Лефт.Ру Версия
для печати
Версия для печати
Rambler's Top100

Илья Иоффе
Вегетарианцы на службе у каннибалов

Уже ни для кого не секрет, что современный капитализм находится в плачевном состоянии. Разразившийся несколько лет назад кризис, несмотря на все принимаемые правительствами ведущих стран меры, и не думает уходить. Если прибыли корпораций и крупнейших банков удалось восстановить и вывести на докризисный уровень, то положение трудящихся продолжает неуклонно ухудшаться. Недавнее исследование МОТ и МВФ показало, что безработица на планете достигла исторического максимума в 210 млн. человек. В условиях резкого падения производства и фискального кризиса, даже богатейшим государствам ЕС и Северной Америки все тяжелее справляться со своими социальными обязательствами. В беднейших странах мировой периферии, к которым относится и Россия, остро встает продовольственная проблема.

Очевидно, что существующая система воспроизводства и накопления капитала вошла в ступор. Созданные в недрах глобализированного капитализма грандиозные производительные силы больше не могут развиваться в рамках устаревшей системы общественных отношений, основанной на частном присвоении прибавочной стоимости.

Хищнический, расточительный потребительский капитализм, господствующий в так называемых «развитых странах» имперского центра, грозит исчерпать возможности окружающей среды и привести планету к экологической гибели.

Единственной альтернативой полностью дискредитировавшей себя капиталистической формации может быть только строй, в основе которого лежат общественная собственность на средства производства, плановая экономика и власть трудящихся. Такой строй называется социализмом или коммунизмом. В отличие от капитализма, повсеместно насаждающего культ наживы, алчность, эгоизм, безудержное потребительство, порождающего вражду между людьми и противоестественное, уродливое неравенство, социализм заявляет о себе как об обществе всеобщего равенства, как политического, так и экономического, торжества ценностей гуманизма и социальной справедливости.

Однако, при всех до предела обострившихся противоречиях существующего строя, переход к более прогрессивному общественному устройству, к социализму, не может произойти сам собой, в силу одних только «объективных законов истории». Для преодоления отжившей свое системы необходимо солидарное, организованное и целенаправленное действие трудящихся, как внутри своих стран, так и в мировом масштабе. Можно спорить о том, в какие формы это действие будет облечено – возникнут ли низовые самоуправляющиеся структуры по типу советов или коммун, или инициативу на себя возьмет «руководящая и направляющая» левая партия. Очевидно лишь то, что без наличия боевых, дееспособных организаций ни о каком радикальном переустройстве прогнившего порядка нам не следует и мечтать.

Если говорить о России, то на первый взгляд картина вырисовывается не такая уж и безрадостная: у нас имеется в наличии целый ряд левых и социалистических организаций, самой крупной и значительной из которых, вне всякого сомнения, является КПРФ. Это официально зарегистрированная партия, участвующая во всероссийских и местных выборах, имеющая парламентскую фракцию, а также газеты, Интернет сайты и т.п. важные инструменты, распространяющие среди широких трудящихся масс идеи социализма, коммунизма, справедливости, равенства. Правда, с самими этими прекрасными идеями, как оказывается, у партийного руководства и ведущих идеологов КПРФ отношения складываются далеко не самые простые…

Вот, к примеру, не так давно наткнулся в сети на интересную статью одного из главных идеологов КПРФ Сергея Строева, «Изобилие как условие коммунизма. Критика уравнительности». Признаюсь, уже сам заголовок зародил в душе нехорошие подозрения:

эта «критика уравнительности» живо напомнила мне бурные перестроечные годы. В памяти тут же всплыли «Авансы и долги», «Чьи пироги слаще» и т.п. ныне, к счастью, прочно забытая дребедень, лившаяся в ту пору мутным потоком на страницы популярных газет и журналов из-под блудливых перьев всяких Шмелевых, Пияшевых, Травкиных и им подобных гигантов мысли кооперативно-приусадебного масштаба. Но если в те далекие времена пресловутая «борьба с уравниловкой» хотя бы имела под собой какие-то реальные основания – СССР был одним из самых эгалитарных государств в мире, и это обстоятельство не могло не раздражать определенные прослойки советского общества – то какую такую «уравнительность» можно критиковать, да ещё будучи коммунистом, живя в нынешней, «свободной» и «демократической», РФ? Загадка, которой под силу заинтриговать даже равнодушного к политике человека. Беглое ознакомление с текстом материала подтвердило первоначальные опасения. Автор статьи вовсю клеймит «уравниловку», негодует по поводу «равенства в нищете» и всячески обосновывает необходимость и пользу «имущественного неравенства» при «социализме». Обосновывает, естественно, с «марксистских позиций». Сочинение густо приправлено обширными цитатами из Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.

Что ж, прочитать в коммунистическом издании эпохи дикого неолиберального капитализма апологетику неравенства – это, согласитесь, круто! Это все равно, что, находясь в плену у каннибалов, прослушать из уст специально приглашенного представителя Всемирного союза вегетарианцев лекцию о питательных свойствах человеческого мяса. Рассказал эксперт хорошо, грамотно, аргументировано, но осадок, тем не менее, остается: кушать то будут не чье-нибудь мясо, а твоё…

В общем, подумал, пораскинул мозгами, и решил вчитаться в статью тов. Строева повнимательнее. Презанятнейшее, доложу вам, оказалось чтиво…

Гимн «справедливому неравенству»

Начинается «Критика уравнительности» вполне себе за здравие – т.е. критикой как раз не мифической «уравнительности», а вполне реального и осязаемого социального неравенства, которое, как известно, достигло в нашей стране размеров просто чудовищных, немыслимых, карикатурных, поражающих воображение уже не только социалистов, но даже и большинства здравомыслящих либералов. Тов. Строев приводит соответствующие цифры и делает разумный вывод о том, что социальное расслоение в российском обществе уже превысило уровень, который «считается критическим с точки зрения социальной стабильности». Замечательно!

Далее автор перечисляет «ряд мер, направленных на снижение разрыва между сверхбогатыми и нищими», которые денно и нощно пекущиеся о «социальной стабильности» буржуазного общества российские коммунисты предлагают осуществить буржуазной же власти. Обращаются они, конечно, не к власти, а «к гражданам России» (Обращение ЦК КПРФ к гражданам России «Путь России – вперед, к социализму!»). Но, поскольку подавляющее большинство «граждан России» никакими реальными полномочиями не обладают и, следовательно, никаких мер по «снижению разрыва» принять не могут, то единственным адресатом сей душещипательной петиции может являться только наша дорогая и любимая, «суверенно-демократическая» власть.

Сам «ряд мер» не содержит в себе ничего особенного – весь этот джентльменский набор из уговоров и благих пожеланий мы уже долгие годы слышим из уст «конструктивной оппозиции». Обтекаемые, осторожные, уныло-официальные формулировки – нечто среднее между предпраздничными призывами ЦК КПСС и программой какой-нибудь задрипанной европейской социал-демократической партии: «добиться реальной передачи населению природной ренты», «возвратить средства Стабилизационного фонда в Россию», «восстановить прогрессивное налогообложение». Встречается и такое: «Сделать граждан России в лице всех и каждого из них реальным и эффективным собственником этих богатств, получающим дивиденды от этой собственности». Оказывается социализм это вам ни что-нибудь, а общество «реальных и эффективных собственников, получающих дивиденды». Хоть стой, хоть падай…

Дальше начинается самое удивительное. Ознакомив читателей с вялым ассортиментом предлагаемых его партией «мер по снижению разрыва между сверхбогатыми и нищими», тов. Строев неожиданно задается следующими вопросами:

«Значит ли это, что коммунисты стремятся вовсе нивелировать имущественное неравенство, как это пытаются представить наши критики? Значит ли это, что коммунистический принцип «от каждого по способности, каждому по потребности» означает уравниловку и равное распределение независимо от результатов труда и индивидуального вклада в общественное производство?»

Согласитесь, нужно быть уж очень предвзятым «критиком», чтобы усмотреть в «этом», т.е. в вышеперечисленных шагах «по снижению разрыва» стремление «нивелировать имущественное неравенство». Не случайно тов. Строев говорит о неких абстрактных «наших критиках», не приводя конкретных имен или названий «критических» статей. Мне то представляется, что напротив, гипотетические «критики» должны не негодовать, а радоваться тому, что самая большая в России левая партия, в программе которой, между прочим, нет даже упоминания о таких неприятных для «критиков» вещах, как экспроприация или диктатура пролетариата, дает буржуазному режиму ценные советы по сохранению «стабильности» и при этом изъясняется на языке Юргенсов, Гонтмахеров и ведущих канала РБК-ТВ. Какая уж тут «уравниловка», какое «равное распределение независимо от вклада», когда кругом сплошные «эффективные собственники» да дивиденды…

Скорее всего, автор «Критики уравнительности» просто хочет перестраховаться. Программа программой, обращение обращением, в конце концов, кто читает эти выдающиеся образцы идеологического творчества? Дай бог если сами составители разок-другой пробегут глазами… А вот слово «коммунист» несет в себе недвусмысленную смысловую и символическую нагрузку, от которой у буржуев, эксплуататоров, «эффективных собственников» и т.п. партнеров нашей «конструктивной оппозиции» в лице КПРФ всегда дрожат поджилки. И чтобы эти самые партнеры не шарахались от тебя в ужасе, услыхав, что ты коммунист, необходимо их успокоить - убедить их, что современный коммунист, это не то что они думают, не какой-нибудь там Шариков, не «отнять и поделить», а вполне цивилизованный человек, уважающий право собственности, ценящий «справедливое неравенство» и свирепо ненавидящий всяческую «уравниловку». Собственно говоря, рассматриваемая нами статья Сергея Строева и является попыткой такого убеждения потенциального «критика» в своей «цивилизованности». Опираясь на авторитет классиков, кпрфовский идеолог стремится доказать враждебность социализма и марксистского учения тому, что он называет «идеями примитивной уравнительности, выражаемым лозунгом «всем – поровну»». Заметим по ходу дела, что само по себе уничижительное словосочетание «примитивная уравнительность» есть чистая бессмыслица, или, как принято сегодня выражаться в высокоинтеллектуальных кругах, «манипулятивный трюк». Уравнительность не бывает «примитивной» или развитой, сложной. Уравнительность – это как раз когда «всем - поровну», и никак иначе. Всякое её «усложнение» уже неизбежно ведет к дифференциации, неравенству.

Доказывая свой тезис об «антиуравнительности» марксизма, Строев изображает историю человечества как историю неравенства, за которым всегда стоит тот или иной уровень развития «производительных сил», понимаемых исключительно в экономоцентрическом смысле: как уровень «производительности труда», совокупность орудий производства, способных создавать прибавочный продукт. Опираясь на вульгаризированную версию марксова учения, позаимствованную в основном из анналов советского истмата, произвольно манипулируя цитатами из классиков, кпрфовский идеолог оперирует такими понятиями, как «нужда», «нищета», «изобилие», превращая их из субъективных, порождаемых и постоянно переопределяемых общественным сознанием категорий, в объективные факторы, оказывающие решающее влияние на характер общественных отношений и задающие их вектор. Так, в зависимость от «нужды» и «изобилия», а не от классовой структуры общества, не от отношений между людьми в процессе производства (и, соответственно, распределения, потребления и т.п.), ставится сама возможность имущественного равенства. Строев пишет:

Поскольку состояние «крайней нужды» относится к бесконечно далеко от нас отстоящему первобытному строю (во времена Маркса и Энгельса весьма плохо изученному), а «всеобщее полное изобилие» и вообще «представляет собой гипотезу», то вывод для современного человека напрашивается сам собой: общество равных является недостижимой утопией, а всякое стремление к нему есть покушение на «объективную базу» и вредоносная «уравниловка».

Единственным утешением для малосознательных сторонников всеобщего равенства может служить только то, что, оказывается, такое прискорбное для них обстоятельство находится в полном соответствии с положениями «ортодоксального марксизма». Они могут полюбоваться, как, наигравшись с цитатами из классиков, тов. Строев приходит к следующему заключению:

«Поэтому социализм классики марксизма видели не как общество всеобщего равенства, а как общество неравенства, но неравенства справедливого, определяющегося неравенством способностей, качества и количества собственного труда, а не возможностью присваивать результаты чужого. Равенство при социализме понимается марксистами только в классовом, а не в имущественном смысле. То есть как равная свобода от эксплуатации и равное право получать в меру своего труда – отсюда и знаменитая формула «от каждого по способности – каждому по труду».»

Какое, оказывается, интересное «видение» социализма было у классиков: «общество справедливого неравенства»! А мы и не знали. Я вот, к примеру, никогда ни у одного классика марксизма такого оригинального определения социалистического общества не встречал. Может быть тов. Строев случайно перепутал Маркса или Ленина с недавно скончавшимся классиком антисоветской литературы Василием Аксеновым? Помнится тот, воспевая в своем романе «В поисках грустного бэби» Соединенные Штаты Америки, очень красиво рассуждал о «благородном неравенстве». Оно и не удивительно: американцы и в самом деле «благородно» приняли гонимого советской властью писателя, адекватно определили его способности, оценили качество и количество его труда, обеспечили «справедливую оплату», наделили неограниченной «творческой свободой» - как тут не восхвалить их замечательный образ жизни?

Что касается гениального умозаключения Строева о классовом и имущественном «смысле» неравенства и противопоставления этих «смыслов», то должен признаться: оно стало для меня настоящим откровением. Меня осенило! Я наконец-то допер, зачем современные буржуазные социологи придумали и широко внедрили в народное сознание понятие «средний класс», попутно зачислив в его ряды чуть ли не 90% населения – от оборванца, торгующего в пригородных электричках ворованными авторучками и до кривляющейся на телеэкране сисястой Анфисы Чеховой. Оказывается, здесь и с «марксистской» точкой зрения все замечательно согласуется. Как же – ведь ни оборванец, ни Анфиса владельцами средств производства не являются, никого не эксплуатируют и, следовательно, принадлежат к одному (среднему) классу! А то, что между ними существует некоторое неравенство в гм… «имущественном смысле» - так это объясняется легче легкого: и тот и другая «получают в меру своего труда», а «труд» их, как, впрочем, и «способности», существенно разнятся. А вы как хотели? Марксизм – наука, он точность любит.

А если без шуток, то строевское приписывание «марксистам» понимания равенства при социализме «только в классовом смысле», а не в имущественном, есть просто жульнический прием, плод недобросовестного жонглирования вырванными из контекста цитатами и их произвольного перетолковывания. Само рассмотрение имущественного неравенства как некоего самостоятельного вида неравенства, которое, в отличие от классового, почему-то «справедливо» и даже необходимо социалистическому обществу, поскольку якобы опирается на «объективную экономическую базу», представляется в корне неверным, противоречащим духу марксистского учения.

Имущественное неравенство, давшее в первобытнообщинную эпоху первоначальный толчок к возникновению классового общества, в дальнейшем всегда являлось его непременным атрибутом, было выражением и следствием неравенства классового. Имущественное неравенство обуславливается именно классовыми факторами – отношением той или иной социальной группы к собственности на средства производства и возможностью присвоения прибавочного продукта. В первой фазе коммунизма – т.е. при социализме – имущественное неравенство существует вовсе не потому, что оно «справедливо», «полезно» или что-то там у кого-то «стимулирует». Оно присутствует в силу сохранения на начальном этапе строительства коммунистического общества как некоторых старых, капиталистических и даже докапиталистических форм классового неравенства (это касается, прежде всего, стран периферийного капитализма, в которых произошла социалистическая революция), так и возникновения новых форм, обусловленных спецификой исторических обстоятельств, при которых прокладывается путь к новой жизни. В основе этих новых форм социального (можно сказать квази-классового) неравенства лежит уже не столько владение частной собственностью на орудия производства (здесь речь может идти только о частном владении мелкими и средними предприятиями (НЭП)), сколько неравный доступ к рычагам государственного управления и привилегированное положение определенных социальных слоев в структуре общественного разделения труда. Вполне естественно, что люди, занявшие ведущие позиции в управленческом аппарате социалистического государства или получившие в свои руки бразды правления национализированными предприятиями, будут стремиться преобразовать свои статусные преимущества в дополнительные, сверх положенного «простому рабочему» минимума, материальные блага. Ничего удивительного не будет и в том, что эти люди, дабы оправдать свое стремление «выделиться по заслугам», подвернут под свой «законный интерес» соответствующую идейную базу. Она непременно будет содержать рассуждения об «объективной экономической базе», которая ну просто никак не позволяет всех уравнять в потреблении, и ссылки на «хозяйственную необходимость» дифференцированной оплаты за «неравный труд» и, разумеется, лукавые призывы к «рядовым трудящимся» подождать до тех пор, пока не наступит «высшая фаза коммунизма», при которой «каждому по потребности» - и вот тогда, вот тогда…

Классики марксизма такую ситуацию предвидели и, в отличие от современных идеологов КПРФ, не считали её «нормальной» и тем паче «справедливой». К их настоящему, а не сфальсифицированному идейной обслугой кпрфовских аппаратчиков видению проблемы равенства при социализме, мы ещё вернемся. А пока обратимся к красивому понятию, украшающему заголовок рассматриваемой статьи – к «изобилию», которое, как мы все знаем, есть «условие коммунизма».

Водно-речной коммунизм

Рисуя перед нами идиллическое далеко, когда «излишков (прибавочного продукта)… становится столько, что с избытком хватает на всех, и теряется стремление к их присвоению в частную собственность», и когда, поэтому, наконец-то, можно будет вслух помечтать о всеобщем равенстве, Строев призывает на подмогу тов. Сталина.

Авторитет последнего столь велик и непререкаем, что простым смертным не положено подвергать сомнению не только его прямые цитаты, но даже и его утверждения, приведенные в пересказе третьих и четвертых лиц. Строев приводит в качестве примера точки зрения «ортодоксального марксизма» одну из баек о Сталине, взятую из книги Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым» (т.е. байку в пересказе 90-летнего Молотова). Вождь СССР рассуждает о коммунизме и возможности бесплатной раздачи населению находящегося в изобилии хлеба, проводя аналогию с водой в Москве-реке, за которой, как известно, «нет очереди». Идеолог российских коммунистов ликует:

«Здесь в краткой и афористичной форме фактически изложен весь марксистский взгляд на отмирание (снятие) частной собственности при переходе к коммунизму. Отмирание это рассматривается как естественный процесс, связанный с развитием производительных сил, а никак не насильственное обобществление или конфискация.

В самом деле, представим себе деревню на берегу бескрайнего чистого пресного озера с хорошей питьевой водой. Будет ли в этой деревне частная собственность на воду? Да, никто не запрещает и не препятствует ни юридически, ни технически, ни морально любому жителю деревни запасти и присвоить любое количество воды на своём участке: хоть ведро, хоть цистерну. Но практически никто этого, скорее всего, делать не будет просто потому, что в этом нет ни необходимости, ни резона. В этом случае нет никакой разницы – ни экономической, ни политической – между человеком, имеющим кружку воды, и человеком, имеющим бочку воды, потому что каждый в любой момент может набрать её столько, сколько хочет – без ограничений. Именно в силу утраты значения обладания водой, в силу того, что этот ресурс перестаёт быть ограниченным – то есть лимитированным и лимитирующим – частная собственность на него утрачивает значение и отмирает.»

Не знаю, как насчет «краткой и афористичной формы», тут не мне судить, но с содержанием, которое якобы отражает «марксистский взгляд на отмирание (снятие) частной собственности», мне лично ничего не ясно. Т.е. в очереди за водой мне, конечно, стоять не приходится, но счет за водоснабжение, холодное и горячее, получаю ежемесячно. Недавно вот пришлось раскошелиться и установить водосчетчики – чтобы точно знать, сколько живительной влаги потребил внутрь, сколько использовал на помывку, а сколько, пардон, на слив в унитазе. Умри – но оплати, дело святое. Иначе засудят местные власти и без квартиры оставят. У них ведь взгляд на это дело далеко не «марксистский». Им плевать на «изобилие» воды в Клязьминском водохранилище, а также на то, что я, начитавшись мудрых рассуждений тов. Строева, могу на это водохранилище пойти с кружкой, бочкой или цистерной и «набрать воды столько, сколько хочу – без ограничений». В ихнем буржуазном законе записано – платить за воду, значит надо платить!

Ответ на сакраментальный вопрос «будет ли в деревне частная собственность на воду» зависит вовсе не от размеров «чистого пресного озера» и не от «утраты значения обладания водой, в силу того, что этот ресурс перестаёт быть ограниченным», а от общественного строя государства, в котором находится сия благословенная деревня. К примеру, жили в Калифорнии лет 200-300 назад индейцы. Строй был у них первобытно-общинный, занимались они рыболовством, охотой и собирательством, а богатейшие природные ресурсы своего края, в том числе и воду, делили уравнительно, «по едокам». Потом пришли с востока белые поселенцы, индейцев выморили и загнали в резервации, и стали хозяйствовать на захваченной земле по капиталистически, превратив её неисчислимые богатства в товар. Насоздавали частные водные компании и стали продавать друг другу имевшуюся «в изобилии» «хорошую питьевую воду» по твердой, но далеко не всегда и не для всех «хорошей» цене в долларах. Сразу возникла огромная разница между человеком, «имеющим кружку воды» и человеком, имеющим право продавать эту воду бочками, цистернами и водопроводами.

Как видим, утверждение о том, что «неограниченность ресурса» приводит якобы к тому, что частная собственность на него «утрачивает значение и отмирает» не имеет к действительности никакого отношения. Быть или не быть частной собственности на какой-либо жизненно необходимый ресурс решает не сам этот ресурс, а люди, в распоряжении которых он находится. Захочет общество делить дары природы поровну – будет делить поровну, пожелает отдавать львиную долю «избранным» персонам – будет отдавать, вознамерится сделать тот или иной «нелимитированный» природный ресурс «лимитированным», извлекать из него прибыль, эксплуатировать его на износ, вплоть до полного уничтожения – что ж, значит, того не миновать. Любой ресурс, в каком бы «изобилии» он не имелся, не может диктовать человеку формы его присвоения. Только сам человек, исходя из привитых ему обществом понятий и представлений, способен определить для себя, каким образом выстраивать отношения с окружающей средой. Без четкого и ясного понимания этой нехитрой истины никакой «ортодоксальный марксизм» не протянет и дня.

Строевский тезис об «изобилии» как о главной предпосылке коммунизма и непременном условии «справедливого равенства», а также набор рассуждений и доказательств, обосновывающий этот тезис, являются ни чем иным, как чередой сомнительных спекуляций, оторванных от жизни и исторической реальности. На протяжении всей статьи Строев неутомимо пичкает читателя этим своим «изобилием», даже не пытаясь дать ему мало-мальски вразумительное определение (если не считать за таковое расплывчато-мессианское «полное удовлетворение биологических и культурных потребностей всех членов общества»), разобраться в его историческом и классовом содержании. Любое понятие, если им начинают оперировать «ваще», никак его не конкретизируя, не соотнося с условиями и фактами окружающей действительности, непременно превращается в фетиш, в красивую пустышку, которая неплохо подходит для отвлечения внимания грудного младенца, но оказывается полностью непригодной в качестве обоснования суперумной концепции. Незавидная судьба аляповатого фетиша не миновала и «изобилие», пусть даже и названное «условием коммунизма». Мы уже натыкались в тексте статьи на некое «всеобщее полное изобилие», противопоставленное, как нетрудно догадаться, «всеобщей крайней нужде». Автор безапелляционно утверждает, что якобы лишь «в этих крайних случаях» возможно «имущественное равенство». Может быть это и так, а может быть и нет: обе «крайности» чисто умозрительны, лишены конкретного содержания и лучше всего подходят для игры в антонимы.

Свое абстрактное «изобилие» Строев склоняет так и сяк: то оно у него, как среднее образование, «полное» и «всеобщее», то оно «растет», то «достигается», то «ещё не обеспечивается» - и, конечно же, непременно сопрягается со столь же абстрактными, внеисторическими «свободой», «справедливостью». А равенство вообще без «изобилия»( разумеется «полно-всеобщего») и представить невозможно иначе как позорное и отвергаемое всеми сознательными членами КПРФ «равенство в нищете». Заметим по ходу, что нечто «полное и «всеобщее», «полностью удовлетворяющее все потребности» - т.е. достигшее своей высшей, предельной стадии развития - уже не может никуда «расти». Но это, конечно, мелочи…

Гораздо важнее привязка «полного изобилия» к осуществлению коммунистического принципа «от каждого по способностям, каждому по потребностям», дальнейшее постулирование необходимости при социализме «оплаты по труду» и вытекающего из неё «имущественного неравенства». Интерпретируя лишенную контекста цитату из «Немецкой идеологии», Строев ставит вопрос так:

«До тех пор, пока уровень производительных сил… ещё не обеспечивает изобилия (в смысле полного удовлетворения биологических и культурных потребностей всех членов общества) – до тех пор сохраняется объективная база экономического, социального и политического неравенства».

Естественно, что это умозаключение преподносится как «позиция Маркса». И, надо сказать, что читателю, воспитанному на официальном советском марксизме, данная сентенция покажется вполне справедливой и даже бесспорной. Прекрасно отдавая себе в этом отчет, Строев немедленно подсовывает «убежденному» читателю следующий вывод:

«Соответственно, любая попытка установить равенство без устранения объективной экономической базы, порождающей неравенство, обречена на провал. Любой насильственный уравнительный передел собственности, с неизбежностью реализуемый только через большую кровь и колоссальные человеческие жертвы, в итоге закончится лишь новым имущественным расслоением и восстановлением прежних социальных порядков только в ином составе участников. Характер общественных отношений не может в своём развитии опережать объективный уровень развития производительных сил общества.»

Полюбуемся на «марксистское» обоснование любимого лозунга кпрфовской номенклатуры об «исчерпании лимита на революции». Вот оно - сверкает перед нашим взором во всей своей красе. Ведь все крупнейшие революции 20-го века были ни чем иным, как «насильственным уравнительным переделом собственности», да и происходили они в странах, где «объективный уровень развития производительных сил общества» был отнюдь не на высоте. Вот вам, граждане-товарищи, и объяснение воцарившегося сегодня у нас «нового имущественного расслоения и восстановления прежних социальных порядков»: «общественные отношения» должны соответствовать «производительным силам», и баста! А пока такого соответствия не наблюдается, даже и не заикайтесь о том, чтобы «отнять и поделить»! Получите только «кровь и жертвы».

Между тем, стоит лишь оглянуться вокруг себя, как становится ясно, что все эти многоумные «марксистские» рассуждения об «уровне производительных сил», который якобы не обеспечивает «изобилия» и всё никак не может создать «объективную экономическую базу» для распределения общественных благ «по потребностям», не имеют под собой никакой реальной почвы. И в СССР, и во многих европейских «социальных государствах», вынужденных перенять советский опыт, были и есть блага и ресурсы, распределение которых происходило именно что «по потребностям» (и Строев в начале статьи о таких благах упоминает). Классический пример – всеобщее медицинское обслуживание. Оно существует сегодня практически во всем западном мире, за исключением США. Человек приходит к лечащему врачу, и получает направление на необходимый ему курс лечения, в соответствии со своими потребностями. Оплата лечения осуществляется из госбюджета или различных общественных фондов. Следует ли из этого, что медицинские ресурсы в западноевропейских странах (или на Кубе) находятся «в изобилии, в смысле полного удовлетворения биологических потребностей всех членов общества», а в США они в таком изобилии не находятся, и поэтому там до сих пор господствует страховая медицина – «от каждого по способностям, каждому по толщине кошелька»? Конечно нет. Из этого следует только то, что строительство справедливого, эгалитарного и даже коммунистического общества вполне возможно уже и при нынешнем развитии «производительных сил». Чтобы приступить к реализации принципа «каждому по потребности», нет никакой необходимости ждать наступления «полного изобилия», прихода мессии или «когда рак на горе свистнет».

Современные люди достаточно развиты и образованны, они вполне способны сами определить, какие потребности являются разумными, первоочередными, и сколько требуется ресурсов на их равное, независимо от вклада каждого «по труду», удовлетворение. Нужно сделать только одну «малость» - установить справедливый общественный строй. Мне как-то всегда казалось, что именно для этой цели, а не для помощи буржуазной власти в деле поиска разнообразных «научных» обоснований «благородного неравенства», и существуют коммунисты. Видимо я ошибался…

Министерство изобилия

Но давайте все-таки попробуем разобраться, откуда взялась в коммунистическом движении эта громкая, монотонная и набившая оскомину песнь об «изобилии» и «объективных предпосылках неравенства при социализме»? Кто её вдохновенный автор, кто написал слова, кто сочинил музыку?

Маркс, критикуя в «Нищете философии» взгляды Прудона, характеризовал «изобилие», «редкость», «полезность» как «абстрактные и противоречивые понятия». Он подчеркивал, что главное – это «люди, которые создают это изобилие и в интересах которых — никогда не терять из виду спроса». Т.е. единственное рациональное определение изобилия – это соответствие количества некоторого продукта спросу на него. Поскольку спрос на любую вещь, равно как и возможности её производства, определяются и формируются внутри конкретного общества, то все рассуждения об «изобилии», как впрочем и о «нищете», «нужде» и т.п., без рассмотрения производственных отношений, господствующих в этом обществе, являются совершенно беспредметными, ведущими в никуда. Так, в капиталистическом обществе, речь может идти только об удовлетворении платежеспособного спроса – т.е. о соответствии имеющейся в наличии денежной массы количеству произведенного товара. При капитализме существует т.н. «рыночное изобилие». Человек приходит в магазин, а там на полках «все есть». Если кому-то этот пример не нравится, то мы напомним, что именно таким «изобилием» прельстились замученные вечным «дефицитом» советские люди во время Перестройки. В те далекие годы, идя навстречу пожеланиям трудящихся, к восторгу либеральной интеллигенции, Ельцин и Гайдар «насытили рынок», обесценив зарплаты и подняв в десятки раз цены. Так обстоит дело с «изобилием» при буржуазном строе.

Переход к социализму и коммунизму предусматривает постепенное устранение товарно-денежных отношений и замену рынка планом. Отныне сами люди, а не некая «невидимая рука», берутся решать, что и в каком количестве им производить, как распределять, какие потребности надо формировать, какие не надо, какой спрос удовлетворять следует, а какой может и подождать до лучших времен. Плановое производство и плановое распределение устраняют необходимость т.н. «материального стимулирования», уравнивают всех участников производственного процесса в смысле «важности» и «полезности» их труда, величины их личного вклада в общее дело, тем самым, создавая «объективные предпосылки» социалистического равенства: когда за любой труд выдается одинаковое количество благ, когда даже самые «важные» и «сложные» функции выполняются «за заработную плату рабочего». Классики марксизма называли такой порядок вещей «формальным равенством», которое наступает сразу же вслед за экспроприацией капиталистов, уничтожением классов и переходом средств производства в общественную собственность. Понимали они под «формальным равенством» вовсе не «свободу зарабатывать имущество собственным трудом», как приписывает им Строев. Такая «свобода» имеется у каждого уже в буржуазном обществе и приводит она, как совершенно справедливо учит нас КПРФ, лишь к постоянному увеличению «разрыва между сверхбогатыми и нищими». Ленин определял этот вид равенства, устанавливающегося в первой фазе перехода к коммунизму, как «равенство всех членов общества по отношению к владению средствами производства, т.е. равенство труда, равенства заработной платы». Заметьте, ни о какой «оплате по труду», ни о каком «материальном стимулировании» здесь нет ни слова, ни полслова. После достижения формального равенства, пишет Ленин в «Государстве и революции», «перед человечеством неминуемо встанет вопрос о том, чтобы идти дальше, от формального равенства к фактическому, т. е. к осуществлению правила: «каждый по способностям, каждому по потребностям» Какими этапами, путем каких практических мероприятий пойдет человечество к этой высшей пели, мы не знаем и знать не можем.».

Накануне Октябрьской революции Ильич «не знал и знать не мог», как пойдет человечество к своей высшей цели – к коммунизму. В отличие от Ленина, нам, живущим почти столетие спустя после написания им своей программной работы, хорошо известно, какими извилистыми путями пошло человечество к этой цели и куда, по крайней мере на сегодняшний момент, эти пути человечество привели.

Консолидировав к началу 1930-х годов свою власть, советская партийная и государственная номенклатура стала тяготиться принципами «формального равенства», «равной заработной платы», партмаксимумом и т.п. «примитивно-уравнительными» заветами основоположников марксизма. Взяв на вооружение присущий марксову учению эсхатологизм - соотнесение коммунизма с неопределенным будущим, с «концом истории» - она объявила о построении в СССР социализма и заговорила о некоем туманном, бесконечно удаленном, но чрезвычайно привлекательном «изобилии материальных благ» как об «объективной базе» общества равенства. Задача построения такого общества была отодвинута в «прекрасное далеко», в те расчудесные, райские времена, когда «материальные блага польются непрерывным потоком» - настанет «полное изобилие» и «каждому по потребностям». А покуда эра изобилия не наступила, будьте так добры, дорогие граждане, пожить в условиях «справедливого социалистического неравенства»: «от каждого по способности – каждому по вкладу в «социалистическую модернизацию»». Академик будет проживать в высотке на Котельнической набережной и ездить в персональном авто, а его домработница - обитать в коммунальном бараке в Замоскворечье и передвигаться на трамвае. Дети академика поступят в МГИМО, а сыновья домработницы станут разнорабочими или сядут в тюрьму… Да, возможно я сильно сгущаю краски – миллионы детей домработниц получили высшее образование и заняли руководящие посты, отправив уже своих детей в МГИМО. Все так. Социальная мобильность в СССР была очень высокой. Но ведь существовала она и в капстранах – и там люди поднимались «из грязи в князи», и там человек мог сделать себя «из ничего». Неужели социализм есть всего лишь улучшенная версия капитализма, а не его неуклонное преодоление на существенно иной, гуманистической основе?

Как ни странно это может выглядеть, но в относительно куда более спокойные, благополучные и зажиточные «годы застоя» песнь об «изобилии как условии коммунизма» зазвучала с утроенной силой. Хотя, если подумать, ничего удивительного в этом нет. К тому времени советская «элита» уже окончательно потеряла интерес к вопросам построения «светлого будущего». Её теперь куда сильнее интересовала «бесхозная» госсобственность, уже давно плакавшая по «эффективному хозяину». Многострадальное «изобилие» превратилось в посмешище для наиболее продвинутых трудящихся, многие из которых уже чувствовали, куда дуют ветра истории. Советский обыватель-итровец, пропустив в пятницу вечером на своей даче 150 грамм, отправлялся в ближайшее сельпо и, уставившись на полки, заполненные несуразными трехлитровыми банками с березовым соком и твердыми как булыжник пряниками, исходил злорадством: «Ха, вот оно, их хваленое орвелловское «мини-изобилие»! Вот он их социализм недоразвитый – закуски нормальной не купишь! А все почему? Все потому, что нет справедливой оплаты по труду. Мыслимое ли дело, что я, МНС с высшим образованием, высококласснейший спец, чемпион отдела по преферансу, прочитавший от корки до корки всего Солженицына, получаю в два раза меньше простого работяги после ПТУ, который даже не знает, кто такой Кафка? Конечно, у проклятых буржуев все по иному. Там есть настоящий хозяин, он имеет нормальные понятия, печется о деле, и никогда не будет платить инженеру меньше чем рабочему. Поэтому и живут, гады, по человечьи, не то что мы…»

Как измерить «стоимость труда»?

Однако вернемся к строевской статье. Необходимо отметить, что полемические приемы, использованные в ней автором, вообще производят крайне странное, если не сказать покрепче, впечатление. Помимо уже отмеченной выше вопиющей неуместности постановки во время неолиберальной чумы откровенно дурацкой, высосанной из пальца, проблемы «уравниловки», остается совершенно неясным, с кем автор спорит. Закончив то, что вроде бы является в его опусе «доказательной частью» - написанное мертвым, канцелярским языком средней руки референта Общего отдела ЦК КПСС, тяжело читаемое месиво из трюизмов, убогих попыток симулировать «марксистское» мышление, едва прикрытого легким флером лево-прогрессисткой демагогии социал-дарвинизма и бесконечных, длиннющих цитат – забив последний гвоздь цитатой из тов. Сталина, и, видимо, преисполнившись необычайной гордости за проделанную работу, Строев высокомерно бросает:

Кто собственно такие эти «раз за разом находящиеся» Шариковы, посмевшие покуситься на основы «марксизма-ленинизма»? Маститый идеолог российских коммунистов не удосуживается привести ни одной фамилии, ни одной ссылки на статью хотя бы самого завалящего «псевдомарксиста-уравнителя», ни одной, даже самой коротенькой, цитаты. С кем же вы спорите, тов. Строев? Вообще эта анонимность настораживает: то были какие-то непонятные «критики», намеревавшиеся вероломно обвинить Строева и его начальство в «стремлении нивелировать» заграбастанные этими «критиками» имущественные привилегии («Что вы, господа, как можно-с, мы, господа российские коммунисты-с горой стоим за справедливое имущественное неравенство-с…»), теперь вот шариковствующие «уравнители» без имен и фамилий. Или наш ревнитель «благородного неравенства» настолько презирает «псевдомарксистов», что брезгует их по имени назвать? Очень может быть, что таковы сегодня этические нормы в среде «истинных коммунистов». А чего вы хотите от них – «полное изобилие» ведь ещё не достигнуто…

Столь уничижительно обошедшись со своими абстрактными оппонентами, Строев вдобавок их распекает, поучает, тычет носом в цитаты из «истинного марксизма», указывает на «содержательную сторону» их заблуждений. Доходит до того, что зачем-то разворачивает собственную классификацию «различных форм труда» - оказывается, эти формы отличаются как качественно, так и количественно, и труд вахтера отличается от труда академика («по уровню необходимых для его выполнения квалификации и образования»). Надо же, а мы и не знали! Мы то по-шариковски думали, что вахтер – это профессия, а академик – это название члена Академии наук, который в принципе может и вообще не трудиться, пребывая, допустим, в политической ссылке, как в свое время незабвенный Андрей Дмитриевич Сахаров.

Конечно, ни глупая строевская классификация, ни тем более навязчивое цитирование классиков марксизма ни коим образом не доказывают необходимость сохранения имущественного неравенства при социализме, равно как и пользы «материального стимулирования» по «результатам труда». В цитатах классиков вообще нет ни слова об «оплате по результатам труда» при социализме (у Сталина речь идет об оплате «по труду»), и Строев, просто-напросто, «додумывает» за них, сирых и убогих, ничтоже сумняшеся фарширует их гениальные головы тухлыми мозгами прорабов перестройки. Берет, к примеру, цитату из «Критики Готской программы» - «право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества» - и делает за Маркса такой вывод:

«Следовательно, до тех пор, пока не достигнуто полное изобилие и равенство в этом изобилии, неравенство с необходимостью сохраняется. То есть работник, способный и желающий работать больше либо по времени, либо по производительности в то же самое время, имеет тем самым «естественные привилегии», которые новое право, соответствующее первой фазе коммунистического общества (то есть социализму), за ним признаёт.»

Однако Маркс имел ввиду нечто совершенно противоположное. «Новое право» да признает разные способности работников «естественными привилегиями», и, поскольку оно остается пока правом буржуазным, формальным, т.е. таким правом, которое «по своей природе может состоять лишь в применении равной меры», то оно вынуждено эти «естественные привилегии» подавлять и выдавать, как писал Ленин, «неравным людям за неравное (фактически неравное) количество труда равное количество продукта».Таким образом совершается, выражаясь современным языком, «обратная дискриминация», affirmative action – слабого и менее способного компенсируют за счет сильного и талантливого. Такой подход, естественно, несправедлив, но он является куда меньшим злом, чем то, что предлагает Строев и перестроечные борцы с уравниловкой: измерять труд каждого в отдельности рублем и воздавать по «справедливости».

Усиление общественного характера производства делает задачу измерения «стоимости труда» фактически не решаемой уже при капитализме. На определенном этапе развития монополистического капитализма соотношение зарплат и прибылей определяется даже не столько рынком труда, сколько расстановкой классовых сил. Все так называемые «рациональные» системы оплаты и нормирования рабочей силы, вроде Тейлоризма и т.п. «научных систем выжимания пота», были на деле самыми изощренными орудиями классового насилия и со «справедливостью», с «объективной оценкой личного вклада» не имели ничего общего. Ставить подобную задачу при социализме есть затея сколь бессмысленная, столь и вредная. Все попытки создать «правильную» и «справедливую» систему измерения личного вклада в общее дело неизменно приводят лишь к усилению неравенства, росту напряженности, процветанию карьеризма и рвачества, увеличению армии «бухгалтеров и надсмотрщиков» и, в конечном итоге, к неминуемому восстановлению в полном объеме институтов наемного рабства и потребительского рынка. Трагический опыт СССР – убедительнейшее тому доказательство.

Построение социализма не может происходить в отрыве от создания эгалитарного общества. Социализм начинается равенством и им же заканчивается. Социализм, а тем более коммунизм, несовместим с любыми проявлениями кастовости, элитизма, избранности, барского высокомерия, под какими бы убедительными предлогами не пытались заинтересованные силы протащить в новую жизнь эти отвратительные пережитки прошлых формаций.

Вопрос равенства при социализме достаточно прост. Общество ни в коем случае не пытается всех уравнять, сделать одного человека равным другому. Каждый человек от природы уникален, неповторим, наделен присущими только ему свойствами ума и души. Вне зависимости от индивидуальных, личностных свойств, общество относится к каждому своему члену одинаково, по возможности удовлетворяя его «особые» запросы, если конечно таковые не идут в разрез с морально-этическим критериями.

Моделью, идеалом в этом отношении является семья. Любой член семьи, независимо от вклада в семейный бюджет, количества двоек в дневнике или умения виртуозно пиликать на скрипочке, получает равную долю материальных благ и родительской заботы. Родители стараются всячески учитывать индивидуальность каждого ребенка и развивать его положительные наклонности, не ущемляя при этом достоинство остальных. Рост семейного благополучия возможен только как равномерный рост благополучия всех членов семьи, а не только, «избранных», особо одаренных или папиных любимчиков. Всякое предпочтение, оказываемое родителями одним детям за счет других, всякая попытка «простимулировать» более «успешного» ребенка частью семейного имущества за счет братьев и сестер, непременно ведет к ссорам, зависти, подрыву семейного единства и разрушению общежития.

Окружающая нас действительность ежедневно и ежечасно доказывает глупость и вредоносность «материального стимулирования». Растравленные перестроечными мошенниками антиэгалитарные комплексы советского обывателя воплотились в такое кошмарное извращение морали и здравого смысла, какое не в состоянии и приблизительно описать ни одна антиутопия. Если чему и научили нас прошедшие с момента крушения СССР годы, так это тому, что по сучковатой лестнице «материальных стимулов» быстрее и «эффективнее» прочих взбирается всевозможная шушера – воры, бандиты, жулики, кровососы всех мастей и окрасов.

Разумеется, по-другому получиться и не могло. Современный уровень развития производительных сил уже давным-давно перерос ту систему общественных отношений, которая породила и довела до нынешнего абсурда концепцию «стоимости труда». Речь идет, прежде всего, о главной «производительной силе» – о человеке. Господствующая система производственных отношений глубоко враждебна человеку, она порабощает и уничтожает его духовно и физически. Капитализм - это людоедская система. «Материальное стимулирование» - одно из оснований этой системы. Поганым языком «стимулирования» капитализм разговаривает с рабочим людом, лжет ему, стравливает трудящихся друг с другом, уговаривая дружить со своими «благодетелями» - «эффективными собственниками».

Но господство людоедов и их морали не может продолжаться вечно. Мы видим, как раз за разом находятся личности, которые не хотят «стимулироваться». Великий математик с брезгливостью отказывается от крупной денежной премии. Выдающийся физик с презрением отклоняет предложение каннибалов-«модернизаторов» потрудиться в их потемкинском «наукограде». Как красив, как по-человечески убедителен этот протест на фоне мышиной возни нашей вегетарианской «системной оппозиции» с её трогательной заботой о «стабильности» людоедского пира и трусливо-угодническим страхом перед «уравниловкой». Конечно, это пока всего лишь бунт одиночек – пусть одаренных, пусть творческих, но одиночек. Их эффектные выходки если и наносят ущерб системе, то только чисто символический. Для окончательного низвержения бесчеловечных порядков необходимо солидарное действие трудящихся масс. Свое слово должен сказать революционный класс, который Маркс называл «наиболее могучей производительной силой» из всех орудий производства. Этого слова боится не только каннибальский режим, но и его вегетарианская «оппозиция».


Table 'karamzi_index.authors' doesn't exist

При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100