Left.ru
Сергей Флере
Права человека и идеология капиталистической глобализации: взгляд из Cловении

Monthly Review, Volume 52, Number 8, January 2001

Идеологии – неотъемлемые составляющие всех человеческих обществ, в современном обществе они стали только более явными. С XVIII века они начали все сильнее отделяться от религиозных доктрин и народных религий. Идеологии претендуют на знание об обществе. Эти знания, конечно, являются предвзятыми и искаженными в соответствии с интересами определенных групп общества, историческими интересами и обстоятельствами. Идеологии претендуют на обладание полным представлением о реальности, но они его не имеют. Их можно критиковать. Они рождаются и проходят, а их сохранение всегда служит чьим-то интересам. «Правда» идеологии является целиком политической. Поэтому, по словам Маркса, идеология – это «ложное сознание».

Но идеология – это не просто картина объективного мира. Она также содержит призыв к действию. Идеологии требуют немедленного согласия и действия для достижения целей, рассматриваемых как возможные и необходимые, и противостояния другим политическим ориентациям, движениям и «истинам». Идеология – это не просто ложь или случайная дымовая завеса. Идеология, скорее, имеет структурные первопричины, которые пытались раскрыть ученые. Этот процесс берет начало в рассуждениях об идолах в «Новом Органоне» Фрэнсиса Бэкона, и развивается наиболее полно в работах Карла Маркса в XIX веке и, с некоторыми неправильными толкованиями, - Карла Мангейма в ХХ веке. Они установили, что идеологии имеют истоки и функции в обществе, в частности, в политической жизни.

Конечно и само обществоведение не имеет иммунитета к идеологии. Например, утверждение о «смерти класса» явно ориентировано на доминирующую идеологию. Другой, имеющей идеологические источники, установкой общественных наук является идея «рационального выбора», не только постулирующая видение человеческой природы как homo oeconomicus, но и делающая его краеугольным камнем в объяснении функционирования человеческого общества. Постмодернистские идеи – с их нигилизмом, их вскядностью, их противоречиями – играют свою роль в затемнении существующей социальной реальности. Что можно сказать о доминирующей идеологии современности с этой точки зрения?

Доминирующая идеология, оправдывающая существующее положение глобального господства, сложна и несводима к какому-то единому утверждению. Идеи, отрицающие эффективность любой другой экономической системы, кроме ныне существующей («свободная торговля», глобалистский капитализм) дополняются идеей прав человека. Отсюда вытекает потребность во врагах демократии и прав человека.

Права человека в доминирующей идеологии

Права человека – это не просто выдумка без смысла и истории. Они содержат в себе универсальные, всеобъемлющие идеи, кажущиеся очень привлекательными. Однако, в политическом дискурсе и в жизни они оказываются достаточно гибкими для их использования в большом количестве ситуаций. Понятие прав человека используется сейчас как политический инструмент для придания законности крайне двусмысленным действиям части господствующих сил на национальном и глобальном уровне. Можно бомбить гражданские цели в Нови Сад (Югославия); иракских детей путем эмбарго можно лишить важных продуктов и медикаментов; представителей кровавой латиноамериканской военщины можно арестовать (как Пиночета) или, наоборот, финансировать миллиардами долларов и поставлять им новое оружие (как в Колумбии); и все это оправдывается разговорами о правах человека. В современной доминирующей идеологии права человека понимаются почти исключительно как классические политические права (свобода слова, собраний, всеобщее избирательное право и т.д.), в то время как социальные права, такие как право на доступ к здравоохранению и социальному обеспечению или право на труд, практически не упоминаются. Изменения в «универсальных» и «вечных» правах очень показательны. Большую часть «холодной войны» с эмигрантами из «коммунистических тираний» обращались очень хорошо. Теперь, когда эмигранты устремились в «развитые» части мира в огромных количествах, гражданство и местожительство стали важнейшим условием для доступа к, казалось бы, универсальным правам человека. Движение масс из неразвитых стран «третьего мира» сокращается, в том числе и силой. Так работает капитализм. Права человека действуют только при легальном виде на жительство, и сведены к политическим правам в отрыве от их социального, экономического и культурного контекста.

Существующая доминирующая идеология – безусловное продолжение идеологии «свободного мира». Понятие «свободный мир» служило ключевым словом для акцента на отсутствии (или хотя бы нехватки) индивидуальных политических свобод в коммунистическом мире. Любая диктатура относилась к «свободному миру», пока проводила антикоммунистическую политику. Единственным критерием была принадлежность к борцам против «международного коммунизма» (кодовое слово для характеристики предположительно экспансионистских, империалистических стремлений и целей коммунистов). Идея «свободного мира» потеряла свою полезность с уничтожением СССР, а с ней стал не нужен ее кровавый багаж из Сухарто и Пиночетов.

Лучший способ исследовать действительные контуры возникающей модели прав человека – рассмотреть ее функционирование на практике. Я имел возможность наблюдать поучительный пример – приватизацию общественной собственности в моей родной Словении.

Словенская приватизация

Словения граничит с Италией, Австрией, Венгрией и Хорватией, и около десяти лет назад стала, впервые в своей истории, независимой. Ее население составляет около двух миллионов, площадь ее плодородной и нередко живописной, покрытой лесами, холмами и горами территории – около восьми тысяч квадратных миль, что по размеру сравнимо с Уэльсом или Нью-Гемпширом. Она была наиболее экономически развитой республикой в составе СФРЮ, а ранее была наименее экономически развитой провинцией австрийской части Австро-Венгерской империи. Словенский ВВП на душу населения находится примерно на уровне Португалии или Чехии; так что вместе с Чехией, - это наиболее успешная и развитая из бывших социалистических стран Центральной и Восточной Европы.

Конец 1980-х гг. в Словении был отмечен призывом к реализации и защите прав человека. Эта кампания распространилась от интеллигенции на все население. Освобождение и переходный период были провозглашены и возглавлены гражданским Комитетом по защите и поощрению прав человека (Комитетом Бавкара). Стремление к национальной независимости было окрашено не этнической мифологией, а стремлением к расширению прав человека. Государство, организованное вокруг идеи воплощения и защиты прав человека было кульминацией мечты о независимости Словении. 23 декабря 1990 г. Словенская Ассамблея торжественно провозгласила, что «ввиду того факта, что СФРЮ более не является законным государством и что права человека серьезно нарушаются, Республика Словения провозглашает себя свободным и независимым государством».

Каковы были настоящие последствия этой декларации независимости и утверждения плюралистической демократии? Они были многочисленны и радикальны. Эти изменения не были независимы от событий за пределами Словении, прежде всего, в странах бывшей СФРЮ. Мы опустим этот сложный вопрос, и перейдем к процессу приватизации, и в особенности к лозунгам, под которыми прошла «денационализация» (возвращение общественной собственности ее бывшим владельцам) после «демократических изменений» в начале 90-х гг.

Капитализм был вновь навязан Словении прежде всего путем восстановления собственности бывших владельцев, как было утверждено в Законе о денационализации, принятом в 1991 г. Он был принят очень быстро, сразу после «первых демократических выборов» в Республике Словения, хотя эта проблема не ставилась на выборах. Законопроект был подготовлен небольшим количеством людей, без серьезного общественного обсуждения. Вопрос не считался серьезным, хотя подавляющая большинство словенцев в то время выступало против любой реституции, кроме возвращения крестьянам пахотных земель. Экономические последствия денационализации и приватизации были удалены из картины, представленной общественности. Как нынешний ректор Люблянского университета, а тогда вице-президент Словении, говорит сегодня: «Приватизация была в первую очередь не экономическим вопросом, а чисто политическим. Это было выполнение задачи – как уничтожить социализм, то есть коммунизм, побыстрее».

В эйфории политической демократизации, на фоне кровавого конфликта, проходившего в других частях бывшей Югославии, огромное перераспределение богатства прошло, в значительной мере, вне общественного внимания и без общественного согласия. По некоторым предположениям, в маленькой стране с населением около двух миллионов человек, в целом двадцать пять миллиардов долларов перешло в другие руки, прежде всего, в результате реституции. В основном, реституция прошла именно таким образом. Я говорю о ресурсах, которые перешли в общественную собственность (оставим в стороне тонкости существовавшего в бывшей Югославии понятия самоуправления, в соответствии с которым собственностью «владело общество», а не конкретные люди) путем использования большого числа законных инструментов после окончания Второй Мировой войны. Реституция 1991 г. восстанавливала в правах не только капиталистических владельцев, но и феодальных: Римско-Католическая Церковь стала владельцем значительного числа пахотной земли и обширных лесов. Часть земли, национализированной после Второй Мировой войны, находилась в прямом пользовании крестьян. Даже эти причины не имели значения для демократически избранного режима в 1991 г. Тех, кто получил право на реституцию, было не больше шестидесяти тысяч из двух миллионов. Пахотные земли и леса облагались налогом в размере 20 % от всей суммы.

Выигравшие от реституции не вложили в собственность своего труда, который мог бы рассматриваться как практически универсальное этическое основание собственности, и не принимали во внимание полувековых усилий общества, спасшего эту собственность от банкротства, уничтожения или истощения по капиталистическому сценарию. Как же она может быть законной? Минимальное оправдание нашли в утверждениях о большей экономической эффективности частной собственности, хотя этот аргумент и перестали употреблять, когда экономисты стали серьезно рассматривать, что же произошло во время стремительного экономического кризиса, которым были отмечены первые пять лет независимости. В период критического отношения к «реально существующему социализму» в 1980-х гг., предполагаемая экономическая эффективность частной собственности и неэффективность общественной собственности были общими местами. Но реальность начала 1990-х покончила с ними. Поэтому главное оправдание было несколько завуалированным. Его смысл состоял в искоренении несправедливостей, сделанных предыдущим коммунистическим режимом. Это было официальное объяснение, содержавшееся в проекте Закона о денационализации, равно как и в заявлениях демократических политических партий и групп (Словенские христианские демократы и Демократическая оппозиция Словении).

Утверждалось, что несправедливости возникли как результат отрицания за частной собственностью считаться священным и неотчуждаемым правом человека. Неявным образом было решено, что частная собственность – это высшая ценность среди прав человека, и что она должна быть возвращена полностью, без учета всех прочих соображений. Дальнейший анализ покажет эффективные действия маленького лобби, связанного с преобладавшими тогда «демократическими» политическими партиями.

Во время проведения денационализации была неясно, нужно ли и в каком объеме компенсировать лишение Римско-Католической Церкви части ее лесов (произошедшее из-за смены собственности и других прав за несколько столетий). Римско-Католическая Церковь в Словении, действуя через свои органы (епархии и т.д.) узаконила свои владения, призвав на помощь «права человека», которые якобы нарушались Словенией, и угрожая передать дела в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. Даже если опустить ужасную историю самой католической церкви, ее практику в области человеческой свободы и свободы совести, сама идея церкви, приверженной к правам человека, больше чем демократическое правительство, весьма странна. И как же христианская доктрина, превозносящая благотворительность? Но если разговоры о правах человека помогают при судебном определении прав на собственность, тогда о них вспоминают и набожные церковники.

Права человека стали священной завесой, способной оправдать любое действие, удобное для воспроизводства существующего мирового распределения власти и богатства. Эти права всегда провозглашаются правящими группами в чисто политическом смысле, и во внимание не принимаются экономические и социальные права, глубокая связь между правами человека и справедливостью, фактически не учитываются социальные условия для утверждения человеческого достоинства как юридического инструмента, подобного правам человека. Человек с его правами является свободным. Свободным – значит, участвующим в конкуренции в труде, финансах и любой другой сфере жизни, организованной в виде рынка.

Человеческое достоинство

Понятие прав человека и национальные и международные юридические инструменты, защищающие их, не лишены потенциала для улучшения состояния людей. Но права человека, как юридические инструменты, осуществляются и реализуются в рамках определенных социальных, экономических и культурных обстоятельств, определяющих условия их значения для человеческого достоинства. В отсутствие успешной борьбы за изменения этих условий, разговор о правах человека – это жестокая насмешка. Общественная собственность может привести к искажениям в реализации прав человека, из-за того, что она ведет к бюрократизации и ее изъянам 1 . С другой стороны, огромное неравенство в условиях частной собственности является фундаментальным ограничением в достижении и реализации прав человека (не говоря уже о человеческом достоинстве). Оно может даже приводить к отказу признавать существование и полезность прав человека. Поэтому, идея индивидуальных и коллективных прав человека является, в лучшем случае, ограниченной. Пристальное изучение показывает, что она оказывается ничуть не лучше любого другого идеологического инструмента, несмотря на мощные международные и внутренние юридические механизмы по ее защите. Существующие национальные и международные инструменты юридической защиты прав человека немногим могут помочь людям, брошенным к волкам на арену рыночной эксплуатации, где полная занятость становится все более редким явлением, а меры социальной защиты разрушены. Важно обратить внимание на двойные стандарты в употреблении и применении прав человека, и на тот факт, что эти двойные стандарты не случайны, что это неотъемлемая часть идеологического дискурса.

Мы сталкиваемся с этим обстоятельством в сегодняшней Словении, стремящейся в Европейский Союз, которые ставит препятствия к приему на том основании, что Словения еще не достигла необходимого неравенства.И это возмутительное предложение оправдывается разговором о правах человека. Но у нас есть возможность объяснить нашим согражданам однобокую, ошибочную, идеологическую природу этого способа представления важных проблем. Понятие прав человека, как концепции политического дискурса, перестало служить освобождению человека, и начало легитимировать существующий глобальный порядок. В лучшем случае оно частично ограничивает использование политической силы и злоупотребления ею.

Перевод Юрия Дергунова

Примечания

1  В данном случае, Флере сам воспроизводит неолиберальную и «демократически-социалистическую» идеологическую догму. Простое сопоставление размеров бюрократического аппарата в постсоциалистических странах до и после падения социалистических режимов показывает, что правды в этом тезисе не больше, чем в разоблаченных Флере заявлениях о потенциально большей эффективности частной собственности. – Прим. пер.





?subject=Сергей_Флере._Права_человека_и_идеология_капиталистической_глобализации:_взгляд_из_Cловении">Ваше мнение

При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна

Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 Service