Его зовут доктор Росс. Он и в прошлую голодовку занимался нами.

Доктор Эмерсон, как говорят, заболел гриппом... Доктор Росс, человек хотя и дружелюбный, осматривает, как мне кажется, не только тела своих пациентов, но также и заглядывает в их души.

Кстати, меня еще не приглашали к психиатру. Конечно, это еще впереди, но я не пойду к нему, потому что мое психическое состояние вполне стабильно, может быть, даже стабильнее, чем у него самого.

Я прочитал несколько статей о дикой природе в разных газетах, и сразу же вспомнил свое увлечение орнитологией.

День сегодня был спокойный и светлый, за ним последовал тихий вечер. Как это ни удивительно, но даже глаза и уши заключенного могут различать происходящее снаружи.

Теперь я жду песен жаворонка, ведь весна, наконец, пришла. Как я вслушивался в его голос, когда еще был в Н-5! И наблюдал за парой зябликов, прилетевших в феврале...

Теперь же, лежа уж действительно на смертном одре, я все еще слушаю – даже крики ворон.

9-е марта, понедельник

Сегодня я не писал допоздна. Похолодало.

Приходил отец Мерфи, мы говорили о сложившейся ситуации. Наша беседа ему понравилась, и священник, кажется, ушел просветленным.

К той же теме: получил короткое письмо от отца S.C. из города Трали, графство Керри, и несколько икон Нашей Госпожи Пресвятой Девы.

Это событие не выходит у меня из головы. Возможно, это тот же священник, что читал нам лекцию в Одиннадцатом Отсеке17 несколько лет назад – о праве браться за оружие в борьбе за свободу своего угнетенного и закабаленного народа. Он говорил, в основном, для вновь обращенных, но, тем не менее, его слова нас вдохновили.

Сегодня у меня день рождения, и ребята поют песни в мою честь, да благословит их Бог! Я, по их просьбе, набрался храбрости и выступил с небольшой импровизированной речью, стоя у самой двери камеры.

Написал некоторым своим друзьям, а также Берни и матери.
Чувствую себя хорошо, вес – 60 кг.

Продолжаю думать о Джеймсе Конноли18 и том великом спокойствии и достоинстве, которые он хранил до самого конца, о его мужестве и решительности. Может быть, это некоторое предубеждение с моей стороны, ведь таких, как он – тысячи, однако же Конноли всегда был для меня прекрасным примером.

Я также глубоко уважаю Лиама Меллоуза, и сегодняшнее руководство республиканского движения; доверие к этим людям останется неизменным и несомненным. И, конечно же, герои прошлого и ирландцы настоящего, о которых я не смею забывать - им принадлежит особое место в моей душе.

Я добрался до 27-ми лет, а это уже кое-что. Возможно, мне и суждено умереть, но Республика 1916-го года бессмертна.

Так вперед, к Республике и освобождению нашего народа!

10-е марта, вторник.

День был более или менее нормальный, учитывая мои теперешние обстоятельства. Мой вес- 59.3 кг, медицинских проблем нет. Прочитал несколько поздравлений с днем рождения от родных и от друзей во вчерашней газетте, которую принесли только сегодня. Я также получил сегодня пакет с туалетными принадлежностями.

Священник вечером не приходил; заглянул главный тюремный медик, измерил мне пульс и ушел. Наверное, это позволяет ему чувствовать себя достаточно важной фигурой. 

Из того, что пишут в газетах, я понял (и меня это все больше и больше беспокоит), что в скором времени может быть предпринята попытка нас завалить, подорвать к нам доверие и дискредитировать голодовку, выставив ее так, будто речь идет о нашем "праве на собственную одежду".

Конечно, это ничего не решает, но, если так пойдет дальше (при поддержке высших слоев католической церкви) может серьезно повредить нашей позиции. 
На мой взгляд, нам всеми силами стараются помешать обрести политический статус, или даже условия, напоминающих его, и тем более блокируют наше продвижение на пути к нему.

Причины этого многочисленны и разнообразны, но главный их мотив- желание покончить с революционной борьбой народа. Криминализация республиканских заключенных призвана помочьдостичь этой цели.

Провозглашенное желание этих людей - увидеть лучшие, более человеческие условия в этих Блоках. Но вопрос, который здесь решается - не "гуманитарный"и не имеет прямого отношения к улучшению условий содержания. Это - чисто политический вопрос, и ему можно найти только политическое решение. Это никоим образом не сделает нас, политзаключенных, "элитой", да мы и не стремимся (и никогда не стремились) стать "элитой". 

Мы требуем, чтобы с нами обращались не как с "обычными заключенными"потому, что мы не уголовные преступники. Мы не признаем себя виновными впреступлениях- если только преступлением не является любовь к народу и к своей стране.

Позволили бы англичане немцам, а французы - голландцамоккупировать свою страну? Мы, республиканские заключенные, лучше, чем кто бы то ни было, понимаем участь всех тех, кто лишен свободы. 
Мы не отказываем обычным заключенным в праве пользоваться улучшениями условий содержания, которые мы можем достичь (своей борьбой). 
Ведь и в прошлом все заключенные выигрывали от сопротивления республиканцев в тюрьмах.

Я вспоминаю фениев и Тома Кларка, которые своим несгибаемым сопротивлением сыгралитакую выдающуюся роль в разоблачении"ужасной молчаливой системы" в английских тюрьмах викторианского периода. В каждом десятилетии есть достаточно свидетельств того, как выиграли все заключенные от борьбы заключенных республиканцев.

К несчастью, годы, десятилетия и даже века спустя республиканцам приходится бороться в тюремных застенках, и их сопротивление идет рука об руку с освободительной борьбой по всей Ирландии, за пределами тюрем. 
Многие ирландцы отдали свои жизни в стремлении к этой свободе, и я знаю, что многим это ещё предстоит, включая и меня, - до тех пор, пока эта свобода не будет достигнута.

Я все ещё ожидаю, что меня переведут из этой камеры в пустое крыло и, следовательно, в полную изоляцию. Последние голодавшие были десять дней вместе с ребятами до того, как их переместили. Но тогда они участвовали в грязном протесте и сидели в грязных камерах. Моя камера далека от чистоты, но терпима. Вода всегда холодная. Я не могу рисковать простудой или гриппом. Прошло уже шесть дней с тех пор, как я принял ванну, может быть, больше. Неважно.

Завтра - 11-ый день, и дорога предстоит ещё долгая. Нужно, что бы кто-нибудь написал поэму о том, что такое голодовка. Хотел бы сам, но как же я смогу ее закончить?

 Caithfidh m? a dul mar t? tuirseach ag eir? ormsa.

(Пора идти, я уже устал.)

11-е марта, среда.

Сегодня пришло много-много открыток-поздравлений с днем рождения. 
Некоторые - от людей, которых я не знаю. Особенно меня порадовал набор благословений (числом 50) от госпожи Бернс с Севастополь Стрит. 
Мы все знаем о ней, она никогда нас не забывает, и мы её не забудем, да благословит Господь её доброе сердце.

Я также получил открытку от журналиста Брендана О’Кахиря: написано вдумчиво и искренне, а еще от друга и от одного студента из Америки, которого я не знаю. Приятно все-таки сознавать, что о тебе думают; было и несколько тайно пронесенных писем от моих друзей и товарищей.

Вес все тот же, медицинских жалоб нет. 

Время от времени я испытываю естественное желание поесть, но желание увидеть окончание тягот моих товарищей и освобождение моего народа во много раз сильнее. 

Завтра доктор будет брать анализ крови. Кажется, доктор Росс исчез, и вместо него опять появился доктор Эмерсон…

Опять-таки, сегодня не происходило ничего такого из ряда вон выходящего, кроме того, что утром я принял ванну. Я также думал о своих родных и надеюсь, что они не страдают слишком сильно.

Попытался вспомнить цитату из Джейма Коннолли сегодня, и мне стыдно, что так и не смог этого сделать, но я перефразирую те несколько строчек, которые помню.

Там было примерно так: человек, переполненный энтузиазмом (или патриотизмом) в отношении своей страны, который, тем не менее, ходит по улицам среди своего народа, видит его деградацию, нищету и страдания, и (несмотря на весь свой пафос) ничего не предпринимает, по-моему человек ненастоящий. 
Ирландия без своего народа – всего лишь камни и песок.

Возможно, ужасающая нищета Дублина 1913 года19[1] сегодня уже и не сущетвует, но все же, если сравнивать то положение с сегодняшним стандартом жизненного уровня в других странах, можно сказать, что вряд ли что-то кардинально изменилось - как на Севере, так и на Юге. 
Лишь одно и в самом деле осталось неизменно -это экономическое, культурное и политическое угнетение все того же ирландского народа…

Хотя на Севере не более 100.000 безработных, их жалкая зарплата должна быть укором тем, кто наживается на крови, поте и слезах народа – привилегированному классу капиталистов.

Полное равенство и братство не могут и никогда не смогут быть достигнуты, пока эти паразиты будут править и распоряжаться жизнью нации. Не может быть равенства в обществе, которое построено на экономическом и политическом болоте, в котором выживает и добивается своего только сильнейший. 
Сравните условия жизни, привычки, благосостояние всех этих политических проходимцев (которые якобы беспокоятся о нас, народе) с жизнью лишенных всего и угнетенных…

Взгляните на их жизнь из будущего – оно посмеется над вами. И все же наша извечная слепота никак не пройдет. В Н-блоках не существует роскоши, но здесь обитает подлинное беспокойство об ирландском народе.

12-е марта, четверг.

Сегодня вечером заходил отец Тонер и принес мне несколько религиозных журналов. 

Мой вес - 58.75 кг. Анализ крови мне так и не сделали – сказали, теперь уже на следующей неделе, в комплексе с другими.

Я очень устал сегодня, чувствовал слабость после обеда и весь вечер. Я слабею, и знаю это – чего и следовало ожидать. Но все в порядке, газеты мне все еще приносят, но в них ничего нет ничего такого, что могло бы меня ободрить. Однако и это я предвидел, поэтому полагаюсь только на собственную интуицию. 

Получил три записки от товарищей из Арма, да благословит их Господь ещё раз.

Сегодня я услышал обьявление о том, что Фрэнк Хьюс присоединится к моей акции протеста в субботу. Я очень уважаю Фрэнка, восхищаюсь им и верю в него; я чувствую, что не одинок. Как могу я быть одинок - с такими товарищами вокруг меня, и в Арма, и на свободе!

Я думал о товарищах в Портлыше20[2]; условия для визитов там бесчеловечные. Без сомнений, эта адская дыра в свое время тоже взорвется. Я сам надеюсь, что этого не произойдет – в прямом смысле слова -но "сочувствие" Хоги к заключенным там не отличается от британского лицемерия на Севере и в английских тюрьмах.

Я пришел к пониманию ужасной судьбы и мучений, преследовавших до самогоконца Фрэнка Стагга и Майкла Гохана; и с каждым днем осознаю это все глубже, и с великой грустью.
Возможно - да так оно и есть! - мне повезло больше, чем двум этим бедным товарищам, оказавшимся в окружении без соратников и даже без капли сочувствия. 
Они лишены были последнего утешения - умереть в родной стране. Ирландцы, одинокие, в беспощадных уродливых руках мстительного, бессердечного врага… Боже мой, мне так повезло по сравнению с ними!

В моем разуме обитают стихи – конечно же, о наших голодовках и МакСуини, и обо всем том, что вызвала в моем сердце и душе эта акция протеста; но вот усталость медленно охватывает меня, и, хотя мысль моя горит желанием, тело ленится, так что я решил направить всю свою энергию и весь свой дух на укрепление своего противления.

Это - самое главное. Ничто иное больше не имеет значения, кроме этой постоянно напоминающей о себе мысли: "Никогда не сдавайся!" Как бы ни было плохо, черно, больно, до смерти больно, - "никогда не сдавайся", "никогда не отчаивайся", "никогда не теряй надежды". 

Пусть эти подонки издеваются над тобой, сколько захотят, пусть ухмыляются и измываютя, пусть они продолжают унижать тебя, лишать самого необходимого, пусть они упорствуют в своей жестокости, и пусть творят свои мелкие пакости, пусть они смеются сегодня, - ибо все это больше не имеет значения. На эти провокации не стоит отвечать.

Я принимаю вызов лишь того зверства, которое называется Н-блоками. Но не злорадство, подобное тому, что проявляют они, не такие же точно издевательства станут моим ответом, но освобождение моего народа, его торжество и его окончательная победа над угнетателями.

13-е марта, пятница

Я не суеверен, так что сегодня – обыкновенный день... Чувствую себя хорошо, вес – 58.5 кг. Не очень устал, только спина немного побаливает – от долгого сидения на кровати.

"Айриш Ньюс" мне сегодня не принесли – думаю, что происходит нечто, от меня скрываемое, но это совершенно все равно.

Приходил отец Мерфи, пробыл несколько минут и ушел.
Тюремщики сегодня осматривали мою камеру – в то время как я выходил за водой. Они все время что-то высматривают.

Слышал новость, что несколько человек были избиты во время смены в крыле. 
Здесь же все по-прежнему.

Шон МакКенна [бывший участник голодовки] снова переведен в Н-4; его состояние, конечно, еще не совсем стабильно, но он жив и поправляется, и, надеюсь, восстановится полностью.

Mh?scail m? leis an gealbh?in ar maidin agus an t-aon smaointe amh?in i mo cheann - seo chugat l? eile a Roibeard. Cuireann ? sin amhran a scr?obh m?; bhfad ? shin i nd?il domsa. 

Seo ? cib ? ar bith. 

D' ?irigh m? ar maidin mar a th?inig an coimhe?d?ir, 
Bhuail s? mo dhoras go trom's gan labhairt. 
Dhearc m? ar na ballai, 'S sh?l m? nach raibh m? beo, 
Tch?tear nach n-imeoidh an t-iffrean seo go deo. 
D'oscail an doras 's n?or druideadh ? go ci?in, 
Ach ba chuma ar bith mar nach raibheamar in?r suan. 
Chuala m? ?an 's ni fhaca m? geal an lae, 
Is mian m?r liom go raibh me go doimhin foai, 
Ca bhfuil mo smaointi ar laethe a chuaigh romhainn, 
S c? bhfuil an tsaol a smaoin m? abh? sa domhain, 
Ni chluintear mo bh?ic, 's n? fheictear mar a rith mo dheor, 
Nuair a thigeann ar l? aith?ocfaidh m? iad go mor. 

Canaim ? sin leis an phort Siun N? Dhuibir.

(Проснулся сегодня утром от чириканья воробьев и с единственной мыслью в голове: вот тебе и еще один день, Роберт. На память пришли слова песни, написанной мною давным-давно.

Вот она:

Утром, замком громыхая,

Явился тюремщик ко мне.

Он не сказал ни слова,
И думал я, словно во сне,
Что никому не выжить 
В этом аду – и не мне.

И никого из нас
Грохот дверной не встревожил;
И слышал я песню птицы,
Но солнца рассвета не видел,
Будто лежал погребенным
В недрах родной земли.

Где же вы, о, мои мысли,
Мысли о днях ушедших?
И где же ты, жизнь большая,
Что светлый мир наполняешь?
Стоят в глазах моих слезы,
И крики мои неслышны,

Но время придет однажды –
За все заплатите вы!211 )

Bh? na hein?n? ag ceili?racht inni?. Chaith ceann de na buachaill? ar?n amach as an fhuinneog, ar a leghad bh? duine ?igin ag ithe. Uaigneach abh? m? ar feadh tamaill ar tr?thn?na beag inni? ag ?isteacht leis na pr?ach?in ag scread?il agus ag teacht abhaile daobhtha. D? gcluinfinn an fhuiseog ?lainn, brisfeadh s? mo chro?. 

Anois mar a scr?obhaim t? an corrcrothar ag caoineadh mar a th?ann siad tharam. Is maith liom na hein?n?. 

Bhuel caithfidh m? a dul mar m? scr?obhain n?os m? ar na hein?n? seo beidh mo dheora ag rith 's rachaidh mo smaointi ar ais chuig, an t-am nuair abh? m? ?g?nach, b'iad na laennta agus iad imithe go deo anois, ach thaitin siad liom agus ar a laghad n?l dearmad de?nta agam orthu, ta siad i mo chro? -- o?che mhaith anois

(Сегодня пели птицы. Кто-то из ребят бросал хлебные крошки из окна – хоть кто-то здесь ест!

Вечером мне было одиноко; слушал крики ворон, возвращающихся домой. Услышь я сейчас прекрасный голос жаворонка, сердце мое было бы разбито. Пишу, а надо мной печально кричит кроншнеп.

Что ж, пора идти, потому что если я хоть немного еще напишу о птицах, то заплачу. Эти мысли возвращают меня ко времени, когда я был моложе...

Эти дни наступили и прошли теперь уже безвозвратно, но мне приятно вспоминать о них. Они всегда будут со мной, в моем сердце.

А теперь – спокойной ночи.)

14-е марта, суббота

Вот и еще один скучный, безо всяких событий день позади.
Мой вес – 58.25 кг, никаких проблем со здоровьем. Читаю газеты, в них много всякой ерунды.

К чаю сегодня были пирог и фасоль; возможно, голод и разжигает мое воображение, но не преувеличиваю – огромная порция, так что чуть с тарелки не сыпалось.

Говори я об этом ребятам постоянно, они бы забеспокоились обо мне, но на самом деле все в порядке.

Выглядела эта порция весьма соблазнительно (ведь я – тоже человек), так что, когда ее унесли, я вздохнул с облегчением.
Я бы ни за что к ней не притронулся, но и есть уж очень хотелось. Глупости! Даже если бы еда сама полезла мне в рот, я не раскрыл бы его.

Хотел написать еще кое о чем, но это подождет.

С нетерпением ожидаю встречи с ребятами на завтрашней мессе, ведь совершенно неизвестно, увижу ли я их когда-нибудь снова.

Выкурил несколько сигарет; в смысле их добычи мы все же несокрушимы. Если бы только тюремщики знали хоть половину из всего, что мы делали!

Изобретательность политических22 безгранична; чем строже режим, тем сообразительней мы становимся. Когда-нибудь они это поймут.

Обращаясь к тебе лично, Лиам Ог [псевдоним "связного" Бобби Сэндса в Республиканском движении], я хотел бы поблагодарить тебя за исключительное трудолюбие и сказать, что восхищен тобой и всеми республиканцами за стенами этой тюрьмы; ты проделал великую работу для заключенных в Арма и Н-блоков и для всего нашего сопротивления в целом.

Слова одного здравомыслящего человека навсегда стали для меня уроком: каждый, будь то республиканец или враг, должен исполнить свою роль, и нет ролей главных или второстепенных, а что бы внести свой вклад в историю, возраст не важен.

Сделать же нужно столько, что сил малочисленной группы избранных будет недостаточно: достижение, установление и поддержание Социалистической Республики – дело всего ирландского народа, и лишь тяжелый труд и самопожертвование могут помочь в этом нам всем.

Так что, mochara23, я благодарю вас за все, и думаю, многие последуют вашему примеру; я горжусь знакомством с вами, и еще больше – тем, что могу называть вас своими товарищами и друзьями.

В конце отмечу, что тюремщики сегодня особенно сильно громыхали дверями камер, и в особенности – моей.

Возможно, это хороший знак, поскольку психология этих людей прозрачна: они мстительны и откровенно злобны. Я счастлив, что во мне этого нет.
Что ж, пора отдыхать; сегодня трудно было расчесывать волосы после ванны.

So venceremos, beidh bua againn eigin la eigin. Sealadaigh abu. 

(Venceremos, когда-нибудь придет день нашей победы. 

Да здравствует ИРА!)