|
Реванш
Юрий Миронов Когда боги смеются После танкового расстрела Верховного Совета правящая камарилья получила доступ ко всем финансовым потокам России. Следующий 1994-ый год отмечен созданием механизма перекачки этих потоков в частные руки и далее за бугор, сказочным обогащением небольшой кучки приближенных к власти лиц и установлением, как это называли в прессе, криминально-олигархического режима правления. Олицетворением этого режима стал семейный клан неудачного кандидата в политбюро с группой окружавших его финансовых спекулянтов и связанных с ними высокопоставленных чиновников. Старая, советско-партийная номенклатура, обладавшая к тому же значительным
административным и техническим опытом, на какое-то время оказалась потесненной
от рычагов реальной власти. На ключевые посты в гигантском и сложнейшем хозяйственном
организме полезли выходцы черт знает откуда: из курортных райкомов комсомола
и из фарцовщиков, из захудалых кафедр периферийных вузов и из уголовных авторитетов...
Все они обладали развитым хватательным рефлексом и успешно расхватали нефтепромыслы,
шахты, аэрофлот, промышленные гиганты и издательства, театры и общественные
туалеты. Именно это сословие было реальной движущей силой реставрации в надежде
избавиться от избыточных ограничений, от КПК и ОБХСС, закрепить свои привилегии
в качестве фактически правящего сословия, легализовать доходы и их овеществление
в виде надежной и неприкосновенной собственности. Крушение советского строя
открыло перед ним эти возможности, но одновременно лишило его, как ныне говорят,
«крыши», которую давала им жесткая и всевластная структура КПСС и вертикально
построенных ведомств. Кристаллизация эта проходила в жесткой борьбе, по характеру своему необычной даже для дикого Запада. На наших глазах власть и богатство формировались древним, изначальным способом, - прямым насилием, т.е. тем, что, как писал Лев Толстой, «...один человек может лишить другого жизни и, не оставляя этого угрожающего положения, заставляет другого исполнять свою волю». В более современной трактовке Жака Сапира, зарубежного экономиста, имевшего возможность наблюдать нашу реставрацию в непосредственной близости, это развитие опиралось «на услуги “товарища калашникова”, давно заменившего технически устаревшего товарища маузера»//. В этой ситуации чувствовала себя как рыба в воде лишь очень небольшая часть класса мелких горожан. Основная масса этого сословия по менталитету и образу жизни состояла из обычных советских людей, в меру трудолюбивых и порядочных, привыкших к уважительному отношению к своему труду, в меру патриотичных, т.е. привыкших гордиться мощью и историческим значением своей страны, в большинстве своем не имевших расовых или националистических предрассудков, людей не религиозных, но в меру совестливых и сострадательных, уважавших знание и мастерство. Говорят, боги смеются, исполняя наши желания. На авансцену нашей жизни вывалились, как из распоротого мешка, персонажи картин Босха: причмокивающие вампиры, вороватые «олигархи», непросыхающие президенты, свиноподобные генералы, лакействующие министры, верткие бабенки, и т.п., в окружении оравы идеологической обслуги, хватающей с барского стола все, что можно – квартирки и дачки, театрики и журнальчики, котлетки и побрякушки. Эта ничтожная по отдельности нечисть – но сколько их! – вгрызалась в еще живое тело матери-родины, с воем и визгом, с остервенением. И все кричат: мое, мое!.. Нет, этот антимир – не для обычного советского служаки-горожанина,
он так и не привык ложится спать с «калашом» под кроватью, решать служебные
конфликты с помощью пластида, менять заработанные деньги на фишки в казино
и прогнозировать светлое будущее своих дочерей в качестве топ-моделей или
панельных проституток. «Средний класс»
В это сословие испокон веков включались городские обыватели, т.е. люди, жившие не от земли – ни в качестве землепашцев, ни в качестве землевладельцев. Первоначально наиболее значимая часть горожан состояла из людей самодостаточных, владевших либо торговым капиталом, хотя бы и небольшим, либо орудиями и средствами производства, т.е. купцы, лавочники и ремесленники. Но также испокон веков среди горожан были люди, не имевшие ни того, ни другого, и выходившие на рынок с одним единственным товаром – со своей способностью к труду или к какой-либо деятельности. Это был весьма разнообразный народ: мусорщики и домашняя прислуга, профессора университетов и правительственные чиновники, сидельцы в лавках и приказчики в торговых домах, солдаты и прокуроры... Всем им приходилось трудиться, чтобы иметь пропитание, но разного уровня, пропорционально невидимой шкале, которая определялась стоимостью их воспроизводства (с учетом влияния меняющегося спроса и предложения). Наем их не приносил, конечно, дохода нанимателю, оплата его была чистым расходом взамен за комфорт и освобождение от многих обременительных забот по самообслуживанию. И даже если результат их труда принимал осязаемую, вещественную форму, он, минуя рынок, оказывался непосредственно в сфере потребления и, таким образом, не успевал наполниться эфемерной субстанцией стоимости, а значит, не содержал и прибавочной части ее. Капитал, собирая городскую бедноту и разорившихся крестьян на свои
фабрики и мануфактуры, не изобретал новых отношений между людьми, а использовал
традиционную, давно сложившуюся форму найма, которая, однако, под его властью
стала источником роста его богатства. Но и после возникновения капитализма
та же форма общественных отношений продолжала существовать среди многих горожан,
не генерируя прибавочной стоимости. В этом существенное различие двух трудящихся классов: промышленного
пролетариата и служащих горожан, – несмотря на внешнее сходство их экономических
взаимоотношений с капиталом, различие, приводящее к совершенно разному политическому
менталитету. Для служащего горожанина выдвигать этот лозунг бессмысленно, он вообще не производит стоимости, в том числе и прибавочной. Он заинтересован лишь в повышении своей рыночной цены. За чей счет – это безразлично: можно за счет прибыли капитала, а можно и за счет заработной платы рабочего. Таким образом, коммунизм как форма общественного менталитета ему чужд, чужд абсолютно, чужд в двойне, поскольку смена нанимателя, капитала на пролетариат, грозит каждому горожанину резким сужением его личных перспектив. В буржуазном обществе не существует среди горожан классовых границ, препятствующих продвижению каждого отдельного индивида в рамках этого сословия вверх по социальной лестнице. Нажить капитал, начать работать на себя, перейти в разряд хозяев – это голубая мечта служивого горожанина. Для большинства горожан она недостижима, но понимание этого обычно приходит к концу пути, и мечта, надежда на случай, на фарт, переносится на детей. Ликвидация пролетариатом капитала, в принципе, оставляет горожанина навечно прикованным к своему уровню, к занятиям, в общем случае, малоинтересным и тягостным – к службе, т.е. к обязанностям, которые еще в античном мире были уделом рабов (servus – по-латыни – слуга и раб). Правда, в массе современных горожан существуют компактные группы, связанные с видами деятельности, захватывающими человека своей содержательностью и явной ценностью для всего народа (медики, преподаватели, научные работники, военные и др.), в которые горожанин, входя смолоду, остается пожизненно, развиваясь в мастера высокого класса. Это нередко перевешивает в психологическом плане свойственное почти всем стремление к повышению социального статуса в виде накопления богатства – человек широк, и экономические интересы не исчерпывают всей мотивации социальной активности многих (но не всех, далеко не всех) людей. И в этих группах, когда деятельность капитала становится разрушительной для области приложения их профессиональных интересов, пролетариат может найти поддержку своей борьбе. Мещанский век Основатели научного коммунизма в середине XIX века, положив в основу своей модели общества противостояние пролетариата и капитала, отводили мелким горожанам того времени второстепенную роль несамостоятельного и постепенно исчезающего сословия. К этому были тогда эмпирические основания. Ремесленная часть мелких горожан исчезала под натиском фабричного производства, а мелкие собственники (лавочники) разорялись, и сфера их деятельности поглощалась крупным торговым капиталом. Казалось, это старое сословие окончательно сходит с общественной арены. Однако XX век опроверг этот прогноз. Буржуазная статистика избегает классового анализа, но и приводимые обычно данные о занятости по отраслям народного хозяйства в этом отношении примечательны. Уже к середине XX века число работающих по найму в сфере обслуживания, в финансах и на государственной службе в США составляло 90% от числа занятых в промышленности. В Европе этот процент был меньше (до 70%), однако следует учитывать, что здесь больше сохранилось мелкое предпринимательство в торговле, в туристическом деле и т.п. Кроме того, при анализе этих данных следует учесть, что некоторая часть работающих по найму в промышленности также относится к служащим горожанам, хотя большая часть инженерно-технических работников по своему положению в общественном производстве относится к рабочему классу, поскольку выполняет преимущественно функции технологического управления производства товаров. Таким образом, уже в первой половине XX века обновленный класс мелких горожан, состоящий, в основном, из служащих по найму, стал вторым по численности классом общества, а ныне в развитых странах, по-видимому, уже и наиболее многочисленным классом. Это обстоятельство в сочетании с капитализацией сельского хозяйства и исчезновением крестьянина-единоличника, ведущего хозяйство силами своей семьи, привело к тому, что промышленный рабочий класс вместе с небольшим по численности сельским пролетариатом, т.е. сословия, являющиеся объектами капиталистической эксплуатации и производящими всю прибавочную стоимость, составляют ныне меньшинство населения развитых стран. В царской России имела хождение пословица: «один с сошкой, а семеро с ложкой». Под этой семеркой подразумевались и исправник, и помещик, и поп и т.д. Эта пословица была, конечно, несправедлива в статистическом смысле. Тогда в реальном секторе хозяйства было занято почти 80% населения страны, но по уровню потребления эта семерка намного превосходила производящие сословия. Современное общество стремительно движется в сторону буквальной реализации этой пословицы. И это является следствием чисто технологического прогресса. Напомним читателю, что последнее крупное сокращение рабочего дня в промышленности развитых стран имело место после 1917 года под воздействием русской революции, установившей 8-ми часовой рабочий день. С тех пор производительность труда выросла в сотни и тысячи раз, а продолжительность трудовой недели сократилась не более, чем на четверть. Но еще в конце XIX века Август Бебель показал для промышленно развитой Германии, что при рациональном ведении народного хозяйства и исключении паразитического и избыточного потребления правящих классов нормальное развитие и уровень жизни, примерно, соответствующий тогдашнему уровню средних классов, могли быть обеспечены при занятости рабочего в течение 2-3 часов в день. Конечно, с тех пор значительно вырос уровень потребления и рабочего класса, если исчислять его в натуральных продуктах, однако, в целом технологическое развитие в Европе и в северной Америке привело к тому, что впервые в истории человечества степень эксплуатации труда, т.е. норма прибавочной стоимости, позволяет большинству жить за счет прибавочного продукта, созданного меньшинством населения страны. Это – новая ситуация, настолько новая, что научное развитие всех проистекающих из нее следствий требует пересмотра многих выводов из теории, развитой уже более ста лет тому назад классиками коммунизма, и в первую очередь, теории пролетарской революции. Авторское отступление В этой точке, уважаемый читатель, автор должен остановиться и предупредить, что дальнейшее изложение непременно даст повод и ортодоксальным, и неортодоксальным сторонникам коммунизма заклеймить его каким-либо «измом», и позволит им, сохраняя верность принципам, легко отодвинуть доводы разума, как очередной набег на всепобеждающую теорию марксизма-ленинизма. Мы здесь напомним лишь то, что провидческая гениальность и Маркса, и Ленина была обусловлена в свое время незашоренностью, беспощадностью их анализа. Сам автор в силу ограниченности своих способностей никак не претендует
здесь на свойственную классикам широту охвата проблем. Но что делать, нет
сейчас в коммунистическом движении гениев, эквивалентных классикам, так что
разбираться с весьма сложными проблемами в этом быстроменяющемся мире приходится
нам, обычным людям. В одиночестве Еще в начале XX века пролетарскую революцию согласно «Манифесту...» интерпретировали не только как освобождение пролетариата из-под власти капитала, но и как освобождение огромного большинства народа. В свержении власти капитала были заинтересованы и крестьяне, и ремесленники. Миссия пролетариата – уничтожить эксплуатацию человека труда – делала его выразителем интересов большинства. Но вот эксплуатируемое сословие стало меньшинством в обществе, во всяком случае, в странах «золотого миллиарда», и в нашей стране тоже. Конечно, и меньшинство может взять и длительное время удерживать власть, тому примером эксплуататорские классы, которые всегда были меньшинством. Но при этом утрачивается универсализм революции, к тому же, удерживать власть посредством институтов, сложившихся на заре цивилизации и освященных традицией и исторической привычкой все же проще, чем их полностью разрушать и строить нечто новое вопреки желаниям большинства. Собственно, с проблемой одиночества рабочий класс в Европе столкнулся уже в первой половине XX века. В Англии в начале 20-х годов во время всеобщей забастовки капиталу удалось мобилизовать массу служащих горожан и удержать ситуацию в крупных городах от хаоса, грозящим полным распадом власти. В Германии в 30-х годах в условиях практически предреволюционной ситуации рабочий класс остался также в одиночестве, а капитал вынужден был стать под защиту тогдашнего бюргерства в лице партии Адольфа Гитлера. И в послевоенной Европе союз капитала и мелких горожан в развитых странах не допустил развития пролетарской революции. Этот исторический опыт не был в полном объеме осмыслен коммунистами,
разве что еврокоммунизм стал попыткой (но не до конца осознанной и потому
неудачной) заключения столь необходимого теперь пролетариату союза с явно
несоциалистическими общественными силами («исторический компромисс»). Да,
теперь пролетарской партии в странах «золотого миллиарда» необходимо «покупать»
себе союзников, предлагая им более привлекательную для них перспективу, чем
это может сделать капитал. Мещанский век (продолжение) Сословие мелких горожан уже со Средних Веков играло очень заметную роль в истории и в силу своей концентрации в городах – административных и хозяйственных центрах страны, и в силу своей большей образованности. Именно в его среде на протяжении столетий вырабатывались нормы либерализма, ценности самостоятельной и независимой личности, понятия о всеобщих правах человека. В условиях заскорузлых форм феодального угнетения в Европе оно стало авангардом широкого союза крестьянства, нарождавшегося тогда пролетариата и новой промышленной буржуазии. Но в XIX веке растущая мощь капитала и ожесточение борьбы его с пролетариатом потеснили мещан на политической арене, к тому же внутри этого сословия происходили качественные изменения, превращавшие его из совокупности независимых, самостоятельных лиц в сословие служащее, обслуживающее, в сословие слуг. Бурный рост этого сословия, вызванный чисто технологическими обстоятельствами,
вновь вывел это сословие на авансцену политической жизни в Европе, явление,
которое весьма наблюдательный философ Ортега-и-Гассет охарактеризовал даже,
как «восстание масс». Обновленное сословие, осознавая свои классовые интересы,
вырабатывало новые требования к этому миру, наиболее полным выразителем которых
стал германский фашизм. Приход к власти партии Гитлера в Германии, конечно, стал возможным лишь при поддержке его крупным капиталом и юнкерством, однако не националистические бредни подвигнули китов германского истебшлимента на поддержку вульгарной партии мелких бюргеров, а ее антикоммунистическая направленность, ее готовность сокрушить явно надвигавшуюся в силу конкретных условий того времени пролетарскую революцию. Собственно направленная против монополистического и финансового капитала часть идеологии фашизма не была воспринята столпами общества всерьез. Капитал слишком привык к тому времени к демагогии своей платной идеологической обслуги, демагогии, необходимой для контроля над порабощенным народом. Но в этот раз он просчитался. Мы уже имели возможность подробно описать это явление (см. //). То, что партия бюргеров имела свои собственные цели, верхи германского общества осознали далеко не сразу. Фашизм, разгромив пролетариат, быстро скрутил германский капитал, не лишая его права собственности, но подчинив его своей власти и принудив решать свои задачи. «Что значит владение собственностью, если я твердо охватил всех людей дисциплиной, из которой они не могут выбраться. – говорил фюрер - Пусть владеют землей и фабриками, сколько им угодно. Решающий момент – это то, что государство распоряжается через партию всеми, независимо от того, собственники они или рабочие...Мы социализируем людей». Надо отдать должное фюреру: программа его действий была обнародована задолго до «национальной революции», и он осуществлял ее последовательно и в полном объеме. В том числе, и в ее антикапиталистической части. Западные политики долго не могли понять, что за Рейном пришел к власти новый класс. Они не хотели воевать с Германией, надеялись, что уж с берлинскими банкирами и хозяевами Рура можно договориться полюбовно, и почти год вели «странную войну». Надеялись вплоть до Дюнкерка и падения Парижа. Но главная «заслуга» Адольфа Гитлера перед немецким бюргерством, привлекшая к нему абсолютное доверие и почитание этого сословия, состояла в том, что он смог предложить ему реальную программу кардинального изменения его социального статуса – превращения его из сословия слуг в сословие господ, передав ему в рабство многочисленное славянское население восточной Европы. Без реализации этой программы режим национал-социализма повисал в воздухе: сословие, совершившее переворот, оставалось в своей социальной роли под фактическим началом старых хозяев, и задачи нового государственного аппарата оставались бы старыми, чисто консервативными – сохранения существовавшего порядка эксплуатации собственного рабочего класса, т.е. режим, со всеми его атрибутами: красными знаменами со свастикой, факельными маршами, партийным товариществом и т.п., превращался в обычную военно-полицейскую диктатуру, действующую в интересах финансовой и земельной олигархии. Как в Португалии или в Италии. Мы назвали эту программу реальной, потому что, в принципе, в ней
нет ничего неосуществимого, ведь владела же маленькая Англия огромной Индией
и т.д. Другое дело, что в конкретных условиях 40-х годов прошлого века Германия
не обладала достаточным людским и экономическим потенциалом для ее реализации,
а главный противник ее, Советский Союз, был на подъеме. В силу этого даже
конкретные разработки немецких штабистов, типа плана Барбаросса, носили явно
ненаучный, авантюристический характер. Но сословие мелких горожан сыграло самостоятельную роль не только
в Германии. Однако, прошло 70 лет, и вряд ли кто из честных сторонников советской власти назовет существовавшую в эпоху «реального социализма» систему властью рабочих и крестьян. В лучшем случае назовут властью, действовавшей в интересах рабочих и крестьян, оставляя тем самым вопрос о носителях власти открытым. Более того, даже термин «рабочие и крестьяне» в подобных дискуссиях
заменяется словом «трудящиеся», что довольно забавно выглядит в устах людей,
называющих себя марксистами. Вот например, в преддверии очередного съезда КПРФ газета «Советская Россия» публикует статью двух ученых людей, тт. Воронцова и Ходячего (доктора и кандидата философских наук) под названием «О социальной базе КПРФ». В этой статье для современной России авторы конституируют «класс наемных работников», выделяя из него, правда, группу высших менеджеров, которые хотя также наняты, но по уровню своего жалования «фактически участвуют в разделе прибыли на капитал». В то же время «уделом большинства работников наемного труда становится изощренная эксплуатация». Если читать на автомате, то как не согласиться – ведь обдирают все,
кому не лень, но если на минуту остановиться, то сразу вопрос – а что понимают,
собственно, авторы по словом «эксплуатация»? Наверное, раз бедность, значит
эксплуатация. Но ведь и нищий на паперти беден, а кто его эксплуатирует? Легко
представить, сколь близки выводы авторов собственно марксизму. Но мир изменился, и ныне даже советник президента г. Илларионов знает, что услуга - это не товар, а наши горе-марксисты, как любил выражаться великий вождь и учитель, все валят в одну кучу. Реальная власть в Советском Союзе – это признает каждый добросовестный наблюдатель – принадлежала обширному кругу наемных чиновников, составляющих везде заметную часть сословия горожан (или по старой традиции - сословия мелкой буржуазии). В этом отношении советское общество внешне не отличалось от западных «демократий», в которых владельцы капитала, как правило, уже не участвуют лично в управлении принадлежащими им предприятиями, для этого они большей частью не обладают необходимыми профессиональными знаниями. В их распоряжении обычно находятся разноцветные бумажки (акции, сертификаты, и т.п.), но при большом их количестве, с учетом сложности современной финансовой системы, рациональное управление ими также требует специальных знаний и осуществляется наемными служащими разных банков, фондов, холдингов... Исключения типа владельца фирмы Microsoft редки. То же справедливо и в отношении государственных систем управления
обществом в целом. И здесь исключения типа семейства Кеннеди или сеньора Берлускони
не часты. Авторское отступление В этом месте проницательный читатель уже догадался, что автор хочет
провести параллель между германским фашизмом и советским социализмом, и готов
с возмущением отбросить эту статью. Действительно, подобные параллели стали
уже затертым местом в антикоммунистическом багаже наших телекомментаторов
и политологов, выходцев, большей частью из партийных и комсомольских кругов.
Впрочем, и более основательные историки, как, например, профессор МГУ Е.Ф.
Язьков // в своем курсе относит обе системы к общему классу «тоталитарно управляемых
систем». Суть его ответа состоит в том, что когда две армии ведут длительную войну, то естественно у них должно быть много общего в вооружении, в структуре, в тактике. Однако аналогия эта скорее остроумна, нежели основательна. С тех пор прошло уже много десятилетий, но в этом вопросе весь спектр сторонников коммунизма продолжает уподобляться страусу, встречая всякое упоминание об общих чертах этих систем с видом незаслуженно оскорбленной невинности. Эта поза имела еще какой-то смысл во времена существования советской власти, хотя бы в виду надежды на постепенное, эволюционное изживание этих общих черт в советском социуме. Но теперь, после крушения этого строя, такая позиция оставляет важные козыри на руках у врагов коммунизма, тем более, что именно эти общие двум системам черты и стали главной причиной поражения рабочего класса в наше стране. Мещанский век (окончание) Общие черты двух систем - в Германии при нацизме и в Советском Союзе - объясняются, конечно, их общей классовой основой: обе системы были, по сути, диктатурами современного сословия мелких горожан, в нашей стране целиком состоявшего из служащих по найму лиц, а в Германии эта категория горожан составляла в то время уже большинство бюргерства. Этим объясняется, в частности, активная социальная политика в обеих
диктатурах, направленная на повышение благосостояния и социальную защиту всех
«трудящихся», поскольку само сословие мелких горожан живет своим трудом. В
этом отношении у него нет барьера, жестко отделяющего его от рабочего класса
(тем более, в современном его виде), и, защищая себя, оно почти автоматически
защищает все трудовое население городов. В Германии мелкие горожане начали свое вхождение во власть по социальному
заказу крупного капитала с задачей подавления угрозы со стороны пролетариата,
и по мере развития своей «национальной революции», перехватывая власть
у капитала, бюргеры могли проявить характерный для этого сословия
антикоммунизм изначально в полной мере. Однако первые шаги в этом направлении было сделано еще во время первого триумвирата (Ленин, Троцкий, Свердлов). Разумеется, эти шаги были вынужденными, обусловленными потребностью удержать власть в ситуации начавшейся гражданской войны и иностранной интервенции. Централизация власти была очевидным средством спасения революции. В этой истории есть еще не осмысленная нами диалектика: лекарство, по-видимому, единственно возможное тогда, стало позднее причиной смерти. Можно проводить не очень, впрочем, содержательные аналогии с тем, что первый вздох новорожденного является и первым шагом его к естественному концу, но принятый на историческом II съезде Советов декрет о власти, передавший всю власть в центре и на местах советам, уже содержал в себе зародыши будущих проблем. Советы, состоящие из делегатов рабочих от заводов и фабрик и выборных представителей воинских частей, конечно, более полно выражали их интересы и взгляды, нежели любые представительства от территорий парламентского типа. Но, будучи все-таки формой представительной демократии, они, по замечанию Троцкого, обладали и всеми недостатками этой системы власти. И здесь мнению Льва Троцкого, знавшего эту систему не из книжек – ведь он сам был председателем столичных советов в их наиболее героические периоды, можно верить. С представителями, как известно, центральной власти намного легче работать, нежели непосредственно с избравшими их коллективами. С этим связана и другая проблема декрета о власти, провозгласившего передачу советам всей власти на местах. Дело было в том, что «на местах», на большей части территории России, советов не было. Советы существовали в губерниях, уездах и в некоторых волостях, но реальная власть в деревне, где проживало большинство русских крестьян, принадлежала «миру» и осуществлялась на сельских сходах, т.е. в современной терминологии была не представительной, а прямой демократией. Именно эта власть осуществила летом и осенью 1917 года крестьянскую революцию в России, уничтожив помещичье землевладение и передав частновладельческие земли и сельскохозяйственный инвентарь в распоряжении мира, разгромив при этом усадьбы и изгнав (а то и побив) бывших «господ». Декрет о земле, принятый большевиками по эсеровскому проекту, лишь конституировал проделанную мужиком работу и был нужен уже более новой власти, нежели самим мужикам, дабы последние не отвернулись от нее, как это они сделали по отношению к мелкобуржуазным партиям, так и не решившимся поддержать крестьянскую революцию. Установление советской власти в каждой деревне произошло не сразу и осуществлялось поэтапно, с использованием на первых порах «комбедов», как органов расчленения мира и проводников влияния города на селе. Спустя двадцать лет победившие служащие горожане зафиксировали свою
победу в конституции 1936 года, изъяв из нее всякое упоминание о своем сословии
и слившись полностью с рабочим классом, диктатурой которого объявлялось новое
государство, и заняв в нем управляющие высоты, тем самым закрепили свое господство
в советском обществе. Подобное развитие потребовало сурового подавления свободы и самодеятельности рабочего класса и крестьянства, но вот незадача: слившись с этими классами в единое понятие «трудящиеся» сословие мелких горожан почти автоматически вынуждено было направить это подавление и на себя. Это подавление наиболее остро ощущало в нашей стране именно сословие мелких горожан, значительно выросшее численно за годы советской власти и благодаря деятельности «шестидесятников» осознавшее свои собственные классовые интересы, превратившись из класса «в себе» в класс «для себя». И оно в конце века восстало против этого подавления, т.е. фактически против своей власти, так и не сумевшей предложить ему хотя бы среднесрочную перспективу избавления от принуждения. Восстало и услышало смех богов. Похвальное слово нашему мещанину Этот заголовок – не сарказм, автор хотел бы сказать такое слово всерьез, уж очень многие ныне выливают на советское служивое сословие помои разного рода. И дело даже не в том, как мы говорили в начале этой работы, что люди, его составляющие в массе своей являются обычными советскими людьми, «совками», с определенными этическими принципами, которые, если они их нарушают, доставляют некоторые мучения их совести. Жизненный опыт всякого пожившего человека приводит к выводу, что моральные достоинства: честность, доброта, сострадательность и т.п., так же как и их противоположности, слабо коррелируются с классовой принадлежностью человека или даже с его политической ориентацией. Лишь в исключительных исторических условиях отдельные группы сословий концентрируют в себе те или иные моральные качества в преобладающем количестве. Так группа французских интеллигентов от Дантона до Бабефа сконцентрировала в себе непримиримую ненависть к порабощению и безумную смелость в борьбе с ним, так что даже подлые наветы их буржуазных потомков не смогли принизить масштабов их личностей перед судом истории. Эти же свойства в сочетании с сознательной жертвенностью и глубокой верой в свои идеалы были характерны для значительной группы русской разночинной интеллигенции, составлявших слой профессиональных революционеров с конца XIX и до 30-х годов XX века. И на наших глазах хоть и весьма узкий, но компактный слой, составивший власть и тесно ее объявший в период реставрации в нашей стране, концентрирует в себе безумную алчность и наглость при дележе общенародного богатства, так что даже профессиональные потуги их «творческих» наемников приукрасить хотя бы на телеэкране образы современных олигархов терпят неизменный провал. Нет, наше похвальное слово будет относиться не личностям, а к сословию
в целом. Именно служивое сословие явилось организатором нашей победы в самой тяжелой для России войне нового времени. И это тоже факт. И жертвы, которые приносил народ, в равной мере ложились и на служащих
горожан. Всеобщая пенсионная система (кто из пенсионеров не вспоминает нынче с ностальгией 120 рублей советской пенсии!), лучшая в мире система народного, общедоступного образования, над уничтожением которой и сведением ее к западному примитиву трудятся нынче уже более 10 лет сменяющие друг друга депутаты и министры, невиданная в мире система рекреации трудящихся, внешкольная система духовного и физического развития молодежи, практически не пропускавшая на наш внутренний рынок наркотики, спид, порнографию, проституцию и прочие достижения современного капитализма, - все это результаты труда всего советского народа под руководством служилого сословия горожан. И, наконец, именно советская интеллигенция, тоже часть сословия горожан, создала великолепную советскую культуру, наполненную гуманистическим содержанием, уважением к человеку-созидателю, полным отторжением всех форм шовинизма. Эта культура унаследовала тысячелетние достижения русского народа и впитала в себя как основу все богатство дореволюционного духовного развития. Это тоже явление, уникальное в современном мире. Вот, скажет проницательный читатель, начал за упокой, а кончил во здравие – какая же непоследовательность мышления! Если бы только в этом было дело, уважаемый читатель, то нечего было бы и беспокоиться: придет другой автор и все разложит по полочкам – там белое, здесь красное... Но в том то и удивительная полифония исторического процесса, что обе характеристики его имеют место быть в реальности. И разделить их даже мысленно – это резать по живому. И не удается использовать оператор «если бы» для построения хотя бы идеализированного, возможного хода процесса, так что тем, кто не отказался от коммунистической альтернативы, все равно придется идти непроторенными путями, рискуя иначе оказаться снова в нашей нынешней выгребной яме. Современная черезполосица Мы оставили нашего героя, советского служащего горожанина, в весьма плачевном состоянии. Кремлевская клика, алчная до омерзения, дикая в своем невежестве, вся эта орава «лучших министров», престарелых райкомовских шлюх, современных менеджеров пришибеевского типа, благообразных академиков несуществующих в России экономических наук и пр., пр., пр., клика, сохранившая характерное для верхов партийной номенклатуры презрение к своему народу и перенесшая впитанное, казалось, с молоком матери духовное лакейство и потребность в раболепии со Старой площади на Потомак, эта клика повисала в воздухе. Ей еще удалось, вложив миллионы, надуть имидж неудачного кандидата в политбюро, но служащий горожанин уже начинал осознавать всю гибельность ее правления. Возможно, прав был тов. Зюганов, утверждая, что только махинации с бюллетенями позволили его бывшему товарищу по партии одержать верх. С этим откатом служащих горожан от власти и был связан последний в XX веке электоральный успех КПРФ. Собственно, эта партия, представляя себя выразительницей интересов неразличимых в самих себе «трудящихся», изначально была партией мелких горожан, унаследовав это качество в полном объеме от КПСС. Это ясно и аналитикам самой партии: «Сегодня основной контингент сторонников КПРФ наиболее вероятен среди работающего населения от 35 до 55 лет и, по-видимому, тяготеет к так называемому “среднему классу”» - пишет О. Джигиль из Краснодара в «Советской России» //. Характеризуя их менталитет, автор объективно отмечает далее: «В массе этого сословия черты мелкобуржуазного перерождения противоречиво сочетаются с “пережитками социализма”: с коллективизмом, например, солидарностью». Вообще-то, эти свойства присущи всем сословиям, осознающим свое классовое единство, но в отношении нашего среднего класса тов. Джигиль прав: наш мелкий горожанин помнит и достижения своего правления в Советском Союзе, и бывшую прочность своей социальной роли. Он в большинстве своем не настроен антисоветски, вопреки стараниям целой армии резунов, солженицыных, киселевых и т.п. Авторское отступление В этом месте проницательный читатель снова готов уличить автора в противоречии – разве ты не написал выше, что мелкий горожанин настроен антикоммунистически по определению? Да, написал, но «антикоммунистически» – это не синоним «антисоветски». Если проницательный читатель и теперь не видит этой разницы, значит, труд автора по написанию этой статьи пропал даром. Современная черезполосица (продолжение) Итак, кремлевская клика, оказавшись фактически неспособной далее держать страну, наверное, по рекомендациям своих зарубежных попечителей, решила провести смену лиц на главных ролях. Эта смена была выполнена с элементами мелодрамы почти по сценарию шекспировского короля Лира. Новые лица появились. Возможно, их сначала запланировали в виде калифов на час, но им хотелось выжить, кроме того, от них ждали решения некоторых кровоточащих проблем типа Чечни, и они начали действовать, подыскивая себе опору в служивом сословии. Это немедленно нашло отклик в этой среде, отчаявшейся уже обрести благоволение власти, отклик, захвативший и «патриотическую» оппозицию. Наш патриарх-диссидент г. Зиновьев немедленно причислил г. Путина к силам сопротивления Западу, а г. Проханов увидел в нем «необъяснимое чудо Евразии, пресекающее время распада и расщепления…». В этом своем увлечении они были полностью солидарны с большинством сословия мелких горожан в России. Это ныне, обиженная явным пренебрежением власти, «патриотическая» оппозиция обрушила на действующего президента поток брани, обвиняя его в первую очередь в том, что он продолжает антинародную политику г. Ельцина. Да, нынешняя власть явно не намерена отказываться от результатов реставрации в пользу возвращения к «реальному социализму». Но: «...обществу предложена умеренно либеральная программа, предусматривающая строительство государства по западному образцу, т.е. государства в достаточной степени ответственного перед собственными гражданами, действующего в структурно развитом современном капиталистическом обществе» – оценивая президентское послание, пишет Д. Якушев в глубокой аналитической статье на сайте Левой России //. Те особенности политики нынешнего правительства, которые отмечает автор: сохранение государственного контроля над инфраструктурами в энергетике, нефте - газодобывющих отраслях, на транспорте, протекционизм для отечественного производителя, контролируемые государством реформы социальной сферы – явно выдают технократов и верхние слои позднесоветского менеджмента как авторов этой программы. Эти люди и тогда, и сегодня были настроены, в сущности, аполитично,
рассматривая возникавшие социальные проблемы с чисто прагматической точки
зрения специалистов, работающих по найму. Те из них, кто примкнул к оппозиции,
сохраняют аналогичную направленность мышления. Это ясно видно при конкретизации
ими в практические программы общих лозунгов КПРФ. Читатель может убедиться
в этом, если даст себе труд поднять, например, статью тов. Маслюкова // четырехлетней
давности. Или программа г. Глазьева, бывшего одно время главным идеологом
КПРФ по экономическим вопросам – так ли уж сильно в сути своей отличается
от программного выступления президента? Входящему ныне во власть слою людей нечего перенимать у КПРФ, их менталитет сложился в той же среде, что и у деятелей оппозиции, в тех же школах, на тех же книгах, на тех же лекциях по научному коммунизму, в тех же министерских и обкомовских кабинетах. Скорее всего, они также были против развала Союза, против разбазаривания общенародной собственности, тем более, что новые хозяева проявили себя отнюдь не как «эффективные собственники» и опытные «менеджеры», а как беспринципные хищники, рвущие и переправляющие за бугор все, до чего могут дотянуться их алчные руки. Егор Кузмич убедительно показал это в цитированной выше статье относительно сибирского нефтегазового комплекса. Этот процесс еще не приостановлен, он продолжается и в ТЭКе, и в металлургии, и в рыбном и лесном хозяйствах. Деятельность РАО ЕЭС продолжает служить долгосрочной цели вытеснения русского населения с Дальнего Востока с конечной перспективой отторжения его от России. Можно и далее перечислять примеры, но входящая ныне во власть элита явно выражает идеологию служащих горожан России и готовит новый «исторический компромисс» с капиталом за право возвращения к власти в нашей стране. При этом соглашение с капиталом означает в современном мире соглашение с интернациональным капиталом, интересы которого до недавнего времени представляли у нас так называемые «олигархи». Собственно, давление на них и постепенное вытеснение за пределы власти и означает намерение служивого сословия напрямую договариваться с хозяевами, устранив «олигархов» как ненужный и паразитический элемент. Для «патриотической» оппозиции наступают трудные времена. Ее социальная опора, мещанин, служащий горожанин покидает ее, покидает, в сущности, не из-за идейных разногласий, а из чисто практических соображений, видя фактическую неспособность этой оппозиции войти во власть и тем самым вернуть ему прежнее господствующее положение. Он примыкает к партии власти, принявшей на себя его цели. Интересно отметить, что эта партия в своей агитационной деятельности в минимальной степени использует заимствованные из-за океана приемы рекламы и шоу-бизнеса, а больше опирается на традиционные, советские методы: партучеба для руководящего актива, хозяйственные активы на местах, трудовые отряды для примыкающих молодежных организаций. Это несомненно вызывает доверие у нашего «среднего класса». Партия власти усиливает свои позиции и в СМИ, почти целиком закупленным ранее либералами на средства «олигархов», что также идет навстречу чаяниям большинства служащих горожан. Контролируемые государством СМИ теперь выражают взгляды и мнения, разделяемые большинством служащих горожан в отличие от свинства бывших подберезовиков. Это особенно заметно на государственных каналах телевидения, где резко сокращено число антигуманнистических передач, с пропагандой насилия, секса и аморальности. На этих каналах появился более взвешенный взгляд на нашу историю, исчезает звериный антисоветизм, потихоньку возрождается уважительное отношение ко многим деятелям советского периода, и прежде всего, к Сталину, но также и к другим партийным и хозяйственным руководителям. Вообще, в идеологической сфере у партии власти неисчерпаемые возможности
конкуренции с оппозицией путем включения в свой пантеон исторических фигур,
начиная от Петра и кончая Иосифом Сталиным, почитание которого в качестве
символа наиболее славных страниц установления власти служивого сословия в
нашей стране всегда тайно присутствовала в душе советской и партийной номенклатуры
разного уровня. Так что даже возвращение Сталинграду его исторически прославленного
имени является вполне мыслимым действием партии власти в обозримом будущем.
С чьими портретами будут тогда выходить на демонстрации некоторые партии,
ставящие себя левее КПРФ? Возможные альтернативы Итак, служащие горожане пытаются напрямую заключить соглашение с
мировым капиталом. Вопрос в том: пойдет ли мировой капитал на такое соглашение
и на каких условиях. Эта цель, как показывает опыт второй мировой войны, не может быть достигнута однократным мощным ударом. На пути к ней возможны всякие временные компромиссы и временные союзники. Похоже, что в настоящее время пришедшей к власти партии, демонстрирующей полное подчинение интересам международного капитала на геополитическом уровне, удалось получить временное соглашение, допускающее ее к власти в России при определенных ограничениях. Но этот исторический компромисс в корне отличается от союза западного мещанина со своим капиталом. На Западе этот союз вынужден для капитала (последний не может ведь
существовать в безвоздушном пространстве) и обеспечен высоким уровнем эксплуатации
собственных товаропроизводящих классов на основе самых современных технологий
и ресурсов стран третьего мира. Содержание русского мещанства может быть обеспечено
лишь за счет наших внутренних ресурсов, но серьезные действия, направленные
на восстановление самодостаточности страны, явно противоречат стратегической
цели мирового капитала в России. Да и невозможно, опираясь лишь на внутренние
ресурсы, обеспечить населению нашей страны еврокомфорт, выполняя все обязательства
по энергоснабжению Запада. Конечно, наш мещанин большей частью патриотичен, но не настолько, чтобы рисковать своими, пусть и не очень большими, долларовыми накоплениями. Так что программа партии власти по неволе будет элитарной, консервирующей имущественное расслоение (и очень значительное) в том сословии, на которое эта партия пытается опираться, т.е. изначально является мистификацией. И союз нашего служащего горожанина с мировым капиталом на хоть какой-то патриотической основе – явление эфемерное, да и в самой партии власти, в ее фундаменте находятся блоки олигархического типа, семейные кланы, концентрирующие местный капитал, как в Москве или в Казани, которые явно направлены на подавление мелкого горожанина. Здесь-то и кроется возможность заключения партией рабочего класса нового союза с большинством служащих горожан, действительно исторического компромисса. Да вот опять незадача: у рабочего класса нет такой партии, нет политического штаба, он фактически обезглавлен. Те партии, которые называют себя коммунистическими, на практике тщательно избегают контактов с борющимся классом, избегают участия в той борьбе, которая наносит реальный вред противнику и ведет к реальным жертвам среди нападающих. И тем не менее, вряд ли можно вместе с т. Якушевым считать нынешний период
периодом некоторой стабилизации общества. Скорее наше общество напоминает
огромный горный ледник, внешне малоподвижный, но внутри постепенно
промывающий какие-то проходы, медленно выламывающий невидимые сверху
скалы. Огромная масса льда и камней, внешне спокойная, но совершающая
какую-то невидимую работу и готовая либо застыть и постепенно рассыпаться
под лучами жаркого солнца, либо двинуться стремительно вовне, перемалывая
сама себя и все лежащее на пути. Но в отличие от географов, мы не
умеем прогнозировать пути движения этой массы, исходя из известного
рельефа местности и граничных условий. И рельеф малоизучен, да и существуют
ли граничные условия для субъекта, наделенного разумом и свободой
воли? Мы все еще спорим об этом, и тем ожесточеннее, что субъект нам не безразличен – это ведь наш народ, наша культура, наша родина, оказавшаяся вновь перед страшной угрозой, который раз за ее многовековую историю. Опять над полем Куликовым *** |
|
|