Чо Док Син (1917-1989) был южнокорейским военным и политиком (с 1961 по 1963 - министром иностранных дел Южной Кореи, затем послом Кореи в ФРГ (1963-1967). В 1977 году эмигрировал в США, где попросил политического убежища. В 1980е годы познакомился с группой Корейская Конференция за Демократию и Воссоединение, через которую он смог посетить КНДР (впервые в 1984 году). КНДР произвела на него такое впечатление, что в 1986 году он переехал туда вместе с семьей на постоянное место жительства. Его супруга в настоящее время возглавляет в КНДР Корейский Религиозный Совет и является заместителем председателя Комитета за Мирное Воссоединение Отечества.
Чо Док Син написал книгу «Нация и я» в конце 80х годов. В ней он рассказывает о своем нелегком жизненном пути, об участии в борьбе за национальное освобождение Кореи от японских захватчиков, о том, как сложилось, что он оказался после войны в Южной Корее - и о том, почему он, хорошо знающий жизнь и там, и в Соединенных Штатах, выбрал для себя Корейскую Народную Демократическую республику.
Сегодня мы публикуем избранные отрывки из его книги.
Во время своих поездок в Северную Корею я стремился увидеть собственными глазами как можно больше, и мне удалось увидеть и познакомиться со многими вещами в различных сферах политики, экономики, общественной жизни и культуры. Такое мое отношение не было просто праздным любопытстсвом в адрес незнакомой страны. Более того, у меня были иные мотивы, чем у критиков, которые стремятся наблюдать за системой и политикой в Северной Корее и оценивать ее, так как это привыкли и любят делать западные журналисты: искать везде «дыры» в положении вещей в других странах.
На основе своего понимания, что Северная Корея является половиной моей страны, хотя у нее и другая система, чем в Южной Корее, что в ней живут мои соотечественники, и что стране нашей необходимо воссоединиться я пытался понять реальность социализма Северной Кореи настолько, насколько я мог это сделать - с точки зрения нации в целом.
Моими первыми впечатлениями от Северной Кореи было восхищение, когда я увидел, что несмотря на то, что здесь другая общественная система, в Северной Корее жив дух нашего народа (...)
... Мои визиты в Северную Корею разрушили мое устарелое представление об этой стране, засевшее в моей голове, и изменили мое мнение о ней. В социалистической реальности Северной Кореи я нашел много для себя неожиданного. И эта живая, яркая реальность дала мне представление о том, каким должен быть путь, ведущий к идеальному обществу, которое я сам себе часто представлял.
Когда один американский кореец вернулся из поездки в КНДР несколько лет назад, его спросили: «Ну и как, эта страна- рай или ад?» Он ответил: «Ето не раы, но и не ад». Когда я вернулся из Северной Кореи, мне задали тот же самый вопрос. И я ответил: «Я побывал в другом мире. Я так чувствую себя, словно побывал в раю на Земле». Мои собеседники были удивлены и спросили: «Господи, почему это вы так высоко оцениваете Северную Корею?» «Если то, что я сказал - это похвала, то значит, потому, что она заслуживает похвалы!», - ответил я. И на этом наша беседа закончилась. Но мои наблюдения на этом не закончились и закончиться не могли. И я пишу эту главу, возвращаясь к тому прерванному разговору.
В Северной Корее никто не просит милостыню. Человек, который не видел этого своими глазами, не может поверить, что такое может быть.
Возможно, мне скажут: «Не всякий, кто ходит в горы, видит тигра. Но это не значит, что тигров там нет». Вы должны это увидеть своими глазами, чтобы понять. Тем, кто сам не видел, это объяснить словами очень трудно. Я скажу, что могу подтвердить, что видел собственными глазами: нищих, просящих милостыню, там нет, а мои слушатели будут настаивать, что если хорошенько поискать во всей стране, то найдутся, хотя бы один или два. «Как же это может быть, чтобы их не было?»- скажут мне. (...)
Во время своего пребывания в Северной Корее я несколько раз посетил театр. Однажды на выходе из Пхеньянского Большого театра после спектакля я остановился и начал наблюдать за расходившимися по домам зрителями. Это были молодые люди, спешившие на автобусную остановку, парни и и девушки, уходившие пешком группами, с веселым смехом, старики, медленно бредущие домой в свете неоновых огней....
К ним никто не приставал. Я был поражен совершенно новой для меня картиной, невозможной в обществе, в котором я провел всю свою жизнь.
«Что это вас так удивляет?Ь - спросил меня заместитель председателя Комитета за Мирное Воссоединение Отечества, который меня сопровождал.
«Я смотрю на вечернюю улицу вокруг театра. То, что я вижу - это только половина того, что было бы обычным в обществе, в котором я жил».
«Что вы имеете в виду под «половиной»?- спросил он, не зная, что я подразумевал. Он посмотрел по сторонам, но не увидел ничего незнакомого, ибо это была жизнь, к которой он привык.
У нас, как только раскрываются двери после спектакля, и зрители начинают выходить на улицу, дети в лохмотьях, инвалиды, бедные старики, у которых нет средств к существованию, толпами налетают на них, как будто специально их ждали, загораживают им дорогу, протягивая им навстречу руки. Люди ускоряют шаг, чтобы избежать этой осады толпами просящих милостыню, которые продолжают бежать за ними, выпрашивая хотя бы грош. Такова сцена на улицах возле театров в обществе, в котором я до сих пор жил. И увиденное перед Большим театром в Пхеньяне казалось мне очень странным, птому что я привык совсем к другому. Пока зрители покидали театр после спектакля, путь им не преградила ни одна темная тень, ни одна-единственная.
Как раз в тот момент мимо меня проходили молодая женщина с девочкой, и девочка настойчиво просила мать о чем-то, но мать отказывала ей.
Я преградил им путь, спросив девочку:
- Девочка, о чем это ты так просишь? Скажи мне, пожалуйста.
Женщина улыбнулась и сказала:
- Этот ребенок совсем меня замучил, требует, чтобы я отдала ей свою сумку понести.
Увидев в ее руке сумку с продуктами, я не смог сдержать улыбки. Я думал, что девочка просила мать купить ей что-то. Мне захотелось с ними поговорить.
- Девочка, ты когда-нибудь слышала слово «попрошайка»?
По правде, я хотел спросить ее , видела ли она когда-нибудь попрошаек, но это показалось мне невежливым. Девочка застеснялась и посмотрела на маму.
- Да ты же видела их в газетах, помнишь?- сказала женщина. - Дети на улицах в Южной Корее, которые просят денег.
Девочка открыла рот и сказала:
- А, эти бедняжки!....
Мне ничего не надо добавлять к этому. Она ответила мне всего лишь одной фразой, но как много в этой фразе было заключено! Даже эта малышка понимала, что нищенство вовсе не зависит от судьбы человека, что это не вина отдельных людей, что это - социальное зло. И не было нужды после этого расспрашивать ее, есть ли нищие в Северной Корее.
Когда я возвращался в свою гостиницу в машине, один из моих спутников сказал:
- Наверно, вы хотели узнать, есть ли у нас нищие...
- Нет, что вы...
Несколько лет назад американский журналист посетил Пхеньян, и об этом рассказывают следующий удивительный, но не смешной анекдот. Так как он вьехал во враждебную страну, которую раньше ему нельзя было посещать (нет нужды говорит, что запрет этот ис ходил не от корейских властей, а по закону, принятому в самих Соединенных Штатах), он хотел убедиться в том, что в стране действительно нет нищих, возможно, из журналистского любопытства, а возможно, им руководило желание получить новую информацию. Он вышел из гостиницы глубокой ночью, когда все спали, и пошел по улицам. Он обыскал парки, искал под мостами, возле больших и малых зданий, во всех темных уголках. Если бы он был в Соединенных Штатах, которые считаются самой богатой страной мира, не говоря уже о Южной Корее, он легко бы нашел и нищих , и бездомных, ему не понадобилось бы искать всю ночь. Но в Пхеньяне он так ни одного и не нашел.
Я убежден, что в Северной Корее нет нищих. Потому, что там нет социальных причин для нищенства. Те, кто сами побывали в Северной Корее, могут подтвердить, что люди там живут нормально, нет ни особо богатых, ни крайне бедных.
Не может быть нищих до тех пор, пока нет целых групп населения, которым угрожает нехватка еды, одежды, крыши над головой. А раз нет нищих, нет почвы и для воровства. Нищий и вор - родственники. Побираться - это ненасильственный акт со стороны бедных, а воровство - акты насильственного их сопротивления.
Где бы я ни был в Северной Корее, я замечал, что люди не пользуются замками. В моей комнате было много ценных предметов, но двери не запирались ни изнутри, ни снаружи. И так же было во всех квартирах в городе. Я видел вещи, напоминавшие замок в дверях в некоторых домах, но они были чисто символическими, и ими пользовались только чтобы показать, что никого нет дома. Они был настолько простыми, что любой, кто захотел бы взломать их, сделал бы это без труда. В Северной Корее много домов, в которых никого нет днем, так как вся семья работает, а дети в школах. За этим большим количеством пустых домов никто не наблюдает. Когда я посетил свою родную деревню, то увидел, что крестьяне отправляются на работу в полях, оставляя свои дома незапертыми до самого вечера. Двери закрывают только чтобы в доме не было холодно и не было ветра.
Вот история, которую я слышал в Северной Корее. Это произошло несколько лет тому назад. Старая мать, которая жила в Японии, приехала в Северную Корею в качестве члена группы соотечественников за рубежом, повидаться со своим средним сыном, которыи репатриировался за два года до этого. Когда он репатриировался, она подарила ему много полезных в хозяйстве вещей и дала столько денег с собой, сколько смогла. Она была очень рада, что за эти два года у нее родился там внук. В доме своего сына старая мать преподнесла его семье красивый сверток, размером с дамскую сумку. Внутри оказалась какая-то сложная штука, напоминавшая по виду компьютер. Оказалось, это был особый замок. Она даже привезла с собой инструкции, как им пользоваться, но соседи, не говоря уже о самом сыне и его жене, были поражены. Для чего им может понадобиться такая штука? – не понимали они. Старая мать. как рассказали мне, только потом поняла, посетив многие места в Северной Корее, что там нет воровства, и замок нужен только чисто символический. Естественно, что в таких местах, где воровство и бандитизм процветают, процветает и промышленность, производящая замки. Чем более изощренной становится техника краж, тем более сложными технически становятся и средства защиты от них.
Тот факт, что в Северной Корее это не нужно, говорит за себя сам.
Думать, что в Северной Корее нет воров и бандитов из-за того, что там такая эффективная полиция,- большое заблуждение. Тот, кто не видит, что там нет социальной почвы для того, чтобы люди крали, никогда не сможет разгадать эту загадку. Я не собираюсь углубляться здесь в теории предотвращения преступлений, я только рассказал об этом потому, что завидую людям Северной Кореи, которые живут так спокойно.
Если жить в свободной стране означает жить в страхе и напряжении, вызванном разгулом преступности и гангстеризма, то надо хорошенько задуматься о последствиях такой свободы. Сегодня на Западе богачи предпринимают все болше усилий для того, чтобы защитить свои дома. Те, кто скопил состояния, возводят вокруг них стены выше, чем сами дома. Больше того, за стенами скрываются несколько злых собак для постоянной охраны от непрошеных гостей.
Изолированные от внешнего мира за высокими стенами, украшенными колючей проволоки, в домах, куда не пускают никого... Без сомнения, это не дома свободных людей - это тюрьмы, в которых они заключают себя сами, по своей собственной воле. Другими словами, их дома - это тюрьмы, в которых они добровольно ведут жизнь заключенного.
Один муниципалитет в Соединенных Штатах обсуждал способы защиты от воров и в конце концов вынес решение, что каждая семья в городе должна быть; вооружена. В то же время американский Конгресс обсуждал законопроект о запрещении свободного ношения оружия американскими гражданами - из-за огромного количества убийств, совершенных мелкокалиберным оружием, но проект этот не был принят из-за оппозиции «Общества Мелкокалиберного Оружия», и обсуждение его было прекращено.
В обоих случаях производители оружия потирали руки от радости. Логика здесь, получается, в том, что чем больше будет грабителей, тем лучше.
Если общество, в котором люди добровольно живут как в тюрьме, чтобы защититься от грабителей, общество, в котором они похваляются жизнью, полной страха, в котором ношение убийственного оружия считается социально неизбежным, а незаконным считается не иметь права быть вооруженным, называется «свободным миром», то неудивительно, что я называю северокорейское общество, свободное от бандитизма, колючей проволоки и заграждений, не нуждающееся в замках, царством небесным на земле, как сказали бы христиане, или, как говорим мы, последователи чондоистской веры, земным раем.
(продолжение, «Здесь нет профессиональных развлекателей», следует)
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна