«Представитель отдела международных связей профсоюза электриков UE сказал в ноябре 1968 года группе профсоюзных представителей и сотрудников местных отделений профсоюза:
За последние два года в нашем профсоюзе велось широкое обсуждение распространенных настроений – бунтарства, цинизма и отвращения – среди молодых рабочих. Так что давайте рассмотрим, почему эти молодые рабочие, приходящие сегодня на работу чувствуют себя и ведут себя так.
*****************
Когда этот парень начинает получать недельный чек, зарплата выглядит вполне приличной, но не надолго. Скоро он покупает дом в рассрочку на тридцать лет. Он обставляет этот дом кое-какой мебелью. Он покупает машину, холодильник, стиральную машину и сушилку. И телевизор – скорее всего цветной. И ко всему прочему, его молодая жена опять беременна.
И когда ежемесячные счета начинают накапливаться, его получка выглядит насмешкой. Он абсолютно не понимает, почему Америка – самая богатая страна мира, не может обеспечить его работой, которая даст ему все необходимое и кое-что сверх того – что в этом плохого? Он чувствует, что его затирают, он злится, он готов бороться с истеблишментом, который не дает ему того, что ему нужно.»
« «Я бы хотела рассказать вам, чем мы озабочены...Во-первых, нам надоело быть политкорректными и страдать от юридического вымогательства. Во-вторых, нас тошнит от недостатка вниманию учреждений, как общественных, так и частных...В-третьих, мы чувствуем свое бессилие против этих глыб. В-четвертых, нам не нравится, когда нас обвиняют во всех проблемах черной Америки. В-пятых, и, в этом, кажется, суть – мы злы на все классовые предрассудки, которые нам навязывают».
Оратора зовут Барбара Микульски, она американка (из Польши) в третьем поколении из Балтимора, и нет сомнения, что она выражает настроения миллионов жителей, населяющих как Питер Бизен назвал, их «Америку Уайттаунов» («городков белых» -пер.)
Забывают, что в крупных городах вдвое больше белых, чем небелых семей живут в «официальной» бедности, и, конечно, многие уайттаунцы не подходят под это официальное определение. Они бедны, но недостаточно бедны...Отец и муж из Уайттауна тяжело работает – водит грузовик, стоит за станком, служит в полиции, в офисе или в порту – может быть, и не на одной работе – чтобы купить и удержать домик с фасадом 44 фута (13 метров –пер.) и новый цветной телевизор.
«Единственное место, где мы можем ощущать себя самими собой, среди своих, и в своем праве – это в маленьком домике, который мы так ценим», - говорит Микульски. «Но и тут мы чувствуем угрозу со стороны черных»»
Евроамериканские рабочие были, как бурские рабочие в ЮАР, допущены в сверхклассовые сетлерские общины, под руководством мелкой буржуазии, а рабочая аристократия составляет типичное большинство.
Особый и исключительные образ жизни евроамериканцев материально и идеологически сплачивает сетлерские массы – лавочника, профсоюзника и учителя. Общее господство буржуазной идеологии здесь подкрепляется мобилизацией десятков миллионов евроамериканцев в специальные реакционные организации. Те евроамериканцы, кто остается жертвой нищеты и эксплуатации, не только хранят лояльность «своей» империи, но и поглощаются и разъединяются куда более многочисленными привилегированными массами сограждан. Эти «белые бедняки» - пропащие, забытые пережитки классовой борьбы, прозябающие безвыходно в Вавилоне.
Хотя еще существует некоторое количество евроамериканских рабочих, они больше не составляют отдельный класс пролетариев. Прежний класс белых пролетариев 1930-х исчез в процессе повышения в чине и в привилегиях, и его место занял колониальный пролетариат. Нехарактерное и исторически краткое противоречие пролетарского классового конфликта внутри сетлерского гарнизона пришло к концу. Так же как в 17, 18 и 19 веках, угнетающая нация США снова стало обществом без пролетариев, чисто капиталистической по сути.
Это уровень разложения и общей привилегированности можно измерить анализом классовой структуры. Ревизионистский анализ классовой структуры США, разумеется, намеренно неправилен. Самый типичный прием – валить в кучу угнетающую массу США вместе с угнетенным нациями и нацменьшинствами Третьего мира как одно общество. Это попытка замаскировать Вавилон массами колониальных рабочих. Они обычно говорят: «В Америке большинство принадлежит к рабочему классу». Это предполагает ложные представления о сетлерском обществе.
Более тонкая уловка – обратить внимание на евроамериканцев, но определять «класс» распределяя каждого мужчину и каждую женщину в разные группы по профессиям (приблизительно соответствующие отношениям к средствам производства и распределения). Этот подход позволяет ревизионистам утверждать, что «большая часть белых американцев принадлежит к рабочему классу».
Такой подход отрицает «чувственную» реальность человеческого общества. Классы – это большие, самоопределяющиеся, живые общественные организмы, с общими чертами, а также чертами, специфическими для истории, эпохи и нации. Энгельс замечает: «Трудящиеся классы, в зависимости от различных ступеней общественного развития, жили в различных условиях и занимали различное положение по отношению к имущим и господствующим классам» (1) Наша задача – открывать и исследовать запутанные классовые образования, самостоятельно существующие в материальной жизни (независимо от наших исследований). Ревизионисты,напротив, пытаются искусственно состряпать статистические категории, заполнить их (хотя бы на бумаге) абстрактными индивидами – и назвать это «классами». Все это – всего лишь буржуазная социология с «левой» риторикой.
Угнетающая нация США – патриархальное сельское общество определенной сложности. В целом евроамериканцы существуют в виде семейных единиц, причем классовое определение семьи прежде всего зависит от мужа и отца. Следует сказать, что мы не сторонники такого положения дел и не считаем его вечным. Такова преобладающая реальность нашего времени, и наша задача – понять ее.
Методология ревизионизма приводит к выводам вроде: «все секретарши относятся к разряду служащих рабочего класса.» Многим это кажется разумным. Фактически, однако, это не соответствует действительности. Например, если молодая евроамериканка из мелкобуржуазной семьи работает секретаршей, замужем за представителя свободной профессии и живет в пригородном районе «только для белых» или в «богемном» городском квартале, на семейный доход 30 000 долларов в год – принадлежит ли она к рабочему классу? Может она быть пролетаркой, если ее муж и дети – мелкая буржуазия? Ясно, что она, в реальном социальном мире, бесспорно принадлежит к мелкой буржуазии.
И этот пример – не исключение. Целых 25% евроамериканок – секретарш и т.д. – замужем за управляющими или представителями свободных профессий. 17% получающих зарплату жен управляющих (включая мелкий бизнес) – работницы (2). Из-за патриархального характера евроамериканского общества большая часть женщин из среднего класса вынуждены, если хотят работать, соглашаться на работу конторской служащей или продавщицы без профессиональной подготовки. Но от этого их классовое положение вряд ли меняется. Одно исследование показывает, что приблизительно треть всех секретарш в возрасте до 30 лет окончили колледж или училище (3). Это хорошо известно. Мы должны описывать реально существующие классы, а не определять их согласно искусственным категориям, изобретенными нами.
Более правильное представление о классовой структуре патриархального сетлерского общества можно получить, если обратиться только к занятиям мужчин. Хотя это не так точно, как социальное исследование, реально наблюдая массы во всех сферах их жизни, это все-таки поможет нам увидеть общие очертания положения с классами. i
Это не полный классовый анализ, о чем мы предупреждаем; для наших целей, нам не нужно выделять крупную буржуазию, региональную и местную буржуазию и разные средние классы (мелкие бизнесмены, управляющие, фермеры-землевладельцы, лица свободных профессий и т.д.) Все они помещаются в группу буржуазии/мелкой буржуазии (хотя она содержит разные классы). Беря за основу перепись 1970 года:
Буржуазия и средние классы ii 37%
Управляющие 12,17%
Свободные профессии 15,34%
Торговые представители, агенты и брокеры 5,20%
Владельцы и управляющие ферм 3,11%
Администраторы в офисах 1,15%
Ядро рабочей аристократии 24%
Ремесленники 21,28%
Служба безопасности (полиция, пожарные и т.д.) 1,90%
Рабочие (включая бОльшую часть 39%
рабочей аристократии)
Заводы и транспорт, станочники и водители 18,31%
Рабочие 6,87%
Конторские служащие 6,45%
Продавцы 2,31%
Общие услуги 5,30%
Этот расклад занятий евроамериканских мужчин имеет ясное значение, подтверждая все, что мы узнали о белой Америке из повседневной жизни.
Буржуа, средние классы и коренная рабочая аристократия составляют абсолютное большинство (свыше 60%). Рабочая аристократия разбухла. Почти двое из каждых 100 белых евроамериканцев – полицейские, пожарные и прочие работники сферы безопасности. Высокооплачиваемые квалифицированные строительные рабочие, машинисты, механики и другие ремесленники намного превышают числом рядовых рабочих в промышленности и на транспорте. Но и это преуменьшает масштабы сетлерской рабочей аристократии. Многие евроамериканские заводские рабочие, техники, конторщики, и даже разнорабочие (например, работники местных управлений парками в крупных городах) получают зарплату выше пролетарской, иногда занимаясь легким трудом, а обычно вообще не утруждаясь. Сетлерская рабочая аристократия куда шире, чем ее ядро, и , возможно, охватывает не менее 50% всех белых евроамериканцев.
Важнее всего, евроамериканцы все ведут тот же образ жизни. Исключительно в этом то, что почти все живут по-буржуазному, «вполне мещане в образе жизни, в размере доходов и в общем взгляде на мир...» Так что массы нижнесреднего класса, огромная рабочая аристократия, и большая часть рабочих спаяны общим национальным образом жизни и общей национальной идеологией угнетателей. Массы разделяют этот образ жизни, подражая буржуазии, под властью упадочнической зацикленности на потребительстве. Потреблять вещи, владеть вещами, не важно, насколько бросовыми и заурядными – это превратилось в массовую религию. На настоящий мир с его безнадежным и тяжким трудом, мир пролетариев, которые не владеют ничем, кроме своей рабочей силы – на этот мир евроамериканцы смотрят с сверху вниз с презрением и страхом.
Евроамериканцы знают, насколько они привилегированны в мировом масштабе, насколько они – исключение. Репортер в промышленном городе в штате Айова обнаружил, что преобладающие настроения лучше всего выразил Дон Шацберг, сорокашестилетний мастер с завода бетонных труб:
««Если бы у вас была возможность выбрать себе страну, куда бы еще вы пошли? Где еще рабочий человек может иметь свой дом, две машины и ездить в отпуск каждый год? Я бы сказал, что я – счастливый человек, я нисколько не жалуюсь на мой образ жизни...»
Как мистер Шацберг и многие другие американцы, рабочие часто, по-видимому, измеряют успех в собственных домах, машинах, лодках и т.д.
«Я работаю долгие часы», говорит Джеймс Диркс – представитель профсоюза Тимстер на цементном заводе Зейдлер, «но за это у меня есть чем похвастаться: машина, еще пикап, домик на колесах и лодка».
И Лавон Фельдпух, 36 лет, жена и мать, которая работает в офисе фирмы Дир, в которой работает и ее муж, говорит: «Я вижу свою жизнь как постоянный подъем». Она отмечает, что у нее с мужем уже три дома, и добавляет: «Мы на этом не остановимся». Они владеют двумя легковушками, пикапом, лодкой и мотоциклом, и дважды в год ездят в отпуск – раз с детьми, и раз – одни.» (6)
Все статистические данные показывают умопомрачительный уровень потребления в евроамериканском обществе. Этого достаточно, чтобы создать для масс особую культуру. В сетлерских традициях сегодняшняя евроамериканская культура – домовладельческая, 68,4% всех сетлерских семей в 1979 году владели своим домом (в 1940 – 50%). Эти семьи также владеют целой кучей бытовых электроприборов: в 89,8 % домов в США в 1979 году был цветной телевизор (который смотрят около 6 часов в день), 55% - кондиционер, 77,3% - стиральные машины и 61% -сушилки, 43% - посудомойки, 52% - блендеры и кухонные комбайны и т.д. (7) Большая часть продукции, связанной со здоровьем, концентрируется в США, например, тут продается каждая третья в мире пара очков по рецепту.
В смысле «базиса» больше всего характеризует евроамериканца автомобиль. В 1980 году здесь было 104,6 миллионов машин. 84,1% семей США владеют автомобилем, а 36,6% - двумя и больше. (8) Все говорят, что владеть автомобилем «необходимо», без чего работа (83% ездят на работу в машине), покупки и воспитание детей невозможны.
Бюро трудовой статистики в своем исследовании показало, что «средний получатель зарплаты» (рабочий –пер.) в Бостоне 1875 года должен был тратить 94% семейных доходов на «предметы первой необходимости: еду, одежду и жилье». Спустя «век продвижения к хорошей жизни», исследование показало, что «средний получатель зарплаты» в Бостоне в 1972-73 году тратит на это только 62%, что значит возможность «позволить потратить 38% ...на то, что сверх необходимого» (9) Следует заметить, что мало кто из евроамериканцев согласится с таким разделением, поскольку в их обществе такие вещи, как автомобили, снотворные пилюли, высшее образование, химчистка, телефоны и т.д. считаются «необходимыми».
И этим еще далеко не исчерпывается список частной собственности евроамериканцев. Акции – каждый седьмой владеет хотя бы несколькими акциями, дома для отпуска, земля, фены, мотоциклы, спортивные тренажеры, оружие, лодки, ежегодная смена моды в одежде, и т.д. Мы приводим этот нудный почти до зевоты список имущества, чтобы подчеркнуть потребление как болезнь сетлеров, заразу, преобладающую в этой культуре. Жизнь евроамериканца теперь сосредоточена не на производстве, но на потреблении. Это почти последняя стадия разложения.
Все это стало возможным только благодаря высоким доходам, характерным для евроамериканской жизни. Средний доход евроамериканской семьи в 1981 год был 23,517 долларов . (10) Он распределялся не равномерно, но масштабы, в которых многие евроамериканцы всех классов – абсолютное большинство – разделяли этот средний высокий доход, просто поражает. С 1960 по 1979 процент сетлерских семей, получающих 25 000 в год (в долларах 1979 года) удвоился, до 40% сетлерского населения. Если рассмотреть евроамериканские семьи, получающие свыше 25 000 в год согласно роду занятий, малая разница весьма заметна
Занятие мужа % зарабатывающих свыше 20 000 в долларах 1979 г.
Управляющий 75%
Свободные профессии 67%
Конторщик-продавец 69%
Квалифицированный рабочий 49%
Неквалифицированный рабочий 35% (11)
Этот обобщенный высокий доход стал характерным даже для производительных рабочих, которые в прошлом жестоко эксплуатировались и жили в нищете. Высший слой производительных рабочих в тяжелой промышленности (члены профсоюзов) получают приблизительно столько же, сколько мелкий буржуа. В конце 1982 года Дженерал Моторс платили рабочим базовую зарплату в среднем 11,53% доллара в час, плюс 99 центов в час за сменную и сверхурочную работу, и еще 7,13долларов в час на медицинское страхование, страхование по безработице, отпускные и т.д.) Всего около 40 000 в год. Средняя зарплата сталеваров была 19,42% в час. Это приближается к доходам ремесленников в районах самых высоких зарплат – в Сан-Хосе (штат Калифорния) последний колдоговор поднял зарплату электриков до 24,40 в час. (12)
Однако большая часть евроамериканцев больше не работает в такой промышленности. Гораздо более типична и более эксплуатируема – Морин Эйкин, о которой недавно написали, как об одной из 9 000 работниц Мотороллы в Финиксе (штат Аризона). Разведенная (41 год) миссис Эйкин получает 7,02 доллара в час (при рабочей неделе 36 часов), производя полупроводники. Ей приходится экономить, и она ходила в кино в прошлом году только один раз, чтобы суметь оплатить лечение зубов сына и колледж дочери. Если спуститься еще ниже, то мы видим известные низкой зарплатой ткацкие фабрики штата Северная Каролина (в самой низкооплачиваемой отрасли). На них трудятся настоящие символы отсталых, эксплуатируемых «белых бедняков», они получают среднюю зарплату 5,24 доллара в час (1982 год), то есть 10 900 в год. (13)
Эта низкая зарплата ткачих все равно гораздо выше мировых стнадартов. Это приблизительно в 30 раз больше того, что филиал ДельМонте фирмы Р.Дж. Рейнольдс платит работницам при 10-12-тичасовом рабочем дне на обширных филиппинских плантациях. (14) Это в 11,5 раз больше, чем фирма Роулингс платит гаитянкам, которые шьют все бейсбольные мячи для высшей лиги. И это в 5 раз больше того, что Дженерал Моторс платит авторабочим-африканцам в ЮАР. (15) Самые эксплуатируемые евроамериканские рабочие живут на много уровней выше стандартов мирового пролетариата, они хотя и на дне, но на дне привилегированной нации угнетателей. Нация оказывается решающим фактором, изменяя классовые отношения.
Куда ни глянь, массовые, непролетарские привилегии евроамериканских рабочих структурно изолировали их в их специфическом образе жизни. «Проблемы» вроде высоких процентов по ипотеке – проблемы определенного образа жизни. Полный объем того, что евроамериканские массы получили от своего специального положения, служа империализму, не измеряется только в долларах. Каждый в империи понимает выражение – «если ты бел, ты преуспел». Сетлерский гарнизон получает все в первую очередь – дома, рабочие места, школы, еду, здравоохранение, социальные услуги и т.д. Если при империализме есть какая-та безопасность, они ею пользуются. И считают это само собой разумеющимся.
Обследование 1977 года Центра политических исследований среди ветеранов войны во Вьетнаме показало, что среди африканцев-ветеранов уровень безработицы был 28%, а у евроамериканцев -3%. Более того, работающие евроамериканские ветераны получали в среднем на 4 212 долларов в год больше, чем работающие ветераны-африканцы. (16)
Даже движение за права женщин стало серьезным фактором в сохранении этого исключительного образа жизни. Хотя движение за права женщин выражало возмущение сексизмом и значительно улучшило положение евроамериканок, с самого рождения его приручил империализм. Поддержанное империализмом «освобождение» сетлерок оказалось важным подспорьем для укрепления и модернизации патриархальной семейной структуры, буквально влило новую кровь в сетлерское общество в целом. Так же, как империя призвала белых женщин из кухонь в годы Второй мировой войны, стать «Рози-клепальщицами (известный персонаж пропаганды военных лет-пер.) в военной промышленности, так и в 1970-х белые женщины снова были освобождены империализмом, чтобы влиться в рабочую силу в новых отраслях и в неслыханном количестве.
Во-первых, в то время, когда империя снова сочла африканцев слишком непокорными, чтобы нанимать их в большом числе в основные отрасли промышленности, коммерческие и профессиональные организации, евроамериканок призвали постоять за своих мужчин и занять эти рабочие места. «Равные возможности» в мединститутах, на юридических факультетах, в бизнесе и т.д. означали большой наплыв евроамериканок – и нескольких африканцев. Это заметно даже относительно квалифицированных рабочих мест, которые долго были мужским занятием. В 1970-80 гг процент женщин на этих местах вырос в 3 больше, чем рабочих из Третьего мира. Словно новая волна европейских иммигрантов прибыла для подкрепления сетлерского контроля на рынке труда.
И это оказался «глоток свежего воздуха», который модернизировал сетлерское общество. Теперь, например, даже Нью-Йорк Таймс завела колонку (весьма литературную) о «женском сознании» под названием «Её», где феминистские руководительницы и авторы могли обращаться к массовой аудитории. Раскол 60-х был залечен, и сетелеры снова были едины. Романистка Гэйл Шихи писала в этой колонке: «За каждой успешной женщиной, которую я знаю, в частной ли жизни или в общественной, стоит другая женщина. Маленькая позорная тайна - из всех ведущих феминисток, у которых взяли интервью здесь, только у одной не было служанки...» Сама Шихи попробовала безуспешно нанимать аргентинок и филиппинок (слишком «враждебны»), прежде чем вернуться старой традиции – африканке. (17)
Хотя движение за права женщин – важная часть революционного будущего мира, борьба женщин в разных обществах имеет специфические национальные характеристики. В угнетающей стране США политика «движение за права женщин» формирует не более, чем ручеек в куда более мощном женском движении. Это большее движение –проимпериалистическое, и озабочено только равенством привилегий между женщинами и мужчинами – сетлерами. Оно против любого освобождения в целом. Революционные идеи движения за права женщин – всего лишь верхний слой на поверхности женского движения, и некоторые женщины и впрямь ими интересуются.
Зарплата в реальных цифрах перестала расти в США в 1967 году, когда империализм налетел на препятствие в виде вьетнамской революции. Впервые со Второй мировой войны инфляция начала подтачивать доходы евроамериканцев. В этом продолжающемся кризисе новый заработок евроамериканок спас семью сетлеров от «потери покупательной способности» (а эта утрата в экономике угнетающей нации – самая тяжелая). Этот новый доход работающих женщин привел к повышению на 22% реального дохода на душу населения в 1970-80 гг. Семья евроамериканцев продолжала свой образ жизни, став семьей с двумя зарплатами (в то время, как пролетарские африканские семьи все больше оказывались в противоположном положении). В 1978 году 75% всех семей США с доходом более 25 000 в год имели две зарплаты. Нью-Йорк Таймс сообщила:
«По всей стране женщины миллионами заполняют рабочие места, увеличивая число семей с двумя источниками дохода. Это может скрывать действие инфляции, поскольку значительная часть семей стала жить лучше...» (18)
Речь не идет о простой социальной взятке, как в случае обуржуазивания рабочих в Германии, Франции, Англии и т.д.
В Европе подкупленные рабочие прошли долгий путь классовой борьбы, в обществах с вековыми резкими и жесткими классовыми рамками. Их классы, пусть подкупленные и зараженные, все таки еще существуют как явления в реальном общественном мире – живя в традиционных общественных группах, сохраняя определенную классовую культуру. Политически европейский рабочий класс все еще наполняет крупные, формально «социалистические» промышленные профсоюзы (которых не существует в угнетающей нации США), а на выборах голосуют обычно за традиционные партии рабочего класса – германских социал-демократов, французских коммунистов и т.д. Разумеется, долгосрочные тенденции мировой поляризации и интернационализации означают, что все угнетающие страны становятся все более похожими, и в будущем еще больше сблизятся.
В Америке подкуп, обуржуазивание, произошли в условиях сетлерского общества, со своей историей, культурой и традициями – основанными не на классовой борьбе, а на их роли привилегированного гарнизона континентальной Европы. Иммигрантский европейский пролетариат был подкуплен поглощением - «включением», если хотите – в это специфическое общество.
Так что в США классовые различия внутри угнетающей нации всегда были смазаны, поскольку главным различием было: сетлер или подданный, охотник за беглыми рабами или раб на плантации, член гарнизона на «фронтире» или заключенный в резервации. Это было самым важным, а остальное – так, подробности. Только совершенно оторванный от реальности может этого не заметить.
Евроамериканская община – не просто дома и квартиры. Это – физическая структура сетлерской жизни, в которой все еще жива культура имперского гарнизона. Эти гарнизонные общины укрепляют образ жизни угнетающей нации среди своих, требуя социального конформизма и идеологического подчинения. Им присущи некоторые специфические признаки: самый явный из них – то, что колониальным подданным обычно вход воспрещен. И почему бы сетлерскому гарнизону впустить «индейцев» в стены форта? Наглость соседствует здесь со всепроникающим ощущением угрозы и осады со стороны «тех» - что иногда прорывается в виде массовой истерии (когда все размахивают ружьями, а тюфяки торопятся прикупить их в местном оружейном магазине). Этот удушливо-замкнутый, скучный и мещанский образ жизни – одна из причин, почему столько молодых евроамериканцев покинули его в 1960-е гг.
Существуют, разумеется, разные типы сетлерских общин, различных по ряду критериев, включая классовые. Жизнь мультмиллионеров в Палм спрингс или Эспене сильно отличается от жизни в Кенерси, Скоки или Чарльзтауне. Или от жизни в «хипповых» Беркли и Гринвич-вилладж. Однако в массовом масштабе, определенный тип надклассовой евроамериканской общины остается тем же более века. Это небольшая община домовладельцев и мелких собственников. В ее рамках обитатели - ниженесредний класс, рабочая аристократия и другие рабочие разделяют скученную, но в целом комфортабельную жизнь сетлерского гарнизона. Здесь общественная жизнь поддерживается заметным сосредоточением государственных услуг – парки, уборка мусора, плавательные бассейны, лучшие школы и поликлиники. В противоположность резервации и гетто, община сетлеров полна удобств современной жизни.
Это общины все больше оказываются в пригородах (или даже дальше), они полны евроамериканцами, перебирающимися из старых городских центров. Эти пригороды принципиально «белые», евроамериканцев в них 90%. Но и эти цифры не точны, потому, что большая часть людей из Третьего мира там или жестко сегрегированы в геттоизированные городки и кварталы, или это азиаты (которые, в среднем, в США являются более преуспевающими, чем другие небелые –пер.) Социальный характер типичного пригорода – исключительно, беспощадно «белый».
В таких гарнизонных общинах, городских «этнических» или пригородных, можно наблюдать, как общий исключительный стиль жизни сплачивает массы материально и идеологически. Здесь, в том же квартале, на той же улице, живут семьи электриков и мелких лавочников, учителей и водителей грузовиков, полицейских и владельцев забегаловок, бухгалтеров и ремонтников телефонов, мастеров и фабричных рабочих, программистов и судебных секретарей, они растут вместе, ходят в одну школу, и женятся друг на друге. Номинальные классовые различия в целом бледнеют на фоне сверклассового единообразия как членов сетлерской массы, наиболее характерно представленной рабочей аристократией.
Отсюда же государство пополняет ряды своих служащих. Обычно там полно полицейских и пожарных, и в некоторых общинах почти каждый – родня, сосед или друг полицейского. Буквально тысячи исключительно белых добровольных организаций наполняют сетелерские общины. Десятки миллионов сетелров организованы в самые разнобразные реакционные группировки. Некоторые, как Ку клукс клан и Моральное большинство, даже не скрываются. Куда более респектабельны и многочисленны реакционные организации вроде АФТ, «этнические» - как «сыны Италии», «только белые» католические приходы, группы «права на жизнь» (противники абортов, часто прибегающие к насилию и убийствам –пер.), мормоны, Национальная стрелковая ассоциация (противники ограничения на владение оружием –пер.), Бейтар и другие сионистско-фашистские группы, спортивные клубы, тысячи квартальных «ассоциаций благоустройства», военные резервисты и т.д. Список таких «только белых» организаций не имеет конца.
Отделение Национальной стрелковой ассоциации только в штате Пенсильвания связано с более чем 1000 местных стрелковых клубов (200 000 членов). В одном отчете показано, как Джим Прайс, рабочий и в свободное время фермер, обладает также серьезной властью как председатель Федерации спортивных клубов своего штата. Именно они организовали избрание республиканского политика Ричарда Швейкера в сенат США, когда прежний сенатор-демократ начал говорить о контроле над оружием. Далее в отчете говорится: «Предки мистера Принса были здесь первыми поселенцами, так что, когда он говорит об угрозе государственной диктатуры посредством контроля над оружием, его чувство истории звучит чем-то личным. Моих дважды выгоняли отсюда индейцы, прежде чем они смогли основаться здесь», - говорит он.» (19) Любой, кто когда-то сталкивался с Национальной стрелковой ассоциацией точно знают, против кого они собираются использовать свое оружие. Одна эта группа способна мобилизовать миллионы вооруженных евроамериканцев.
Такие специальные реакционные организации не властвуют безоговорочно даже внутри сетлерской общины, но обладают значительной силой. Всего важнее понять, что белая Америка политически не «чистый лист». «Левые» евроамериканцы часто рассуждают о том, как «организовать белых рабочих», как будто те сидят и ждут их. Сетлеры не ожидают пассивно прихода «движения» организовать их – они уже и так хорошо организованы, на своих собственных идейных основаниях. В этом-то проблема.
В нации угнетателей США также есть свои жертвы, а также ошметки промышленного прошлого. Но этого явно недостаточно для организации революционного движения. Около 10% евроамериканцев по статистике живет в бедности. И это меньшинство не сконцентрированный слой пролетариев, а разные маргинальные группки неудачников и изгоев: рабочие старшего возраста в устаревших отраслях, бедные пенсионеры, инвалиды, некоторые семьи матерей-одиночек. Вся культура молчаливо напоминает им, что если они белые и бедные – вина на них. Среди них значительна доля алкоголиков. Они разбросаны и социально не связаны.
Иногда целые промышленные общины существуют как пережитки старого образа жизни. Любопытно посмотреть как империализм контролирует их. Угольные шахты Аппалачей – ярчайший пример, со своими экономическими, культурными и профсоюзными традициями, восходящими еще к 19 веку. Какой контраст представляют эти старые общины у гор, чья верхушка была снята для добычи угля, и новенькие евроамериканские пригороды, населенные офисным персоналом. И однако, даже в исключениях есть внутренняя связанность.
Именно из-за своих ярко выраженных и глубоко укорененных традиций шахтерские поселки Аппалачей привлекали радикальные организации. КПСША имеет в горах своих организаторов уже лет 60. Именно в 20-е гг самый известный из «красных профсоюзов» КПСША провел решительную и полную насилия стачку в округе Харлан. Даже в реакционные 50-е там сохранялось присутствие Образовательного фонда южной конференции (организации борьбы за гражданские права против расизма –пер.).
В 1960-х гг мы видим многочисленные попытки организовать жителей Аппалачей, включая Прогрессивную рабочую партию, Студентов за демократическое общество (антирасисткую радикальную организацию –пер.), и Южный студенческий организационный комитет. В 1970-е гг многие радикальные группы помогали развивать движения недовольных, например, за местные реформы и «Шахтеров за демократию», которые в конце концов взяли под контроль Объединенный профсоюз шахтеров. В середине 70-х Революционная коммунистическая партия (маоистская –пер.) организовывала группы шахтеров (совсем как КПСША 40 лет до того), и какое-то время у них даже были последователи.
Но несмотря на 60 лет непрерывных усилий радикальных организаций, революционный прогресс в местных шахтерских поселках остается равен нулю. Несмотря на историю кровавых профсоюзных схваток, классовая сознательность так и не вышла из зачаточного состояния. Здесь нет самобытной революционной активности – никакой – или традиций. Лояльность империализму США и ненависть к колониальным народам весьма высока. Отсюда видно, что одна эксплуатация еще не означает появления классового сознания.
Чтобы понять почему, взглянем на округ Мартин (штат Кентукки). Долгое время это был один из беднейших округов в США. Здесь нет шоссе, канализации, уборки мусора, ни больниц, ни даже кинотеатров, и единственная радиостанция и забегаловка типа Макдональдса на 14 000 жителей. Их буквально грабят, эксплуатируют до крайности. Даже правительство, тратя около 20 миллионов долларов в год на местные школы и профессиональную переподготовку, забирает в виде налогов вдвое больше – 40 миллионов.
Одна корпорация господствует в местной экономике, точнее, владеет ею. Железнодорожная компания Норфолк энд Вестерн владеет правами на горные разработки на 129 000 акров, больше половины общей площади (второй крупнейший землевладелец – Гарвардский университет). Здесь добывают ежегодно 13 миллионов тонн угля, которые не только приносят огромные прибыли корпорациям (Оксидентал петролеум, Флуор, Эшланд ойл и MAPCO), но выплачивает ренту Норфолк энд Вестерн, а также плату за грузоперевозки – свыше 30 миллионов в год. Годовая норма прибыли составляет при этом 120%! За 50 лет действия шахты Норфолк энд Вестерн получают около полутора миллиардов – 6000% на инвестицию. Как всем известно, взрыв горных вершин разрушает местные дороги, запруживает ручьи ядовитыми отходами и в целом причиняет больше физического и экологического ущерба чем постоянные бомбардировки. Харри Кодилл - автор книги «Ночь спускается на Камберлендз» - сказал: «Они обращаются с регионом как с колонией. Когда они выгребут отсюда все, что хотят, они просто бросят всех на произвол судьбы.» (23)
Так почему же рабочие этой ограбленной «колонии» не организуются, не ищут революционного пути сохранить местные богатства для общины, в которой будут жить их дети? Да и есть ли у них община? Почему они не сопротивляются? Ответ таков: большинство из них рады такой экплуатации, неважно, какова цена этого в будущем. У общины нет ничего, они соскальзывают в будущее неразвитого опустошения, но сейчас те, у кого есть работа, получают «хорошие деньги». 5000 шахтеров зарабатывают по 30 000 долларов в год, в то время как средний годовой доход на душу населения в округе равен 7 000 долларам.
Работающих и получающих «хорошие деньги» шахтеров не беспокоит нищета рядом с ними. Шахтеры-инвалиды и старики живут в бедности, дети не получают образования, а доходы выбрасываются на индивидуальное потребление. Это указывает, что нищая у сетлеров прежде всего культура.
Евроамериканские шахтеры интересуются только тем, чтобы «получить свое». В традиции сетлеров – «каждый за себя». У них нет классовых целей или даже общинных целей, только личные цели – личный доход и потребление. Тем временем местный управляющий землями Норфолк энд Вестерн утверждает, что у них есть-таки планы на будущее для Аппалачей: «Мы не собираемся просто уйти и оставить эту землю индейцам». Уж в этом будьте уверены.
Самое важное, что надо знать о реальном сознании евроамериканских масс – до какой степени оно антиобщественное и частное. Сетлеры не признают ничего общего с остальным человечеством. Именно поэтому все, что они создают – извращено. Их профсоюзы – антипролетарские, а сетлерские «освободители женщин» счастливы эксплуатировать женщин других наций. Для евроамериканцев ничего не значит, если зимние фрукты у них на столе оплачены жизнями мексиканских, чилийских или филиппинских детей. Им сладко. Евроамериканцы на самом деле не заботятся даже друг о друге. Снижение налогов для них важнее, чем еда для их собственных стариков. Это больная культура, массовое политическое сознание ее носителей сосредоточено на паразитизме.
Само по себе признание того, что есть богатые и бедные, или даже, что корпорации эксплуатируют людей – что видно каждому идиоту – еще не составляет классового сознания. Долгая, очень долгая история профсоюзного движения в угольных районах это доказывает. Классовая сознательность предполагает участие в классовой борьбе. Хотя такая сознательность определенно может включать борьбу за повышение зарплаты, она не может этим ограничиться, или даже быть ее главной частью.
Евроамериканские «левые» совершенно запутали вопрос классового сознания. Они видят в каждой стачке, в малейшем реформистском шевелении примеры пролетарства. Некоторые «социалистические ученые» (самозваные, само собой) устраивают почти что этнографические экспедиции в сетлерские общины, видя в каждой сохраненной народной песне и культурной особенности некие глубочайшие, хотя и скрытые самородки классовой рабочей сознательности. Другие, годами выступавшие «экспертами» по рабочему классу, обнаруживают пролетарские прозрения в каждой шутке насчет босса во время перерыва на кофе. Это не имеет отношения к политике, чем бы это ни было.
Нет ничего загадочного, ускользающего или скрытого в том, как действует настоящее сознательность рабочего класса. Она – в политическом знании о том, что необходимо бороться с классом эксплуататоров и с государством, что трудящиеся всего мира объединены тем, что им нужен социализм. Красная армия – это классовое сознание. Борьба за повышение зарплаты или улучшение условий труда совершенно не обязательно имеет хотя бы малейшее отношение к настоящему классовому сознанию. Узкий личный интерес – не то же самое, что осознание классовых интересов. «Больше для меня» не тот же самый лозунг, что «освобождение человечества».
Ленин писал об этом: «Только тогда, когда отдельный рабочий сознает себя членом всего рабочего класса, когда в своей ежедневной, мелкой борьбе с отдельными хозяевами и с отдельными чиновниками он видит борьбу против всей буржуазии и против всего правительства, только тогда его борьба становится классовой борьбой.» (24)
Эти знаменитые и часто цитируемые слова предоставляют мерку – согласно которой шахтеры или любая другая специальная группа евроамериканских рабочих не имеет в научном смысле этого слова никакой сознательности рабочего класса. Еще более того, если практика – критерий истины, реальная борьба показывает больше, чем любые теоретические критерии. Ленин указал на это на втором конгрессе Коминтерна:
«Мы не можем - и никто не может - усчитать, какая именно часть пролетариата идет и пойдет за социал-шовинистами и оппортунистами. Это покажет только борьба, это решит окончательно только социалистическая революция.» (25)
Мы пережили два десятилетия самой бурной политической борьбы в мировом масштабе. Африканские массы вырвались из оков колониального подавления во время городских восстаний 1960-х. Борьба чиканос за землю вновь ожила на юго-западе США. Вооруженная самооборона стала признанным методом масс. «Вундед Ни» зажег сигнальный костер индейских наций. Социалистические идеи и международная солидарность укореняется в новых восстаниях. Пуэрториканская революция снова принесла вооруженную борьбу к порогу империи. Чтобы понять, какова на деле сознательность, какова классовая солидарность евроамериканских рабочих, достаточно взглянуть, на чьей стороне они были в борьбе за свержение «их» империи США.
Связь между евроамериканским сетелеризмом и сионистским сетлеризмом – близнецов-слуг империализма – видна в реакционных политических явлениях последнего времени в еврейской общине США. Непрестанная пропаганда о Холокосте используется для фашистского воспитания, для разжигания враждебных настроений, которые как оправдывают евроамериканцев – «жертв» (хватить каяться из-за расизма») и организует новые террористические войны против колониальных народов. Те же самые сионисты убивают африканских подростков в Бруклине и стреляют в палестинских подростков на Западном берегу. Теперь и антисемиты из «Морального большинства» признали сионистов «свояками».
Пример сионизма возбудил многих русских евреев и привел около 175 000 из них сюда, чтобы стать сетлерами в «Новом свете». Снова мы видим, как разделение мира на угнетающие и угнетенные нации пронизывает все явления. Иммиграция русских евреев – совсем не то, что что, например, пуэрториканская иммиграция, которая есть ни что иное, как вынужденное перемещение колониальных народов в поисках работы. В противоположность этому, русские евреи прибыли как новое подкрепление угнетающей нации США, не ради выживания и хлеба, а ради шикарного, привилегированного стиля жизни сетлеров. Под слоем пропаганды это ясно видно. Недавняя статья в Нью-Йорк таймс о подпольном движении русских евреев за «права человека» весьма откровенна:
«Около 30 московских евреев и несколько западных недавно собрались на частной квартире, чтобы отметить Пурим поэзией и любительским спектаклем. Актеры легко переходили с русского на иврит и некоторые в набитом битком «зрительном зале» подхватывали песни. Даже дети легко узнавали царицу Эсфирь и других персонажей древней легенды о том, как персидские евреи восторжествовали над дьявольским заговором перебить их всех, составленным злобным Аманом, которые был представлен в виде палестинского партизана... Шестидневная война 1967 года обычно считается поворотным пунктом в самооценке русских евреев – в их отождествлении с Израилем. «Это было ощущение огромного национального возрождения», - вспоминает Наум Мейман, 72-летний физик и борец за права человека.» (20)
Мы видим ту же картину – как завоевание и убийство арабов, африканцев и т.д. ощущается сионистами как как исцеляющее «возрождение», восстанавливая их в чине европейцев. Эта то самое возрождение мощи через массовые бойни, которое так восторженно восхвалял Гитлер.
Евреи и впрямь страдают от всепроникающего антисемитизма, что в России явно делает их «гражданами второго класса», мешает продвижению в высшие слои управления и ограничивает религиозные и культурные выражения вроде описанных выше собраний «правозащитников». Около 30% русских евреев-иммигрантов в США имеют высшее образование. Она такая семья – Резниковы, у которых взяли интервью в Форест Хиллз (штат Нью-Йорк): «Россия – прекрасная страна. Но не для нас», -говорит миссис Резникова, и в ее больших темных глазах мелькает печаль. Она работала техником на электронном заводе, а ее муж – кряжистый 42-хлетний мужчина, был инженером-строителем. «выше я не мог подняться в России – для них еврей –враг», говорит он...Теперь, прожив тут четыре года, Резников не желает больше терпеть и «вкалывать рабочим» за 6,50 долларов в час (кровельщиком), но не может найти ничего лучше...»Мы живем хорошо», -говорит он, «но нам жилось неплохо и Киеве, и в Хайфе (Израиль). Я бы хотел открыть свой бизнес в Америке...» (21)
Около двух третей русских евреев эмигрировали в США, а не в Израиль. Исследование для совета еврейских организаций показало, что в 1981 году средний доход этих семей был 19, 632 доллара в год, другие исследования показали, что меньше 1%, в основном старики, должны обходиться пособием. (22) Приехав за тысячи миль, часто не говоря по-английски, они с новым гражданством в угнетающей нации США немедленно получили и уровень жизни куда выше, чем в колониальном мире.
i Например, Мао Цзедун в изучении сельской местности Китая, обнаружил важность не только экономических ролей, но и связанных с ними общественных перемен: «Что касается власти мужа, она всегда относительно слабее среди бедных крестьян, потому, что бедная крестьянка, по финансовым причинам вынужденная больше заниматься ручным трудом, чем женщины более богатых классов, добилась бОльших прав открыть рот, и большей возможности принимать решение в семейных делах. Они также пользуются значительной сексуальной свободой. Среди бедных крестьян браки втроем и отношения между несколькими наиболее распространены.»
ii
Настоящая буржуазия в США ненормально многочисленна. Самые богатые (1% населения империи США) – владеют в среднем 1 320 000. (5) В этой зоне встречаются верхи мелкой буржуазии и местная буржуазия. Более ранние исследования указывают, что подлинная крупная буржуазия (Дюпоны, Рокфеллеры, Меллоны и т.д. ) – только ничтожная часть этого класса, может быть, не больше 15 000 человек.
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна