Юрий Миронов
На острове
Русская поэзия кончилась аккордами Владимира Высоцкого и печальным
бормотаньем Иосифа Бродского. Еще подкармливаются на окололитературных
тусовках тускнеющие звезды 60-х и 70-х годов прошлого века, еще печатаются
столбики строк в карликовых тиражах некогда общесоюзных журналов,
но поэтическое слово уже перестало быть заметным фактом общественной
жизни. Не передаются из рук в руки ни сборники со стихами к роману,
купленные случайно за границей, ни номер журнала с раздраженной отповедью:
"Не стойте только над душой…"
Уже не стоят. Да и не над чем более стоять, поэзия ушла из литературы,
и даже область наиболее массового ее приложения – музыка - как-то
обходится без нее. Наверное, современным творцам ее не хватает объема
легких, чтобы прозвучало, как колокол: "Широка страна моя родная…",
не хватает ясности и чистоты для кристально прозрачных строф: "С берез
неслышим, невесом, слетает желтый лист…", не хватает даже простой
влюбленности для трогательного сюжета: "Я гляжу ей вслед…".
Место поэзии в духовной жизни общества заняла пошлость.
Это началось лет тридцать назад усилиями поначалу даже очень талантливых
артистов и художников и завершилось ныне массовых натиском их уже
совершенно бесталанных потомков. Впрочем, свершилось это без столкновений
и крови, выражаясь фигурально, просто из культурного обихода исчезло
само это слово - пошлость, символизируя тем самым исчезновение этого
понятия из духовного мира наших деятелей искусства. Так происходит
везде, где на первый план общественного интереса выходят деньги, Европа
обогнала нас в этом отношении на несколько десятилетий, лишь перипетии
войны и борьбы с фашизмом, выдвинув вперед действительно важные темы
человеческого бытия, несколько притормозили было этот ход вещей, дав
силу стихам Элюара и Лорки. Но эта волна со временем спала.
Процесс этот уже отразился и на нашем общении в обиходе. Еще совсем
недавно обыденная речь русского образованного человека в значительном
объеме включала в себя прямое или скрытое цитирование известных литературных
произведений, большей частью, поэтических. Даже в иронии нередко присутствовали
цитаты: сколько раз по разным поводам мы вплетали в свою речь и "злые
языки", и "сколько их, куда их гонят", и "откуда дровишки", и "ветер,
ветер на всем белом свете" и многое другое. Иностранцы, даже обучавшиеся
в Союзе, иногда жаловались на трудность понимания такой речи - ведь
весь этот багаж накапливался с детства, это нельзя восполнить в параллель
с изучением сопромата и электротехники. Их собственная речь, особенно
для выходцев из Европы и Америки, лишена такой особенности и в родной
языковой стихии, она, судя по современным романам, однозначна и понятна
каждому владеющему языком (но не культурой), и образность входит в
нее лишь в форме пошлейших общепонятных выражений на сексуальные темы.
Эта тенденция становится заметной и у нашей молодежи, язык молодых
постепенно опускается до универсальности, подчиняясь требованиям рынка.
А может ли вообще в долгосрочном плане существовать язык без поэзии?
Такое развитие уже бывало и на короткой исторической памяти человечества.
Золотой век латыни в эпоху становления империи продолжался недолго,
уже через три столетия, когда общественные страсти поутихли, общество
стратифицировалось, и власть императоров стала прямым выражением воли
финансовых и земельных олигархов, сам язык, насыщенный варварскими
чертами преимущественно германского происхождения, изменился настолько,
что книги Овидия и Цезаря были понятны без перевода лишь немногим.
Им на смену пришла Вульгата св. Иеронима. Классическая поэтика ушла,
а в новой не было потребности в этом постепенно дичавшем мире, и он
погиб. Конечно, уход поэзии был тому не причиной, а лишь грозным провозвестником.
Но наш язык еще жив, еще не замутнен его огромный океан, который как
Солярис Лема, являлся источником русской поэзии во всем ее могуществе.
Мы еще как с нашими современниками можем говорить и с Пушкиным, и
с Некрасовым, и с Блоком, и с Маяковским - на одном языке. Эта стихия
еще манит некоторых, может быть, не очень современных, людей своей
красотой и безграничными возможностями для игры, фантазии, творчества,
область обитания которых в обыденном мире постепенно сужается.
Передо мной лежит сборник стихов таких поэтов из Москвы, объединенных
в поэтической студии "Островитяне", изданный в мягкой обложке тиражом
500 экземпляров (Остров в океане. Любимые стихи. - М., изд-во КМК,
2003). Это не первый сборник поэтов, собравшихся в студию, кроме того,
многие из них публиковались в разных альманахах и журналах, выпускали
свои книги, но особенностью этого сборника является то, что каждый
его участник поместил в нем свои наиболее любимые стихи. Получилось
довольно пестрое собрание, тем более, что и сами островитяне - очень
разные люди и по возрасту, и по жизненному опыту…
Название их студии также можно понимать по-разному: или как остров-убежище
во враждебной стихии, или как остров в огромном, полном жизни океане,
на песчаных пляжах которого можно без конца искать и перебирать чудесные
самоцветы и прекрасные раковины, выброшенные на кромку воды мягким
океанским накатом. И читатель, взяв в руки этот сборник, найдет в
нем много живописных строк, прикосновение к которым затронет скрытые
в душе струны.
Галька шуршит, тихо бьется прибой…
В быстрой воде отраженья нечетки… (О. Науменко)
В этом ожерелье стихов мир распадается, как в калейдоскопе, на множество
миниатюр, его контуры становятся действительно размытыми, неопределенными.
Иногда он одушевлен и наполнен неким таинственным смыслом
Запрокинув однажды голову,
Вдруг поймешь, этот мир так глубок …
(Р. Мулюков)
Да, в нем есть все, и можно отвернуться от него в голубизну небес:
Рассыпаются по небу
Синих грез моих моря.
Я им бережно надену
Ожерелье из дождя
Снова разольются реки,
Будут плавать корабли.
Я одену на рассвете
Ожерелье из любви.
(У. Владышевская)
но можно взглянуть на него в упор, не отводя взгляда от всех его тяжких
немощей:
Не оставь меня, Господи!
Я в начале пути
Нераскаянной поступью
Так устала идти!
На пути - звездной россыпью
Всех грехов западни!
Испытай меня, Господи,
Только с глаз не гони!
(Н. Бибаева)
Женская поэзия от Сафо и до Анны Ахматовой все же представляет совершенно
особый мир чувств, свое видение жизни и свои способы выражения чувств.
И в нашем сборнике читатель сразу почувствует эту особенность. Такие
строки, как: "Нам время каплей падает в раскрытую ладонь…" или "Совенок-вечер
приоткрыл лучистые глаза…", конечно, могли родиться только под пером
островитянки (Н. Стрепетова). В них звучит нечто детское, что сохраняется
в женской душе многие годы, наверно, пожизненно.
Но в женской поэзии есть своя критическая зона - возрастной порог,
когда слова любовной лирики уже кажутся неестественными и начинают
вызывать ассоциации с одним из офортов Гойи. Это печально, потому
что в поэзии, как и во всяком ином искусстве, с возрастом накапливается
даже чисто техническое мастерство владения словом, но поэтесса замолкает,
не находя новых, соответствующих ей тем. Так случилось с Анной Ахматовой
- ее послевоенные стихи редки и совершенны, хотя в этом случае значительную
роль сыграли трагические обстоятельства нашей жизни.
Однако так случается не всегда. Иногда запаса душевной теплоты и любви
хватает на многое и надолго, и тогда далеко за пределами молодости
рождаются строки, пронизанные солнцем:
Что будет и есть, и было
Цыганку лучше спроси,
Я вижу: Земля забыла
Вертеться вокруг оси.
Выходит, сбросила бремя
И годы уходят вспять,
Наверно, забыло время
Песок свой пересыпать.
Как сизый налет со сливы,
Сотру я печаль и грусть,
И вновь, озорной, счастливой
Девчонкою становлюсь.
(А. Голубятникова)
Внимательный читатель найдет в сборнике много других поэтических находок,
хотя и не все стихи в сборнике равноценны, к тому же некоторые вещи,
очевидно, предназначены для музыкального сопровождения - столь модные
в недавнем прошлом, как их называли, "авторские" песни - и теряют
часть своего эмоционального воздействия, будучи положены на холодную
бумагу.
Но примечательно, что и мужская часть островитян не меняет стиля сборника,
слегка приглушенного и в радости, и в трагических обстоятельствах,
с некоторым отстранением от мира, - не отвержением мира, а именно
отстранением. "Я иногда вхожу в реальность и чувствую нелепость бытия…"
- так это звучит у М. Загорской.
Нет, эта поэзия - не прорыв в мир, не обращение urbi et orbi, это,
скорее, щит, заслон от мира, сотканный из легких и красивых листьев,
загораживающих этот мир от поэта, мир, который, по правде сказать,
все менее и нуждается в поэзии. И прекрасное стихотворение Вадима
Руссо "Желание" заканчивается знаменательной фразой: "Как это не горько,
есть лишь вечный бой" - это, конечно, перекличка с Блоком, но в какой
тональности!
Этот остров, наверное, не единственный в океане, но какова судьба
этого архипелага? Сохранит ли он богатство нашего языка для какого-то
возрождения или со временем прибой захламит золотые пески островов
пластиковыми пакетами, ржавыми обломками и цветными обрывками рекламных
журналов, а развлекающиеся толпы мещан вытопчут тихие поляны и взбаламутят
источники в тенистых овражках?
Ваше мнение
|