Приватизация и война

Одной из стратегических целей империалистических политиков является приватизация общественных ресурсов, как самоцель и как средство достижения политического, социального, экономического и культурного контроля над страной для укрепления процесса имперского строительства.

Стратегия приватизации осуществляется как политическими, так и военными средствами – посредством вооруженных вторжений или военных переворотов. Приватизация является первым шагом денационализации и реколонизации экономики и государства.

Денационализация экономики обычно следует за навязыванием имперскими кредитными агенствами макрополитической стратегии политики структурных изменений, который включают среди прочих шагов приватизацию общественных предприятий – в особенности стратегических секторов, таких как энергия, бензин, металлы, телекоммуникации, финансы и банки. Движение к денационализации идет двумя путями – либо прямым приобретением иностранными компаниями национальных предприятий, либо двуступенчатым путем, когда сначала национальные капиталисты покупают общественные предприятия, а затем перепродают их иностранному капиталу (подобный процесс наблюдался в последние годы в России и был частично пресечен режимом Путина – пер.).

Прямо или косвенно, приватизация подразумевает иностранный контроль над жизненно важными экономическими решениями (инвестиции, торговля, движение прибылей и т.д.) в стратегических секторах экономики. Иностранный контроль над стратегическими отраслями означает управление местной промышленностью и эксплуатацию природных ресурсов.

Помимо экономических последствий приватизации/денационализации (П/Д), она является политическим инструментом стратегий имперского строительства:

П/Д включает рекрутирование «национальных исполнительных лиц», финансовых служащих, публицистов, управленцев, экономистов, которые становятся активной политической базой для продвижения и поддержки более глубокой и интенсивной колонизации, а также политического подчинения имперской власти.

Главные исполнительные лица проектов П/Д играют ведущую роль во влиянии и направлении секторальных организаций (автомобильных производителей, банковских ассоциаций, консорциумов управляющих шахтами и т.д.), таким образом «гегемонизируя» национальных капиталистов внутри ассоциаций и добиваясь их согласия в имперско-колониальных проектах.

П/Д фирмы могут работать в тандеме с имперским государством, оказывая давление на режим с целью заставить его следовать имперской политике, сокращая производство или урезая инвестиции. Например, в 1960-х годах госдеп приказал находящимся в американской собственности нефтеперерабатывающим заводам отказаться перерабатывать кубинскую нефть, импортированную из СССР, с целью свергнуть правительство Кастро.

Правительство США часто внедряет «агентов» (ЦРУ и ФБР) в американские ТНК. ТНК обеспечивают «легальное прикрытие» агентам разведки, вовлеченным в кампании по дестабилизации, шпионажу и рекрутированию лидеров местного бизнеса и профсоюзов для обслуживания имперских интересов.

П/Д фирмы дают империалистическим политикам дополнительный рычаг давления на режим с целью подчинения его политике МВФ. П/Д обеспечивают предлог для имперского вмешательства и завоевания, заявляя, что захватчики «охраняют имущественные права американских граждан».

П/Д создают плацдарм для множественных приватизаций, используя местных союзников и политическое влияние. П/Д создают эффект домино, накапливая власть от предприятия к предприятию, от сектора к сектору, от экономики к СМИ и политическому контролю. П/Д оказывают каталитическое влияние , усиливая имперских политиков выкручивая руки неуступчивым режимам.

Диалектика Приватизации/Денационализации и войны

Войны мотивируются и имеют своим результатом приватизацию и денационализацию общественной собственности. Соответственно, приватизация приводит к войне за предотвращение ренационализации стратегических отраслей промышленности. Приватизация нередко сопровождается созданием военных баз, усиливая таким образом колониальное присутствие и ослабляя суверенитет стран третьего мира. Как минимум, приватизации все время сопровождаются военными «кооперативными соглашениями» и «соглашениями о взаимопомощи», позволяющими присутствие американских военных советников в министерствах обороны, индоктринацию и обучение военнослужащих и обеспечивающими «легальную формулу» при угрозе для клиентского режима. Другими словами, приватизация и денационализация ослабляют страну третьего мира – истощают её экономические ресурсы, прибыли и рычаги власти, серьезно подрывая суверенитет. Ослабленные клиенты часто поставляют наемных солдат для будущих империалистических войн и колониальной оккупации, например в Ираке, Афганистане и на Гаити.

Колониальные войны в 21 веке

В 21 веке империалистические войны, в особенности длительные колониальные войны, требующие военной оккупации колонизированной страны, могут вестись только при помощи найма солдат у клиентских режимов. Американские имперские вооруженные силы неспособны поддерживать колониальную оккупацию перед лицом продолжительной народной войны без широкомасштабной поддержки наемниками со стороны клиентских режимов. Это сегодня очевидно в Ираке (и Афганистане), где американские колониальные представители и их марионеточные режимы отчаянно пытаются собрать армию из афганских и иракских наёмников для несения бремени «поддержания безопасности» (подавления колонизируемого населения). Колониальная армия США, особенно её резервисты, деморализована и все больше и больше людей уклоняются от службы.

Столкнувшись с военным вмешательством в двух странах (Ирак и Афганистан), Вашингтон стал рекрутировать наемников из клиентских режимов в Латинской Америке для поддержки марионеточного режима на Гаити. С тех пор, как имперские стратеги, особенно неоконы и сионисты, сделали военное вторжение основным средством имперской экспансии, именно военные парадоксальным образом превратились в слабое звено в империалистической цепи, которая состоит из широкого спектра мер, от империалистических войн до колониальной оккупации и контроля, П/Д и экономического мародерства.

В прошлом США были вовлечены во внешние и внутренние войны ради приватизации\денационализации стратегических отраслей. Свержение режима Арбенса в Гватемале (1954), Мосадыка в Иране (1953), провальная попытка захвата Кубы в 1961, спланированный ЦРУ переворот в Чили (1973) , война контрас в Никарагуа (1980-е годы) – все эти акции были направлены на П/Д экономик этих стран, а также на обслуживание имперских геополитических интересов.

В последние годы, однако, имперское государство больше полагалось на финансирование гражданских выборных политиков и на давление международных финансовых институтов для осущетсвления П/Д. Только на Ближнем Востоке, где сионистско-израильское влияние играет роль, военному вмешательству было отдано предпочтение. Война как средство приватизации и колонизации продолжает использоваться там, где финансируемые империей гражданские выборные стратегии терпят провал. Два недавних случая приходят на ум.

Внутренняя война США в Венесуэлле, где финансированный и направляемый ими путч привел к краткосрочному (48 часов) свержению избранного президента Чавеса – характерный случай. В этот короткий отрезок времени марионеточный режим Кармоны немедленно разорвал отношения с Кубой, вышел из ОПЕК и начал продвигать планы приватизации государственной нефтяной компании, прежде чем власть народа восстановила Чавеса и аннулировала декреты. Спонсированный США путч и последующая «стачка хозяев» в нефтяной промышленности являлись частью стратегии внутренней войны, направленной на изменение невыгодных результатов выборов.

Подобным образом в Югославии США в союзе с европейским империализмом осуществили неспровоцированное военное вторжение , используя хорватских и косоварских террористов для разрушения югославской нации и создания мини-государств, в которых ранее самоуправляемые предприятия были приватизированы, созданы важные военные базы и рекрутированы наемники для ближневосточных колониальных войн.

Приватизация и денационализация, независимо от того, осуществляются ли они посредством имперских войн или через марионеточных электоральных политиков, порождают внутри-империалистический конфликт и конкуренцию за возможность завладеть наиболее прибыльными фирмами. Опыт Восточной Европы и Латинской Америки показывает, что политический успех США привел к тому, что европейские державы завладели большинством приватизированных фирм и наиболее прибыльными нефтяными, телекоммуникационными и финансовыми предприятиями. Также и при распаде Югославии у европейцев оказался контроль над богатейшими мини-государствами, Хорватией и Словенией, тогда как США колонизировали беднейшие, мафиозные страны – Косово, Македонию, Черногорию и Боснию.

Поворот к односторонним империалистическим войнам отразил эту реальность неравных выгод от совместных американо-европейских имперских войн. Одностороннее вторжение США в Ирак имело целью максимализировать американский контроль над последующей приватизацией и денационализацией иракской нефтяной индустрии и ограничение европейских дивидендов от послевоенного «восстановления», также как и обслуживание израильских интересов на Ближнем Востоке.

Если империалистическая экспансия связана с П/Д, то конкуренция и конфликт между империализмом США и Европы создают формы и методы, посредством которых эта экспансия осуществляется. Переход США к односторонней форме и военным методам обусловлен их «относительным превосходством» в области вооружений и преобладанием гражданских милитаристов среди политиков, ответственных за принятие решений. Доктрины «тотальной войны», «наступательных войн», и однополярного мирового господства были разработаны и осуществлены особой идеологической элитой, обладающей рядом характерных черт – она не имела прямых связей с традиционной военной иерархией и продемонстрировала открытое презрение к военному и разведывательному командованию. Эти гражданские милитаристы воспринимают себя как элиту, избранную для осуществления особой миссии по терроризированию реальных и вымышленных врагов заграницей, и наказанию, изгнанию и затыканию ртов традиционным военным и разведывательным оппонентам дома. Их крайний милитаризм напрямую связан с их дистанцированием от реальных исполнителей массовых убийств гражданского населения и виновников потерь наземных сил, а также с их близостью к государству Израиль.

Их властное высокомерие сочетается с поразительным невежеством относительно политических и экономических условий и последствий их решений. Их слепая готовность служить израильским интересам привела к «недооценке» степени массовости иракского сопротивления оккупации. Их страсть с мировому господству привела к обременительной множественности военных вторжений, повлекшей за собой ослабление мощи американской империи. Их милитаристская логика, проникнутая глубочайшим невежеством, привела к разрушению прибыльнейших иракских хозяйственных объектов и огромной цене войны для США. Эта политика привела к резким разногласиям внутри имперского государства. В ответ пентагоновские экстремисты захватили контроль над разведывательными функциями и операциями сил особого назначения, а также тайными операциями. Политический конфликт внутри государства распространяется и на гражданское общество, более половины которого выступает против планов дальнейших войн. Вместо принятия имперской стратегии, сочетающей экономические, политические и дипломатические средства с селективными войнами, гражданские милитаристы на Ближнем Востоке руководствуются исключительно военными стратегиями. Даже внутри этого односторонне-военного подхода они выбирают самые крайние меры, односторонние перманентные войны, в противоположность коалиционным и ограниченным по времени и площади. Военный экстремизм при ведении колониальной войны не является положительным качеством.

Израильская маленькая грязная колониальная война, несмотря на ежедневные убийства гражданских лиц, террор, пытки и унижения палестинцев, не привела к успеху в борьбе с 3 миллионами палестинцев, даже при всеобщей мобилизации и с пожизненными резервистами (в Израиле –ред.). Гражданские милитаристы в имперском государстве не извлекли никакого урока из израильских провалов: для них Израиль всегда прав, он никогда не ошибается, он их всегдашняя модель несгибаемой воли к завоеванию. В своей экзальтированной спеси наши военные милитаристы верят, что 150000 колониальных войск могут одолеть 200000 бойцов сопротивления, поддерживаемых 20 миллионным народом.

Взгляды гражданских милитаристов

Одним из ключевых аспектов взлета к власти гражданских милитаристов была их способность применять организационные принципы для продвижения своих политических проектов. Их процедуры, обычно не задокументированные, могут быть выведены из их организационного поведения. Определим кратко их modus operandi:

Ускоряй войну, предотвращая подобным образом общественное обсуждение и систематический анализ заинтересованных сил, тактических выгод и стратегической цены. Учитывая, что гражданские милитаристы пришли к власти с уже разработанной доктриной и имея высокую дисциплину, им было нетрудно навязать свои взгляды разрозненным оппонентам и противникам из среды военной и превительственной бюрократии. Пользуясь преимуществом «гражданского превосходства» (политическая доктрина США, согласно которой во главе вооруденных сил страны не должны находиться военные –пер.), они смогли навязать свою экстремистскую военную доктрину критикам из традиционного военного руководства, которых они обвиняли в «излишней забюрократизированности и осторожности». На деле их ультра-волюнтаристкая военная доктрина вступила в конфликт с более рациональной и взвешенной политикой традиционных военных стратегов.

Создание апокалиптического события являлось существенным элементом в захвате гражданскими милитаристами господствующих позиций в аппарате принятия имперских решений. Массивная документация и критический анализ официальных разведывательных источников показывает, что гражданские милитаристы были осведомлены и активно вовлечены в подготовку террористических актов 11 сентября 2001 года. Гражданские милитаристы в тот день запустили в действие свою экстремистскую ближневосточную программу «наступательной войны». Они сознательно принялись возбуждать и нагнетать параноидальный стиль политики, сконцентрированный на всемирной и немедленной террористической угрозе для миллионов беззащитных граждан, основанной на ядерном, химическом и биологическом оружии (несмотря на то, что атаки 11 сентября были осуществлены дешевыми пластиковыми ножами). Эта беспрецедентная идеологическая «кампания запугивания», организованная гражданскими милитаристами, отчетливо резонировала с параноидальной политикой израильского режима, подстегивавшего иудео-христианский крестовый поход против террористичекой исламской угрозы.

Мессианские миссии являются постоянной компонентой ментальности гражданских милитаристов. Они представляют собой отчасти циничные упражнения в манипуляции универсальными демократическими идеалами, а отчасти результат страсти к американскому мировому господству. Мессианский фанатизм обеспечивает самооправдание для растущих нарушений прав человека, попрания международных и внутренних законов. Гражданские милитаристы знают, что их военные вторжения уничтожают демократические права на самоопределение, что их поддержка военной оккупации ведет к отрицанию самоуправления, и при этом они заявляют, что их цель – «демократизация Ближнего Востока» - цель, распространяемая СМИ. Мессианизм питает оскорбительные атаки против реальных или воображаемых критиков, которые сопровождают авторитарные репрессивные меры, направленные на запугивание критиков и стимулируют произвольные аресты, бессрочное тюремное заключение и пытки подозреваемых.

Моралистичекие милитаристские кампании обычно не основываются на фактах, могущих оправдать жестокие атаки на народы и нации. Гражданских милитаристов не слишком заботит, существует ли настоящая угроза. Существенным элементом для них является самоопределенный мир «добра» и «зла» - добродетельная мировая держава (США) объединенная со своим региональным сообщником (Израилем) против чужого «зла» (мусульмане, третий мир, независимое государство), враждебного расширению американской империи и израильской колонизации. Моральные крестоносцы из среды гражданских милитаристов убеждены, что массы нуждаются в «благородной лжи», так как они не способны понимать «высшую правду», содержащуюся в постоянной войне раде американского мирового господства и регтональной мини-империи «Великого Израиля». Множество прогрессивных критиков пролили тонны чернил, опровергая ложь гражданских милитаристов относительно иракского ОМУ и связей Саддама с Аль-Каедой. Это стоящее занятие, но оно абсолютно бессмысленно в глазах граждансих милитаристов, потому что их «Истина» воплощена в их военных акциях, а не в тех лживых предлогах, которые они распространяют. До сих пор ложь «срабатывала», поэтому покуда они могли развязывать войну, готовиться к другим войнам, запугивать население ради поддержки войны и захватывать контроль над властными структурами, «высшая истина» становилась реальностью: перманентной наступательной войной.

Доктрина «жизненного пространства» крепко связана с практикой перманентной войны гражданских милитаристов. В своих параноидальных волюнтаристских взглядах они не признают никаких пространственно-временных ограничений. Угроза исходит серией концентрических кругов от ближневосточных исламских народов (окружающих Израиль), распространяясь через Азию, Северную Африку и Западную Европу... Угроза безопасности присутствует в «Старых европейских странах», а также в странах третьего мира, отказывающихся подчиняться Соединенным Штатам и их военной силе. Чтобы добиться «жизненного пространства» для США и их бизнес-интересов, военные базы и операции должны быть повсеместны, понятие «безопасности» должно стать кодовым словом для проведения открытых или тайных военных , политических и идеологических акций. Ультимативным образом для гражданских милитаристов только тот мир, в котором США обладают непоколебимым имперским господством, является безопасным жизненным пространством.

Для укрепления своей власти в имперском государстве, гражданские милитаристы инициировали ряд организационных реформ. Для примера мы можем затронуть по крайней мере три типа «реформ», их декларированное обоснование и их реальную цель:

Организационная децентрализация: Гражданские милитаристы утверждают, что существует слишком много бюрократических и политических ограничений на проведение в жизнь эффективных решений в периоды постоянной угрозы террора. Во время чрезвычайного положения, государственная «бюрократия» становится частью угрозы скорее, чем частью решения. Такая аргументация скрывает истинную цель концентрации власти в руках гражданских милитаристов в пентагоновской элите и среди неоконсерваторов в Совете нац. безопасности. Смысл «реформы» - обойти существующие инстанции управления, пока не удалось захватить их в свои руки.

Развитие и институционализация нетрадиционных источников информации (разведки): гражданские милитаристы утверждают, что традиционные разведслужбы неэффективны, неточны и неуклюжи. Они выступают за «расширение» базы сбора развединформации, «деверсификацию» источников и обход неповоротливой бюрократии, предпочитая ей «прямые линии» связи с полем действия, чтобы иметь возможность предпринимать решительные действия в кратчайший срок. Истинной целью гражданских милитаристов является создание собственных «параллельных» источников для фабрикации разведданных, необходимых для обоснования ведения перманентной войны.

Усиление «кооперации» с признанными дружественными странами, обладающими большой историей и большим опытом террористичесих войн: формальное обоснование такой «реформы», выступающей за «особые отношения» с заморскими экспертами, заключается в якобы экономии времени для имперского государства, получения доступа к уникальному опыту и возможности избежать чужих ошибок. Вдобавок, гражданские милитаристы, особенно сионисты, рассматривают израильский «антитеррористический аппарат» как модель успеха, несмотря на тот факт, что Израиль является наиболее вероятной целью атак террористов. Реальной целью является укрепление связей с государством Израиль, увеличение искаженной информации и потоков дезинформации с целью заставить американские имперские интересы выстраиваться вокруг израильских ближневосточных интересов.

Заключение

Американская империалистическая военная доктрина основана на нескольких ключевых понятиях, таких как «однополярный мир», перманентные войны и экстерриториальное право. Доктрина основана на вере в неуязвимость империи - на медийном образе непобедимых американских суперменов-военных, представляющих праведную супердержаву.

Ключ к пониманию источника и практики этой доктрины лежит в возвышении «нового класса» гражданских милитаристов (ГМ) и обслуживающих их мыслителей и структур гражданского общества, запустивших цепь катастрофических событий для облегчения овладением доминантными позициями в имперском государстве. Восхождение ГМ к высотам власти не прошло без сопротивления как со стороны имперского государства, так и со стороны традиционных военных и разведывательных элит.

В новом тысячелетии специфическая комбинация обстоятельств и времени позволила особой группе гражданских милитаристов захватить стратегические позиции в имперском государстве – а именно сионистским идеологам, тесно связанным с Израилем.

Эти идеологи запустили маховик психологической войны, направленной на запугивание масс населения с целью заставить их следовать своей эктсремистской доктрине и приносить финансовые и человеческие жертвы на алтарь бесконечной войны.

Эта статья показывает, что на сегодняшний день решения о развязывании войны не являются просто производной экономических интересов американских ТНК (нефть и т.д.). В ближневосточном случае, те, кто принимал решения, не проконсультировались и не находились под влиянием нефтяного фактора либо других экономических интересов – большинство ТНК имело продолжительные, прибыльные и стабильные отношения с консервативными элитами арабских нефтедобывающих стран. Самое большое – некоторым нефтяным компаниям были обещаны будущие дивиденды от приватизации общественных нефтяных промыслов.

Имперская война была спланирована и осуществлена группой политиков с незначительным экономическим интересом и даже со слабым понятием об экономической цене войны. Движущая сила войны находится в среде гражданских милитаристов, которые запустили и нажились на катастрофическом событии (11 сентября), позволившем им обойти традиционные военные и разведывательные иерархии. Внутренний консенсус для экстремистского милитаризма был мобилизован через продолжительное, массивное и интенсивное нагнетание страха подстрекательской пропагандой гражданских милитаристов. Психологически-идеологическая кампания сделала возможным громадный расход ресурсов и обеспечила гражданским милитаристам монополию на осуществление имперской политики. Война имела особое значение для сионистской компоненты гражданских милитаристов – она обслуживала региональные интересы Израиля.

Хотя идеологическое доминирование и психологический контроль, которыми обладают гражданские милитаристы, являются колоссальными, они в то же время достаточно уязвимы. Постоянные и необратимые поражения американской колониальной армии в Ираке продемонстрировали её уязвимость. Неспособность США к развязыванию новых наземных войн явилась временным вызовом доктрине перманентных наступательных войн. Массовое брожение внутри колониальной армии показало иррациональность гражданских милитаристов. Их предложения по увеличению воинского контингента в Ираке, призыву дополнительных резервистов и , в конечном итоге, по углублению американского вовлечения в безвыигрышную войну, ведет к увеличению потерь, росту несогласия внутри США, большему сопротивлению в Ираке и усилению кризиса в американской экономике. Эскалация войны в Иран, основанная на иррациональном волюнтаризме, вызовет ещё больший конфликт между гражданскими милитаристами и традиционными центрами экономической и военной власти. Капиталистическая рациональность, основанная на подсчете баланса прибылей-убытков, по всей вероятности бросит вызов атавистическому поведению гражданских вояк, приведя к ещё большему расколу внутри империи.

Меж-элитный конфликт может послужить активизации секторов «рационального» среднего класса, обеспокоенного долгосрочными, широкомасштабными интересами империи, в противоположность авантюрам гражданских милитаристов. Доктрины «жизненного пространства» будут продолжать применяться, но уже в более ограниченных территориальных рамках и с учетом возможностей империи по рекрутированию клиентов и союзников. Войны, подвергающие опасности военный статус империи, будут переосмысленны в понятиях сфер влияния – когда интересы великой державы маргинализируют преувеличенную роль Израиля в мире и в региональной политике. Сегодня будущее американской империи, в особенности будущее гражданских милитаристов, зависит от того, какого масштаба поражение потерпит империя на Ближнем Востоке. Как пойдет ближневосточная война, так будут изменяться и методы расширения империи.

Тотальный военный разгром гражданских милитаристов и их сионистского ядра на Ближнем Востоке приведет по всей вероятности к переосмыслению значения, задач и целей имперских войн. Вероятнее всего, оценка экономической стоимости войны вернется в центр дебатов между элитами, без отклонения в сторону защиты интересов чужих государств. Этот новый дискурс попытается сформулировать более «рациональную» и умеренную модель мировой империи.

Тема поворота от империи к более «республиканскому» стилю политики может быть поднята только внутри массовых антиимпериалистических движений, которые появятся внутри колониальных объектов имперских центров, но смогут включать в себя и эксплуатируемых и маргинализированных из имперских столиц.

Оригинал статьи находится: http://www.amin.org/eng/uncat/2005/mar/mar181.html