Дэйв Хилл
МакМэрти описывает «патологизацию рыночной модели». Он утверждает, что так называемая «модель свободного рынка» не имеет со свободным рынком ничего общего: «рыночная модель» , которую мы имеем сегодня, это система, выгодная «глобальному корпоративному рынку». В этой системе правила подстроены так, чтобы помогать транснациональным корпорациям скупать, разрушать или инкорпорировать малые предприятия, инноваторов – т.е. своих потенциальных конкурентов. Действительно, эта система в которой США и Европейский Союз издеваются
над её правилами, продолжая, например, субсидировать своё сельское
хозяйство, и требуя от стран, получающих помощь от МВФ и Мирового
Банка, открывать свои рынки (чтобы субсидированный импорт из США и
ЕС их разрушил). Поэтому открытие образования рынку в долгосрочной
перспективе отдаст его на откуп корпоративным гигантам, в основном
англо-американским ТНК – которые будут управлять им в своих интересах.
Нынешняя доминантная форма капитализма, нео-либерализм, предъявляет национальным
государствам следующие требования: Неравенство как между странами так и внутри стран в период глобального нео-либерализма выросло драматически. Мировой капитал, особенно в его нынешней нео-либеральной форме, ведет к человеческой деградации , дегуманизации и росту классового неравенства в мире и внутри государств. Деградация и капитализация человечества, включая и деградацию окружающей среды, влияют прежде всего на определенные классы. Тот кто может позволить себе купить чистой воды, не умирает от жажды и диареи. Как заметил Кагарлицкий, «глобализация означает не ослабление гос-ва, а утрату им своих социальных функций в пользу репрессивных и окончание демократических свобод». После событий 11 сентября 2001 года произошло драматическое усиление репрессивного аппарата гос-ва. Возросшее неравенство и обеднение, возникновение существенного низшего
класса(underclass) в Британии – эти процессы хорошо документированы.
Отношение зарплат высших менеджеров к зарплате среднего рабочего в
Британии – 35:1. В США оно подскочило к 450:1, после того, как еще
в середине 1980-х было «всего лишь» 35:1. Природа экономического аппартеида американского капитализма была раскрыта в работах Макларена. Так например, 1% богатейших людей в США владеют финансовыми ресурсами, равными тем, которыми владеют 95% остального населения страны. В Бразилии 10% богатого населения в 78 раз богаче 10% беднейших граждан, 20 крупнейших землевладельцев имеют больше земли, чем 3.3 млн малых фермеров. Настоящая форма глобализации лишь усугубляет ловушку бедности. Жизненный уровень в беднейших странах сегодня ниже чем 30 лет назад. 300 млн. людей живут на менее чем доллар в день. Масао Миоши отмечает, что рост неравенства между богатейшими и беднейшими
странами в последние 30 лет носил экспоненциальный характер. В 1900 году разрыв
в ВВП на душу населения между богатыми и бедными странами находился на уровне
5:1, в 1970 равнялся 7:1. С 1990 года разрыв достиг 260-360:1 , а к 2002
– 470-500:1. Рынок усиливает существующее неравенство. Есть много данных , свидетельствующих о том, что бедные школы становятся беднее (в понятиях относительных результатов обучения и общих доходов) и что богатые школы становятся богаче(в тех же понятиях). Витти, Пауэр и Халпин (1998) изучили влияние введения квази-рынков в системы образования США, Швеции, Англии и Уэльса, Австралии и Новой Зеландии. В своей книге они обобщили полученные данные. Они пришли к выводу, что одним из результатов маркетизации образования стало то, что увеличившийся «родительский выбор» школ и возникновение новых видов школ приводит к тому, что сами школы все больше и больше начинают выбирать детей и родителей, а это усиливает расиализацию школьной иерархии. Так например, в Британии консерваторы, будучи у власти с 1979 по
1997 год, установили конкурентный рынок для потребителей (учеников и их родителей)
путем создания новых типов школ в добавок к местным начальным и средним школам.
Таким путем появились такие учебные заведения, как Городские Технологические
Колледжи и Грантовые Школы (Grant Maintained schools) - школы, вышедшие из
под контроля местных властей. И чтобы подтвердить создание квази-рынка в
сфере выбора школ, они расширили «родительский выбор» школ, позволив родителям
записывать ребенка в любую школу в стране. Результатом такого «выбора школ» стало увеличение неравенства между школами
из-за того, что во многих случаях «родительский выбор» оборачивался
правом школ выбирать желательных учеников и родителей и отвергать
нежелательных. «Отстойные школы» (т.е. школы, в которых большинство
учеников – отстающие – пер.) стали ещё более отстойными, т.к. благополучные
школы подняли планку и стали отбирать «сливки из сливок». Там где
существует селекция, плохие школы становятся ещё хуже, а привилегированные
ещё привилегированней. Учителя из «отстойных школ» подвергались публичному
осмеянию и, при нео-лейбористах , школы, заклейменные как «провальные»,
либо открывались под новым именем, после увольнения «провальных» учителей,
либо вообще закрывались. Консервативная политика была и остается смесью нео-либерализма и нео-консерватизма. Её нео-консервативный аспект выражается в «эквифобии» - страха перед равенством и враждебности к институциям, способствующим продвижению равных возможностей - таких как демократически избираемые ЛЕА. Образовательная политика нео-лейбористов модифицирует и расширяет право-радикальные принципы антиэгалитаризма. Их политика большей соревновательности (между школами, родителями, учениками и учителями) и отбора (школами и университетами) является продолжением большинства структурных аспектов консервативного Акта Образовательной Реформы 1988 года, в смысле организации обучения. Радикально правый принцип конкуренции между школами(с усилением неравенства между ними как результат) и принцип отбора средств финансирования у местных организаций выражают прежнюю оппозицию консерваторов всеобщему образованию и власти ЛЕА. Нео-консерватизм нео-лейбористов, как и консерваторов, делает акцент на «сильном государстве» внутри «свободной экономики». Правительства Британии, США, Австралии и Новой Зеландии маркетизировали свои системы образования. Это привело к усилению расового и классового неравенства. На уровне высшего образования расово-классовая иерархизация университетов обостряется из-за удорожания обучения в престижных вузах и отсеивания бедных студентов высокими ценами, по крайней мере на высших этажах системы. Для уменьшения влияния государственного аппарата управления образованием, маркетизация ведется под контролем мощных систем надзора и отчетности. Так, говоря о США, Паулин Липман отмечает: «План «реформы» образования Джорджа Буша, вышедший в феврале 2001 года(«Не один ребенок не остается в стороне») кристаллизует ключевые нео-либеральные, нео-консервативные и бизнес-ориентированные взгляды на образование. Основными компонентами плана Буша являются обязательное тестирование, ваучеры и другие формы поддержки приватизации школ.» Липман продолжает: Матиссон и Росс (2002) детализируют многие рекомендуемые меры вмешательства в образовательный процесс, как прямые(бизнес в образовании), так и косвенные (бизнесс для образования), которые предпринимает капитал в США для корпоративного захвата школ и университетов: «В 12-летних школах такими примерами служат планы выбора школы (ваучеры, привилегированные школы), всестороннее переутсройство школы на основе бизнес-принципов(таких как экономическая шкала, стандартизация, прибыльность, конвейерные стратегии), оплата учителей по «достоинствам» и сильная система контроля и отчетности. Примеры в университетах – требования большего общего образования, следования установленному расписанию(часто не поддерживаемому факультетом), общих тестов для оценки основных знаний студентов, стандартизованных тестов в профессиональных дисциплинах, продвижение «классического» образования и устранение «новых» областей знаний, таких как «изучение женского вопроса», постмодернизма и мультикультурализма.» На международном уровне диктат Мирового Банка , МВФ и других подобных организаций мирового капитала привел к практическому исчезновению ранее общедоступных образовательных услуг. Внутри системы образования и других общественных институтов демократическая отчетность и коллективный контроль усиленно подменяются ценностями и интересами бизнеса. В Британии, например, частные компании, национальные и ТНК, создают, владеют и управляют государственными школами и другими секторами народного образования. Вилсон задается вопросами: «Существует важная демократическая проблема. Справедливо ли позволять зарубежным поставщикам образовательных услуг работать на британском рынке? Как в случае злоупотреблений и коррупции их можно будет привлечь к ответсвенности? Кто гарантирует «последнее убежище»?» Такая анти-демократизация происходит на национальных уровнях. Как отмечает Барри Коатс «ГАТС (система международных торговых соглашений – пер.) втягивает страны в систему правил, делающих невозможным для гос-ва менять политику, а для граждан избирать то правительство, которое сможет проводить другую политику.» Другой важный аспект реформы образования – устранение и удушение
критической мысли. МакМарти описывает философскую несовместимость между требованиями
капитала и образования, в частности в отношентт критической мысли. Правительства
по всему миру решают это противоречие в пользу капитала. Можно привести пример,
как в Англии и Уэльсе в 1992-93 годах сокращали и увольняли преподавателей
педагогических вузов, специализировавшихся на проблемах социологии, политики
и теории образования, а также делали программу этих вузов более практически
ориентированной и подконтрольной. Множество критически мыслящих преподавателей
было уволено – гос-во более не нуждалось в их услугах. В колледже, где я работал,
был расформирован «Центр расового равенства» – его ресурсы оказались не нужны
новому техницистскому, де-теоретизованному и антикритическому курсу подготовки
учителей. Работа Глена Риковски «Битва в Сиэттле» развивает марксисткий анализ, основанный на изучении «рабочей силы». В отношении образования Риковски утверждает, что учителя представляют опасность для системы большую, чем рабочие, так как они играют особую роль в формировании и создании уникального товара, на котором держится вся капиталистическая система – рабочей силы. В процессе капиталистического производства рабочая сила трансформируется в создающий прибыль труд и , в определенный момент, - создается прибавочня стоимость, первичная форма существования капитала, его живая кровь. Самой важной для капиталиста является та часть прибавочной стоимости, которая формирует его прибыль – именно она заставляет капиталиста делать свое дело. Учителя опасны, так как они теснейшим образом связаны с социальным воспроизводством рабочей силы, прививая студентам навыки, знания и личные качества, которые могут быть выражены и расширены в процессе капиталистического производства. Эта потенциальная, латентная власть учителей объясняет, почему представители гос-ва так беспокоятся о роли учителей в обеспечении наивысшего качества будущей рабсилы. Риковски предполагает, что гос-во должно контролировать образовательный
процесс по двум причинам. Во первых, чтобы обеспечить само протекание
процесса. Во вторых, чтобы предотвратить существование таких педагогических
моделей, которые противоречат интересам производства рабсилы. Капиталистическое
гос-во будет стремится разрушить любую педагогическую модель, которая
попытается пробудить в учениках осознание своего места в классовой
структуре капиталистического производства, развить у них критический
взгляд на существующую систему общественных отношений, и, таким образом,
подорвать плавное течение процесса воспроизводства рабсилы.
«Студенты не потребители и не клиенты, а работники академии не швейцары и не развозчики пиццы. Университеты не являются бизнесами, производящими потребительские товары. Знание и мысль не есть товары, предназначенные для потребления, престижного или нет, продаваемые с лотка, как будерброды, или в более благородной манере. Образование не есть что-то, что можно «поставлять», потреблять и исключать из списка. Образование есть продолжительный и рефлективный процесс, существенный компонент любой полноценной жизни – сама антитеза товара.» Ричард Хатчер раскрывает две основные цели бизнеса, касающиеся образования.
Первая цель заключается в том, чтобы обеспечить все возрастающее вовлечение
школы и университета в идеологическое и экономическое воспроизводство.
В эпоху глобального рынка образование остается одной из немногих сфер,
где государственное вмешательство остается решающим фактором. Вторая
цель – бизнес в школе, или бизнес на школе – это непосредственное
извлечение прибыли из управления и контроля над образованием.
««Образование на Западе все труднее отличить от других видов промышленности». Как насчет «Приватизация,приватизация и ещё раз приватизация»(имеется
ввиду популярнейший лозунг тетчеров и чубайсов всех времен и народов
- пер)? Да, нео-лейбористы заняты распродажей всего, что движется
– они просто используют красивый жаргон и хотят запудрить нам мозги.
С какой стати частные компании лезут в образование? Книга инструкций
«МакДональдса» даст нам ключ к ответу: Риковски анализирует совместные шаги «ГАТС» и британского правительтсва
в обеспечении ведущей роли британских компаний в приватизации образования
во всем мире. Он отмечает, что начиная с февраля 2000 года, идет интенсивный
процесс заключения международных соглашений в рамках «ГАТС», и декабрь
2004 года является предельным конечным сроком. Это объясняет срочность
приватизационных мер в Англии. В 2000 году Британия экспортировала услуг на 67 миллиардов фунтов стерлингов. Международный бизнес рассматривает предоставление общественных услуг как уникальную возможность извлечения прибылей. Как заявил глава отдела услуг ВТО Дэйвид Хартридж в своей речи в 2000 году, «ГАТС ускоряет и будет ускорять процесс либерализации и реформ, делая его необратимым». Американские и европейские ТНК оказывают колоссальное давление с целью
ускорить процесс «ГАТС». Как утверждает Аллисон Поллак, «бизнес-спонсоры
и министерство финансов отлично понимают, что будущее британского
бизнеса основывается на продаже общественных услуг в международном
масштабе, независимо от социальной цены». Перевод Ильи Иоффе
|