Джон Беллами Фостер

ИМПЕРИАЛИЗМ И «ИМПЕРИЯ»

“Monthly Review”, декабрь 2001.

Эта статья основывается на докладе о книге Иштвана Месароша «Социализм или варварство» на Брехтовском форуме в Нью-Йорке 14 октября 2001 г.

Немногим меньше месяца назад, еще до 11 сентября, массовое выступление против капиталистической глобализации, начавшееся в Сиэтле в ноябре 1999 года и все еще накапливающее силы, как в Генуе 2001 года, показало противоречия системы с такой силой, как никогда ранее за многие годы. Но своеобразная природа этого выступления состояла в том, что концепция империализма была фактически предана забвению даже среди левых и заменена концепцией глобализации, провозглашающей, что исчезли некоторые худшие формы международной эксплуатации и конкуренции.

Растущая популярность понятия глобализации среди левых, не менее привлекательной и для правящих кругов, если судить по вниманию, уделяемому ей в СМИ, подтверждается на примере новой книги Майкла Хардта и Антонио Негри под названием «Империя» («Empire”). Опубликованная в прошлом году в «Harvard University Press”, эта книга была удостоена похвалы в таких изданиях, как «The New York Times” (в колонке редактора), журналах «Time” и «London Observer”. Хардт в качестве гостя появился на шоу Чарли Роуза. Основное утверждение книги - под влиянием информационной революции мировой рынок глобализируется, несмотря на попытки национальных государств помешать этому. Суверенитет национального государства размывается, и оно замещается новой возникающей глобальной властью или «Империей», рождающейся из «серии национальных и наднациональных организмов, объединенных единой логикой правления», без ясной международной иерархии (с. xii).

Соображения места не позволяют мне рассмотреть все аспекты приведенных здесь утверждений. Я прокомментирую только одно: предполагаемое исчезновение империализма. Термин «империя» в анализе Хардта и Негри относится не к империалистическому господству центра над периферией, но к всепоглощающей сущности, не имеющей территориальных ограничений. В период его расцвета, как они утверждают, «империализм был расширением суверенитета европейского национального государства за пределы его границ» (с. xii). Империализм или колониализм в этом смысле сейчас мертв. Но Хардт и Негри также провозглашают смерть нового колониализма – экономического доминирования и эксплуатации, осуществляемых индустриальными державами без прямого политического контроля. Они настаивают, что все формы империализма, поскольку они представляют собой оформление гомогенизирующих сил мирового рынка, обречены на смерть самим рынком. Поэтому Империя является одновременно «постколониальной и постимпериалистической» (c. 9). «Империализм – это машина глобальной неоднородности, соединения, регулирования и территориализации потоков капитала, блокирующая одни потоки и разрешающая другие. Мировой рынок, наоборот, предполагает однородное пространство нерегулируемых и детерриториализированных потоков… империализм стал бы смертью капитала, если бы не был исчерпан. Полная реализация мирового рынка с необходимостью предполагает конец империализма» (с. 333).

Понятия «центр» и «периферия», как затем отмечают авторы, сейчас бесполезны. «Из-за децентрализации производства и консолидации мирового рынка, международное разделение и потоки труда столь искривлены и умножены, что невозможно более разделять такие большие географические зоны, как центр и периферия, Север и Юг». Не существует «сущностного различия» между Соединенными Штатами и Бразилией, Британией и Индией, есть «только относительное различие» (с. 335). (1)

Исчезло и представление об американском империализме как центральной силе современного мира. «Ни Соединенные Штаты, и никакое другое отдельное национальное государство не может быть центром империалистического проекта сегодня. Империализму пришел конец. Ни одно государство не может быть ведущим в том виде, как были европейские государства» (с. xiii – xiv). «Война во Вьетнаме, - утверждают Хардт и Негри, - может рассматриваться как финальный момент в империалистической тенденции и точка перехода к новому режиму Конституции» (с. 178 – 179). Этот переход к новому глобальному конституционалистскому режиму демонстрируется войной в Заливе, в ходе которой Соединенные Штаты стали «единственной силой, способной отстаивать международную справедливость не во имя своих национальных мотивов, но глобального права…Американская международная политика защищает не империалистические интересы, а имперские [то есть, интересы детерриториализированной Империи]. В этом смысле война в Заливе действительно стала рождением нового мирового порядка, как и провозглашал Джордж Буш» (с. 180).

Империя, имя, которое они дают этому новому мировому порядку, - это продукт борьбы за суверенитет и конституционализм на глобальном уровне в век, когда стал возможен новый глобальный джефферсонизм, - экспансия американской конституционной формы в мировом масштабе. Авторы осуждают локальную борьбу против Империи, веря, что теперь возможна борьба только против формы, которую примет глобализация, - и согласно которой Империя будет действовать согласно ее обещаниям «осуществления глобальной экспансии внутреннего американского конституционного проекта» (с. 182). Их аргументы поддерживают усилия «масс противостоять Империи», то есть борьбу масс (multitudes) за возможность стать автономным политическим субъектом, которая, по их мнению, может происходить только в «онтологических условиях, представляемых Империей» (с. 407).

Таковы на сегодня наиболее модные взгляды. Теперь я хотел бы перейти к совершенно немодным. В отличие от «Империи», новая книга Иштвана Месароша «Социализм или варварство» («Socialism or Barbarism”), выражающая взгляды, которые во многих отношениях являются верхом непопулярности даже среди левых.(2) Вместо того, чтобы объявлять приход нового универсализма, потенциально рождающегося из процесса капиталистической глобализации, если только он примет правильную форму, Месарош утверждает, что сохранение системы доминирования капитала гарантирует совершенно обратное: «Несмотря на проводимую им в жизнь «глобализацию», неисправимо чудовищная система капитала структурно несовместима с универсальностью в любом осмысленном значении этого слова… не может быть универсальности в мире без реального равенства» (с. 10 – 11).

Для Месароша власть капитала лучше всего объясняется как процесс социального метаболизма сродни происходящему в живом организме. Он подходит к нему как к воплощению сложного набора отношений. Чего бы ни добивался капитализм в рамках «горизонтального» освобождения, все это отрицается доминирующим «вертикальным» порядком, всегда играющим ключевую роль. Этот первостепенный антагонизм означает, что «система капитала явственно соединяется в подобную джунглям систему противоречий, которыми можно более или менее успешно управлять, но никогда – разрешить» (с. 13). К принципиально неразрешимым в рамках капитализма относятся противоречия между: 1) производством и контролем над ним; 2) производством и потреблением; 3) конкуренцией и монополией; 4) развитием и недоразвитием (центром и периферией); 5) мировой экономической экспансией и капиталистической конкуренцией; 6) накоплением и кризисом; 7) производством и разрушением; 8) властью над трудом и зависимостью от труда; 9) занятостью и безработицей; 10) экономическим ростом и разрушением окружающей среды.(3)  «Совершенно немыслимо преодолеть хотя бы одно из этих противоречий, - отмечает Месарош, - не говоря уже о об их неразрывной системе, без утверждения радикальной альтернативы капиталистическому способу социального метаболического контроля» (с. 13 – 14).

Согласно его анализу, период исторического доминирования капитализма сейчас закончился. Капитализм распространился на весь мир, но в большинстве мест возникли только анклавы капитала. Теперь невозможно существование мира, «догоняющего» экономически развитые капиталистические страны, или даже устойчивые экономические и социальные улучшения на периферии. Условия жизни подавляющего большинства трудящихся ухудшаются во всем мире. Продолжительный структурный кризис системы, начавшийся в 1970-х гг., не дает капиталу возможности эффективно разрешать эти противоречия, даже временно. Внешняя поддержка, осуществляемая государством, уже не способна дать системе новый заряд энергии. Таким образом, все яснее становится «разрушительная неконтролируемость» капитала, разрушение им существующих социальных отношений и неспособность найти им устойчивой замены (с. 19, 61).

В основе аргументов Месароша лежит утверждение, что мы живем в «потенциально наиболее смертоносной фазе империализма» (такое название носит вторая глава его книги). Империализм, по его мнению, может быть разделен на три исторические фазы: 1) ранне-капиталистический колониализм; 2) классическая фаза империализма, описанная Лениным; 3) глобальный гегемониальный империализм с США в качестве доминирующей силы. Третья фаза начала утверждаться во время Второй Мировой войны, но «откровенно заявила о себе» с началом роста структурного кризиса системы капитала в 1970-х гг. (с. 51).

В отличие от многих аналитиков, Месарош утверждает, что американская гегемония не закончилась в 1970-х гг., хотя к 1970 г. США переживали относительный экономический упадок по отношению к ведущим капиталистическим государством в сравнении с 1950-ми гг. Скорее, к 1970-м гг., начиная с прекращения обеспечения доллара золотом (при Никсоне), относится первая осознанная попытка части американских правящих классов достичь глобального преимущества в экономической, военной и политической сферах – утвердить себя в качестве суррогатного глобального правительства.

Как настаивает Месарош, на текущей стадии глобального развития капитала «уже невозможно не признать существования фундаментальных противоречий и структурного ограничения системы. Это структурное ограничение проявляется в неспособности капитала образовать [глобальное] государство системы капитала как такового, которое увенчало бы его транснациональные устремления и существующие формы». Вот та ситуация, в которой «Соединенные Штаты, проявляя опасные наклонности, связанные с самонадеянным присвоением роли такого [всемирного] государства системы капитала, подчиняя себе, всеми возможными средствами, своих соперников» вступают на мировую арену как сила наиболее приближенная к «государству системы капитала» (с. 28 – 29).

Но Соединенные Штаты, хотя они и смогли приостановить падение своей экономики относительно ведущих капиталистических государств, не способны добиться достаточного экономического доминирования и, таким образом, управлять мировой системой – она остается неуправляемой в любом случае. И поэтому они пытаются использовать свою огромную военную мощь, что добиться глобального преимущества. (4) «То, что сегодня стоит на весах», по мнению Месароша, -

это не контроль над какой-либо частью планеты – безразлично, насколько большой – который терпел бы существование более слабых, но независимых соперников. Нет, речь идет о тотальном контроле над всей планетой одной экономической и военной сверхдержавы-гегемона. О контроле любыми средствами, находящимися в ее распоряжении, даже предельно авторитарными и, если нужно, военными. Вот чего требует конечная рациональность глобально развитого капитала в его тщетных попытках поставить под контроль свои неискоренимые противоречия. Проблема в том, что эта рациональность – это слово можно писать без кавычек, поскольку она полностью соответствует логике капитала на текущей исторической стадии его глобального развития – представляет собой и предельную историческую иррациональность, включая нацистскую идею мирового господства, потому что речь идет об условиях, необходимых для выживания человечества (с. 37 – 38).

Утверждение, что современный империализм, представленный прежде всего Соединенными Штатами, каким-то образом уменьшился из-за отсутствия прямого политического управления зарубежными территориями, свидетельствует о неспособности понять стоящие перед нами проблемы. Как отмечает Месарош, европейский колониализм захватил только малую часть территории периферии. Средства сейчас изменились, но глобальные достижения империализма даже значительнее. США сейчас оккупируют в форме военных баз зарубежные территории шестидесяти девяти стран, и это число продолжает расти. Более того, «увеличение разрушительной силы боевого арсенала – особенно катастрофического потенциала воздушного оружия – в какой-то мере модифицировало формы империалистического диктата над странами, которые должны быть подчинены [наземные операции и прямая оккупация больше не нужны], но не их суть.” (с. 40).

С распадом Советского Союза и концом «холодной войны» у империализма возникла необходимость в новых формах маскировки. Старые юридические оправдания времен «холодной войны» больше не срабатывают. Саддам Хуссейн, замечает Месарош, обеспечил новые оправдания, но только временно. Даже тогда Соединенные Штаты были вынуждены представить свое нападение под маской общего союза в интересах глобальной справедливости, хотя они выступали и как судья, и как палач.

Среди тревожных тенденций, отмечаемых в книге «Социализм или варварство» можно назвать: чудовищные потери среди иракского гражданского населения во время войны в Ираке и смерть более полумиллиона детей вследствие санкций, вызванных войной; нападение на Балканы и их оккупацию; экспансию НАТО на Восток; новую американскую политику, использующую НАТО как агрессивную военную силу, замещающую ООН; усилия США по дальнейшему подрыву деятельности ООН; бомбардировку китайского посольства в Белграде; укрепление японско-американского Соглашения по безопасности, нацеленного против Китая; выработка США агрессивных военных установок в отношении Китая, рассматриваемого в качестве зарождающейся сверхдержавы-соперника. С точки зрения долговременных тенденций нельзя гарантировать даже сохранения нынешней кажущейся гармонии между Соединенными Штатами и Европейским Союзом, поскольку США неумолимо следуют своему курсу на глобальное доминирование. Эта проблема не имеет решения в рамках системы на нынешней стадии развития капитала. Как отмечает Месарош, глобализация сделала глобальное государство императивом капитала, но неотъемлемые черты, присущие его социальному метаболическому процессу, требующие множественности капиталов, делают эту задачу невыполнимой. «Потенциально наиболее смертоносная фаза империализма» скатывается в замкнутый круг варварства и разрушения, порождаемый создаваемыми ею условиями.

Как эти два взгляда на глобализацию/империализм – крайне модный, заявляющий о рождении глобального суверенитета (называемого «Империей») и совершенно непопулярный взгляд, подчеркивающий «потенциально наибольшую смертоносность нынешней фазы империализма» - выглядят теперь, после событий 11 сентября и начатой с Афганистана глобальной войны против терроризма?

Казалось бы, можно сказать, что анализ «Империи» подкрепляется этими событиями, поскольку не национальное государство, а международные террористы из-за пределов Империи, бросили вызов рождающейся системе глобального суверенитета. В рамках этой точки зрения Соединенные Штаты в Афганистане можно рассматривать как осуществляющие деятельность «мирового полицейского» «не во имя своих национальных мотивов, но глобального права» - как Хардт и Негри объясняли действия США во время войны в Заливе. В большей или меньшей мере так объясняет свои действия и сам Вашингтон.

«Социализм или варварство», однако, предполагает совершенно иную интерпретацию, согласно которой американский империализм является центральным звеном террористического кризиса. Согласно этой точке зрения, террористические атаки на Всемирный торговый центр и Пентагон имели своей целью не глобальный суверенитет или цивилизацию (ведь это была не штаб-квартира ООН в Нью-Йорке), и, тем более, не свободу и демократию, как это провозглашают США, а символы американской военной мощи, и, таким образом, американской глобальной власти. Хотя эти террористические акты невозможно оправдать ни в каком смысле, они несомненно связаны с долгой историей американского империализма и стремлением США установить глобальную гегемонию – в частности, с историей интервенций на Ближний Восток. Более того, США ответили не процессом глобального конституционализма, и не в форме всего лишь полицейской акции, но империалистически, путем односторонне провозглашенной войны против международного терроризма и использования своей военной машины против правительства Талибана в Афганистане.

В Афганистане американская армия пытается уничтожить террористические силы, в создании которых когда-то сама принимала участие. Будучи далекими от того, чтобы придерживаться своих конституционных принципов на международной арене, США долгое время помогали террористическим группам, если это приносило пользу их империалистическим замыслам, и сами занимались государственным терроризмом, убивая гражданское население. Новая война против терроризма, как провозглашает Вашингтон, предполагает американские военные интервенции в многие страны помимо Афганистана, - Ирак, Сирия, Судан, Ливия, Индонезия, Малайзия и Филиппины сейчас рассматриваются как возможные цели для будущих интервенций.

Все это в сочетании со всемирным экономическим спадом и ростом репрессий в ведущих капиталистических государствах показывает, что «разрушительная неконтролируемость» капитала налицо. Империализм, в процессе препятствования самостоятельному развитию – то есть в увековечивании отсталости на периферии, породил терроризм, затронувший ведущие капиталистические государства, создавая спираль разрушения без видимого конца.
Поскольку глобальное правительство невозможно в условиях капитализма, но необходимо во все более глобализирующейся реальности современности, система, как настаивает Месарош, брошена в пучину «крайне жестокой власти одного империалистического государства над всем миром на постоянной основе, …абсурдный и неустойчивый путь развития мирового порядка» (с. 73).

Десять лет назад, рассматривая войну в Заливе, редакторы Monthly Review Гарри Магдофф и Пол Суизи, отмечали:
«Соединенные Штаты, кажется, встали на курс со смертельно опасными последствиями для всего мира. Изменение – это единственный бесспорный закон вселенной. Его нельзя остановить. Если удерживать общества [периферии капиталистического мира] от решения их проблем их же способами, они не решат их и способами, которые диктуют им другие. И если они не могут двигаться вперед, они обязательно будут двигаться назад. Именно это происходит сейчас в значительной части мира, и Соединенные Штаты, сильнейшее государство с неограниченными средствами насилия и правом им распоряжаться, кажется, говорят другим, что их судьба – принимать боль жестокого разрушения.

Альфред Норт Уайтхед, один из величайших мыслителей прошлого века, однажды сказал: «Я никогда не забывал об идее, что человеческая раса должна вырасти до какой-то отметки и затем угаснуть и никогда не воспрянуть вновь. Так случилось с множеством других форм жизни. Эволюция должна вести вниз, точно так же, как и вверх». Пугающей, но ни в коей мере не натянутой кажется мысль, что этот упадок произойдет именно на наших глазах в двадцатом первом веке.

Это, конечно, не означает, что упадок неотвратим. Но это значит, что события, происходившие последние полвека, и, в особенности, в последний год, содержат в себе такой потенциал. И также необходимо осознавать, что мы, американский народ, должны прилагать особые усилия, чтобы исправить эту ситуацию, ведь именно наше правительство ведет себя подобно Самсону в храме человечества» (The Editors, “Pax Americana,” Monthly Review, July-August 1991).

Последние десять лет только подтвердили общую справедливость этого анализа. По всем объективным стандартам, Соединенные Штаты – наиболее разрушительное государство на Земле. Они убили и подвергли террору больше людей, чем иные государства во Второй Мировой войне. Их способность к разрушению, по-видимому, неограничена и имеет в своем распоряжении любые мыслимые вооружения. Их имперские интересы, ставящие своей целью глобальную гегемонию, фактически не имеют пределов. В ответ на террористические атаки в Нью-Йорке и Вашингтоне американское правительство провозгласило войну с террористами, якобы находящимися в более чем шестидесяти странах, и устрашающие военные действия против правительств, укрывающих их. Преподнося это как только первую стадию в долгой борьбе, оно спустило с привязи свою военную машину в Афганистане, что уже привело к ужасным человеческим потерям, включая умерших от голода.

Можем ли мы рассматривать эти явления иначе, чем как рост империализма, варварства и терроризма – одно вскармливает другое – в период, когда капитализм, кажется, исчерпал пределы своего исторического развития? Единственная остающаяся в этих условиях надежда человечества состоит в восстановлении социализма и, что важнее, возникновении народной борьбы, направленной против Соединенных Штатов, чтобы удержать Вашингтон от продолжения смертельно опасных дел Самсона в храме человечества. Никогда еще слова «социализм или варварство», однажды пророчески провозглашенные Розой Люксембург, не вставали перед человечеством с такой настойчивостью, как в нынешние дни.

 1. Хардт и Негри обращаются к работам Самира Амина, особенно к его «Империи Хаоса» (Empire of Chaos) (Monthly Review Press, 1992) как ведущей альтернативной по отношению к ним (в отношении проблем центра и периферии) точке зрения на империализм/Империю. См. «Империя», с. 9, 14, 334, 467.

 2. «Социализм или варварство» и главная теоретическая работа Месароша «По ту сторону капитала» (Beyond Capital) были опубликованы в «Monthly Review Press”.

3. Это сокращенная и несколько измененная версия списка принципиальных противоречий из книги Месароша.

4. Американская стратегия установления глобальной гегемонии путем глобальной проекции своей военной мощи детально рассматривается в статье Дэвида Гиббса «Новый интервенционизм Вашингтона: американская гегемония и межимпериалистические столкновения» ("Washington's New Interventionism: U.S. Hegemony and Interimperialist Rivalries"), Monthly Review 53:4 (September 2001): 5-37 (См. также – Чалмерс Джонсон. Американская империя военных баз во всем мире. – прим. пер.).

Перевод Юрия Дергунова

Ваше мнение