Капитализм и его апологеты осуществляют свое господство посредством владения «материальными ресурсами», в особенности такими, как государственный аппарат, средства производства, промышленные, финансовые и коммерческие предприятия и учреждения. Помимо этого, власть капитала осуществляется через манипуляцию общественным сознанием, которой занята многочисленная армия идеологов, журналистов, академиков и публицистов, фабрикующих язык и аргументацию, оправдывающие политику правящих классов и выставляющие её в наиболее выгодном свете.
Сегодня материальные условия огромного большинства трудящихся резко ухудшились. Это происходит потому, что буржуазному классу удалось взвалить всю тяжесть экономического кризиса на плечи наемных работников, заставив их оплачивать своим благополучием восстановление прибылей капиталистов. Одним из самых удивительных аспектов этого непрекращающегося снижения уровня жизни трудящихся является отсутствие, пока что, по крайней мере, большого социального взрыва, революции. В Греции и Испании, где молодежная безработица превысила 50%, а общий уровень безработицы достиг почти 25%, прошли десятки общенациональных забастовок и многомиллионных маршей протеста. Однако все это не привело абсолютно ни к каким изменениям в политике правящих классов. Массовые увольнения и болезненные сокращения зарплат, пенсий и социальных услуг продолжаются, как ни в чем не бывало.
В других странах, таких как Италия, Франция и Англия, протест и несогласие находят выражение на электоральной арене, когда одни лица во власти сменяются другими, из традиционной «оппозиции». Тем не менее, несмотря на глубокие социальные потрясения и существенное ухудшение условий жизни и труда, идеология, господствующая среди оппозиционных и протестных движений, профсоюзов и политических организаций, остается реформистской. Звучат призывы в защиту существующих пока ещё социальных льгот, требования увеличения госрасходов и инвестиций, усиления роли государства в экономике там, где частная инициатива не сумела решить проблему занятости. Иными словами, левые предлагают законсервировать прошлое – старые добрые времена, когда капитализм опирался на государство благосостояния.
Проблема заключается в том, что «капитализм старых добрых времен» ушел от нас безвозвратно, а ему на смену пришел новый капитализм, непримиримый, хищный и крайне опасный, которому удалось создать мировую структуру и госаппарат, обладающие иммунитетом против всех и всяческих призывов к «реформам» и переориентациям. Замешательство, уныние и потеря уверенности среди участников массовой оппозиции отчасти объясняются принятием левыми публицистами, журналистами и учеными понятий, концепций и языка из арсенала их противников, ярых апологетов капитализма: языка, выработанного с целью скрыть истинную суть общественных отношений жестокой эксплуатации, центральную роль правящих классов в отмене социальных завоеваний и глубокие связи капиталистического класса с государством. Буржуазные публицисты, ученые и журналисты разработали и запустили в оборот целый комплекс концепций и понятий, которые призваны увековечить господство капитала и отвлечь внимание его жертв от истинных виновников их страданий, от тех лиц, которые проводят сознательную политику массового обнищания трудящихся.
Даже критикуя капитализм, антикапиталисты используют язык и понятия его апологетов. Поскольку язык капитализма насквозь пропитал мысли и речь левых, постольку классу капиталистов удалось установить тотальную гегемонию над своими бывшими противниками. Хуже того, левые, смешивая некоторые базовые понятия капитализма с острой его критикой, создают иллюзию возможности реформирования «рынка», чтобы заставить последний служить интересам народа. Такой подход не в состоянии определить основные общественные силы, которые необходимо отстранить от командных высот экономики. Он также не указывает на необходимость демонтажа классового государства. В то время как левые осуждают кризис капитализма и спасение государством обанкротившихся частников-монополистов, их собственное скудомыслие подрывает развитие массового политического действия. В этом контексте язык туманных уверток и расплывчатых понятий становится «материальной силой» - орудием капиталистической власти, используемым для дезориентации и идейного разоружения рабочего класса и противников капитала. Это достигается путем кооптации критиков-интеллектуалов через использование понятий и терминов, концептуальных рамок и языка, которые доминируют при обсуждении кризиса капитализма.
Эвфемизмы имеют двойной смысл: то, как термин звучит и то, что он на самом деле значит. Эвфемистические концепции в условиях капитализма обозначают предпочтительную действительность или приемлемое поведение, они призваны скрыть связь между экономическим кризисом с одной стороны, и обогащением элит, концентрацией власти и привилегий, с другой стороны. Эвфемизмы скрывают стремление властной элиты навязывать свою классово-ориентированную репрессивную политику, мешают верно определить эту политику и призвать элиту к ответственности, организовав массовые протестные действия.
Наиболее распространенным эвфемизмом является понятие «рынок», который принято наделять человеческими чертами и полномочиями. Так, нам говорят, что «рынок требует сокращения заработной платы», умалчивая при этом о классе буржуазии. Рынки, в качестве механизма обмена товаров, купли-продажи вещей, существовали в течение многих тысячелетий, при самых разных общественных системах и порядках. Рынки бывали глобальными, национальными, региональными и местными. Они включают в себя различные социально-экономические субъекты, представляют собой очень разные экономические единицы, варьирующиеся от гигантских государственных торговых домов до деревенских и городских площадей. «Рынки» существовали во всех более-менее сложных обществах: рабовладельческих, феодальных, меркантилистских, а также при раннем, конкурентном и при позднем, промышленном монополистическом и финансовом капитализме.
Обсуждая и анализируя «рынки», пытаясь понять смысл транзакций (кто выигрывает, а кто теряет), необходимо в первую голову ясно представлять себе те общественные классы, которые доминируют над экономическим транзакциями, четко понимать, в чьих классовых интересах эти транзакции происходят. Писать о «рынках» вообще – означает совершать обман, потому что рынки не существуют в вакууме, вне общественных производственных отношений, характер которых и определяет, в конечном счете, что, как и в каких количествах должно производиться и продаваться. Сегодняшняя рыночная действительность определяется гигантскими транснациональными банками и корпорациями, которые тотально господствуют над рынками товаров и рабочей силы. Писать о «рынках» так, как будто бы они функционируют в некой абстрактной сфере, свободной от жестоких классовых антагонизмов и чудовищного экономического неравенства – означает злостную попытку скрыть сущность современной системы классовых отношений.
Обстоятельством, фундаментальным для понимания проблемы, но оказавшимся вне современного обсуждения, является неограниченная власть капиталистических хозяев средств производства и распределения, владельцев рекламных агентств, банкиров, дающих кредит или лишающих оного, а также назначенных капиталистами государственных чиновников, которые «регулируют» отношения обмена. Результаты деятельности всех вышеперечисленных лиц приписываются эвфемистическим требованиям «рынка», которые представляются полностью оторванными от жестокой реальности. Следовательно, как подразумевают пропагандисты, выступать против «рынка» означает отрицать обмен товарами, что представляется явной чепухой. На самом деле, противостоять капиталистической эксплуатации труда, включая сокращение зарплат, пособий и ухудшение условий труда, означает противостоять специфической эксплуататорской форме рыночного поведения, когда капиталист стремится увеличить прибыль вопреки интересам и благосостоянию большинства наемных работников.
(Петрас допускает здесь серьезную теоретическую ошибку, демонстрируя полное непонимание сущности товарного производства и превращения рабочей силы в товар. Не существует никакой «специфической эксплуататорской формы поведения» на рынке. Эксплуатация труда капиталом (присвоение прибавочной стоимости) есть закономерный и неизбежный процесс, единственно возможный результат купли-продажи рабочей силы «свободного» пролетария на рынке труда. Устранение эксплуатации невозможно без ликвидации института рынка и замены его плановой организацией производства и распределения. – Прим. переводчика).
Смешивая отношения эксплуатации на рынке при капитализме с рынками вообще (снова грубейшая неточность автора – не существует рынка «вообще», а только исторически конкретные, определенные формы товарообмена, присущие каждой общественной формации – Прим. переводчика), идеологи достигают следующих результатов: они затушевывают принципиальную роль капиталистов разговорами об институте «рынка», придавая последнему позитивные коннотации, т.к. люди привыкли приобретать на рынке продукты первой необходимости. Иными словами, когда «рынок», который изображается в качестве друга и благодетеля всего общества, вдруг почему-то делает неприятные, болезненные вещи, то люди воспринимают это с пониманием, как неизбежную личную плату за будущее благополучие, за «выздоровление» общества. А этого-то как раз и хотят буржуазные пропагандисты – чтобы публика купилась на их виртуальный образ «рынка». Они маскируют, таким образом, злодейское поведение частного капитала, преследующего максимальную прибыль. (Ещё раз возразим автору – в максимизации капиталом прибыли «злодейства» ничуть не больше, чем в пожирании хищником своей добычи. Капитал по-другому себя вести в принципе не может. – Прим. переводчика ).
Одним из наиболее распространенных эвфемизмов, получивших хождение в разгар нынешнего кризиса, стало понятие «жесткой экономии». Этот термин использовался для прикрытия тяжкой реальности, драконовских мер по урезанию зарплат, социальных выплат, пенсий и общественных услуг, а также резкого усиления регрессивного характера системы налогообложения. Меры «жесткой экономии» означают политику защиты и даже субсидирования бизнеса государством, что увеличивает прибыли капиталистов и неравенство между верхними 10% и нижними 90%. «Жесткая экономия» подразумевает самодисциплину, строгость, бережливость, снижение расходов на предметы роскоши, отказ от сегодняшних благ и удовольствий ради будущего процветания – своего рода коллективный кальвинизм. Всеобщая жертва сегодня во имя светлого завтра для всех.
На самом же деле «жесткая экономия» предназначена вовсе не для всех. Она выработана финансовой элитой и подразумевает применение классово-ориентированных ударов по жизненным стандартам и социальным программам (как образование и здравоохранение), доступных для рабочих и наемных служащих. Она означает перекачку общественных фондов в карманы частных финансовых структур и держателей облигаций, подчинение социальной политики требованиям главарей финансового капитала.
Вместо того чтобы говорить об «экономии», в значении жесткой самодисциплины, левые критики должны беспощадно вскрывать сущность политики правящих классов против наемного труда, направленной на увеличение разрыва в доходах и концентрацию богатства и власти в руках немногих «избранных». Политика «экономии», поэтому, есть не что иное, как выражение стремления буржуазии использовать государство для перекладывания бремени экономического кризиса на плечи трудящихся.
Идеологи правящего класса приспособили для своих нужд понятия и термины, которые левые изначально использовали для улучшения жизненных стандартов, и поставили эти понятия с ног на голову. Два эвфемизма, которые буржуазные идеологи позаимствовали у левых – это «реформа» и «структурная перестройка». Под «реформами» испокон веков понимались изменения, ведущие к снижению неравенства и увеличению народного представительства. «Реформы» подразумевали позитивные, прогрессивные шаги, направленные на улучшение общественного благосостояния и обуздание злоупотреблений властью со стороны олигархов и плутократов. За последние три десятилетия ведущие ученые, экономисты, журналисты и представители международных банков придали понятию «реформа» совершенно противоположный смысл: отныне под «реформой» имеется в виду уничтожение законных прав трудящихся, прекращение общественного регулирования капитала и сворачивание государственных субсидий для бедных. В современном капиталистическом словаре «реформа» обозначает поворачивание вспять прогрессивных изменений и восстановление привилегий частных монополий, ликвидацию трудовых гарантий и облегчение массовых увольнений работников за счет отмены выходных пособий. «Реформа» более не имеет никакого отношения к положительным социальным изменениям. Отныне она означает отмену с огромным трудом завоеванных прав трудового люда и восстановление неограниченной власти капитала. Она означает возвращение раннего капитализма в его наиболее жестоких формах, которые существовали ещё до возникновения массовых профсоюзов и организованной классовой борьбы. «Реформа» стала синонимом возвращения привилегий буржуазии, неограниченной власти богатеев и их прислужников.
Аналогичным образом лингвистические проститутки от экономической науки поступили с понятием «структурный», заставив словосочетание «структурная перестройка» служить интересам неограниченной власти капитала. В конце 1970-х «структурные» изменения подразумевали передачу земель крупных землевладельцев обездоленным: сдвиг власти и собственности от плутократов в пользу народных масс. «Структуры» - обозначали организацию крупной буржуазии в государстве и экономике. Сегодня, напротив, под «структурой» понимаются общественные институты и политика, связанные с борьбой граждан за свои социальные права, за благосостояние, здравоохранение и пенсионное обеспечение. Когда же речь заходит о «структурных изменениях», то всякому становится ясно, что имеется в виду уничтожение этих общественных институтов, снятие всяческих ограничений с капитала и нанесение мощного, концентрированного удара по организованному труду и его социальным завоеваниям.
Термин «корректировка», как и «структурная перестройка», сам по себе означает тонкую настройку и тщательную модуляцию государственных институтов и оздоровление политики. Но в действительности «структурная перестройка» имеет самое прямое отношение к фронтальной атаке на государственный сектор и тотальное уничтожение прогрессивного законодательства, ограничивающего эксплуатацию труда, окружающей среды и защищающего права потребителей. «Структурная перестройка» маскирует систематическое наступление на жизненный уровень трудящихся с целью увеличения прибылей буржуазного класса.
Буржуазия вскормила и содержит целую армию экономистов и журналистов, которые упаковывают жестокую политику в мягкие, уклончивые и обманчивые формулировки, используют лживый язык расплывчатых эвфемизмов с целью нейтрализации массовой народной оппозиции. К сожалению, многие «левые» критики охотно пользуются той же самой терминологией.
Учитывая широкомасштабную порчу языка, проникшую во все поры современного дискурса о кризисе капитализма, левые должны прекратить использование обманчивых эвфемизмов, выработанных или прирученных правящим классом. Невозможно смотреть без отвращения на то, как легко входят в нашу речь следующие насквозь лживые понятия:
Рыночная дисциплина – понятие «дисциплина» означает силу характера и умение преодолевать трудности, ответственность и серьезное отношение к порученному делу. Сочетание «рыночная дисциплина» относится к использованию капиталистами преимуществ высокой безработицы и использование своего политического влияния для организации массовых увольнений и запугивания оставшихся работников, которые вынуждены под угрозой потери работы соглашаться на усиление своей эксплуатации.
Рыночный шок – означает использование капиталистами жестоких массовых увольнений, резких сокращений зарплат и социального страхования, наряду с увеличением прибылей хозяев и бонусов для начальников. Связывая нейтральное понятие рынка с шоком, апологеты капитализма пытаются создать впечатление стихийности происходящего и снять тем самым ответственность за проведение жестоких мер с правящих элит.
Требования рынка – этот эвфемизм призван очеловечить экономическую категорию, с целью укрыть от критики конкретных людей, власть и деньги имущих, их классовые интересы и осуществляемое ими деспотическое удушение труда. Вместо «требований рынка» следует читать: «буржуазия заставляет рабочих пожертвовать своими заработками и льготами ради увеличения прибылей ТНК». Такое четкое определение способно вызвать гнев у тех, кто пострадал от «требований рынка».
Свободное предпринимательство – Эвфемизм, склеенный из двух реальных понятий: частное предприятие, работающее ради извлечения прибыли, и свободная конкуренция. Устраняя ключевой аспект частного обогащения немногих за счет интересов большинства, апологеты капитала изобрели термин, подчеркивающий индивидуальные добродетели и заслуги «предприятия» и «свободы», противопоставив последние реальным экономическим порокам жадности и эксплуатации.
Свободный рынок – Эвфемизм, подразумевающий свободное, честное и равноправное соревнование на нерегулируемом рынке и отбрасывающий суровую реальность господства монополий и олигополий, зависимых от государственной помощи и спасения во время кризисов. «Свободный» относится исключительно к отсутствию государственного регулирования и вмешательства в пользу работников, потребителей и защиты окружающей среды. Иными словами, «свобода» маскирует безудержное насилие частных капиталистов над гражданским обществом, осуществляемое посредством необузданной экономической и политической власти. «Свободный рынок» означает абсолютную власть капиталистов над трудящимися, наглое попрание буржуазией прав и жизненных стандартов миллионов граждан. По сути – отрицание их свободы.
Экономическое восстановление – эвфемистическая фраза, означающая восстановление прибылей крупнейших корпораций. Она скрывает отсутствие восстановления жизненного уровня рабочего и среднего классов, потерю социальных льгот и экономические потери держателей ипотечных кредитов, должников, хронических безработных и обанкротившихся владельцев малых бизнесов. Главное, о чем умалчивает термин «восстановление», это о том, что массовое обнищание работников является главным условием восстановления прибылей буржуазии.
Приватизация – подразумевает передачу государственных предприятий, как правило, прибыльных, людям с хорошими связями, крупным капиталистам, по ценам много ниже реальной рыночной стоимости. Такая передача ведет к потере государственных услуг, стабильной занятости населения и росту потребительских издержек, в то время как новые хозяева задирают цены и увольняют работников – все это во имя другого эвфемизма, «эффективности».
Эффективность – под эффективностью здесь понимается только баланс предприятия. Она не отражает значительных расходов, которые несут от приватизации смежные отрасли экономики. К примеру, приватизация транспорта увеличивает затраты бизнеса и делает его неконкурентоспособным на международной арене. Приватизация уничтожает в регионах все услуги, не приносящие прибыль, приводя тем самым к местному экономическому коллапсу и изоляции от национальных рынков. Нередко государственные чиновники, связанные с частными капиталистами, преднамеренно изымают капиталы из госпредприятий и назначают личных друзей, заведомо некомпетентных в управлении, с целью ухудшить качество услуг и разжечь недовольство населения. Таким путем создается общественное мнение, благоприятствующее приватизации. Иными словами, приватизация не есть результат врожденной неэффективности госпредприятий, как любят утверждать буржуазные идеологи. Приватизация является преднамеренным политическим действием, цель которого – повышение прибыли частного капитала за счет общественного благосостояния.
Язык, понятия и эвфемизмы являются важным оружием в классовой борьбе «сверху», ведущейся буржуазными журналистами и экономистами с целью максимизации власти и богатства правящих классов. В той степени, в которой левые и прогрессивные критики принимают эти эвфемизмы и входят в поле их действия, их собственная критика и предлагаемые ими альтернативы ограничиваются пределами логики и риторики капитала. Закавычивание эвфемизмов может быть знаком неодобрения, но оно не приносит никакого продвижение на пути создания иных аналитических рамок, необходимых для ведения успешной борьбы «снизу». Кроме того, закавычивание обходит стороной насущную необходимость фундаментального разрыва с капиталистической системой, включая используемой ею фальшивый, испорченный язык и уклончиво-лживые понятия. Капиталистам удалось отобрать у рабочего класса его главные завоевания, и мы падаем вниз, откатываемся назад к временам абсолютной власти капитала. Необходимо заново ставить вопрос о социалистической трансформации государства, экономики и классовой структуры. Неотъемлемой частью этого процесса должен стать решительный отказ от используемых буржуазной пропагандой эвфемизмов и их систематическая замена понятиями и концепциями, которые правдиво отображают тяжкую действительность, четко определяют виновников упадка и предлагают революционный выход из ужасающей ситуации.
Перевод Ильи Иоффе
Оригинал находится на: http://petras.lahaine.org/?p=1898
При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна