Знаменательно и то, что предложенные в статье механизмы каждодневного осуществления рабочими контроля в их будущем государстве перекликаются, и в чем-то даже буквально совпадают с мыслями одного из самарских рабочих, разработавшего методику динамичного и демократичного участия трудящихся в управлении общими делами своего коллектива, рабочего профсоюза, стачкома, города, страны. В ближайшее время мы надеемся ознакомить наших читателей с этими наработками. При этом необходимо подчеркнуть, что безусловно, никакая, даже наилучшая, с математической точностью выверенная методика рабочего самоуправления сама по себе не может дать стопроцентной гарантии успеха пролетарской революции. Исход дела будет определяться множеством исторических обстоятельств, таких как степень организации рабочего класса и уровень сознания его передовой части накануне революции, масштаб накопленного опыта экономической и политической борьбы (от чего и зависит реальность осуществления рабочего контроля), наличие или отсутствие сильной, революционной и достаточно массовой партии пролетариата, разумность ее тактики по отношению к другим, полупролетарским  трудящимся слоям для привлечения их в качестве союзников революции, наличие военно-технической возможности у пролетарской республики отразить или предотвратить империалистическую  интервенцию, устоять перед экономической блокадой, которую устроят ей империалисты, а  значит, и наличие интернациональной поддержки со стороны угнетенных наций и трудящихся классов Третьего мира, и т.д.

Точно так же конкретные черты механизма участия рабочих в управлении новым государством будут вырабатываться практически, в этой громадной и, увы, не бескровной каше, в которой, возможно, окажутся бесполезными многие сегодняшние наработки, даже отличающиеся теоретической глубиной и учетом ошибок прошлого. 

Тем не менее, уже сегодня, на начальном и пока малорадостном этапе развития рабочего движения России мы имеем опыт таких активных (хотя и локальных)  действий рабочих коллективов, который говорит о начавшемся и идущем (хотя и медленно, страшно медленно!)  практическом поиске форм рабочей самозащиты от буржуйско-бандитского беспредела, которые затем часто превращаются и в формы рабочего самоуправления. Это опыт рабочих Выборгского ЦБК, Ясногорского машзавода, хлебозавода в поселке Щучье и других предприятий, где проходили захватные забастовки. И для марксистов было бы глупо отказываться от анализа этих форм самодеятельности трудящихся и теоретического поиска наиболее эффективных организационных решений, ссылаясь на ту причину, что будущее может легко опрокинуть все наши нынешние представляния о нём, что оно, дескать, всё само расставит на свои места. Необходимо только (!) найти и не переходить эту разумную грань, за которой изучение практического опыта трудящихся и теоретический поиск превращается в утопические мечтания и конструирование оторванных от грешной земли схем. 

Размышления  Д.Левого по этой теме важны еще и потому, что пролетарское движение, если оно будет развиваться, а тем более будущая пролетарская революция, если она произойдет, - неминуемо окажется между Сциллой бюрократизации органов Советской власти, управляющих огосударствленными средствами производства, и Харибдой анархизма и "рабочизма" ("пролетаризма"), которые предложат рабочим с целью удержания власти рабочего класса создавать некие "совершенно свободные и самостоятельные" органы рабочего самоуправления, отдельные от возникшего в революции пролетарского государства, от взявшей власть пролетарской партии и противостоящие им. То есть станет призывать рабочий класс, добывший в тяжелой битве государственную власть, тут же от нее отказаться и отдать её буржуазии. Анархисты же предлагают рабочим не мараться и не пракасаться к государственной власти вообще. (Сторонники такого подхода уже сегодня имеются и активно распространяют свои взгляды в рабочих профсоюзах и нашей левой.) Экономической основой подобной "самостоятельной рабочей власти", анархисты вполне логично считают собственность отдельных коллективов и территориальных коммун. Поэтому отрадно, что Д.Левый, хотя и утверждает, что Кропоткин не во всем был не прав, в итоге аргументирует вывод об утопичности анархо-синдикалистского пути: "Разбив экономику на самоуправляемые кусочки, мы разбиваем единство рабочего класса, разбиваем условие его господства. В этой ситуации крупная бюрократия превращается в арбитра между коллективами, поднимается над ними, над рабочим классом".

В позиции, изложенной в публикуемой статье, есть и спорные моменты. Они, как и практические предложения Д.Левого, требуют более основательного обсуждения, которое, надеюсь, последует за публикацией. Здесь же кратко скажу, что спорные моменты мне видятся  как в терминологии, которой пользуется автор, так и в некоторых его оценках. 
Так, мне представляется, что нельзя судить о неэффективности механизмов и принципов Советской власти (например, возможности и право в любой момент отозвать и переизбрать управленца), основываясь на истории нашей страны, в которой Советы, организованные по принципу Парижской Коммуны (и то местами сохранившие, по признанию Ленина, пороки прежней власти) прекратили свое существование в середине 20-х гг. и были замещены бюрократическими органами, послужившими опорой власти одного человека. 

В предложенном Д.Левым механизме пролетарской демократии, когда государство не имеет никаких материальных средств, кроме тех, которые ему выделят рабочие, мне видится серьезная проблема. На мой взгляд, было бы неправильно рассматривать рабочий класс как некое единое целое. Необходимо принять в расчет имевшую место во все времена и во всех странах неоднородность рабочего класса, различие уровня политического развития его разных отрядов. И можно быть уверенным, что даже к моменту наступления революции эта неоднородность не будет преодолена. Таким образом, "мотором" и мозгом революции будет, скорее всего, меньшая, но наиболее сплоченная и сознательная  часть рабочего класса и объединившейся с ним в революционную партию интеллигенции, а  за ними потянется иостальная масса, ища выхода из сложившейся в обществе невыносимой кризисной ситуации. И не исключено, что после победы, когда революционная волна схлынет и дело дойдет до восстановления разрушенного хозяйства и практического строительства нового общества, те решения и программы, которые будут двигать вперед развитие экономики и новых, социалистических производственных отношений, с большой вероятностью могут оказаться непопулярными или просто непонятными для широких трудящихся масс. Не станут ли таким образом завоевания революции жертвой этой чистой пролетарской демократии - демократии большинства? Другой вопрос: как будет преодолеваться классовое деление общества, если предполагается устойчивая работа механизма, когда есть рабочие, вкалывающие только у станка,но  лично распоряжающиеся произведенной ими частью прибавочного продукта, и управленцы, которые ходят к ним за "копейками" на осуществление общегосударственных программ? И что помешает им, получив в конечном итоге эти "копейки", слившиеся в миллионы рублей, злоупотребить этими средствами? 

Есть и другие вопросы, о которых надо думать и писать подробнее. Приглашаем читателей присылать свои отзывы на статью Д.Левого и и полемические материалы, которые мы будем публиковать по мере их поступления в разделе "Отклики" или "Полемика" Уголка дилетантов.

Т.Апарина
_____________________

Д. Левый

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ КОММУНИЗМА

В общих чертах известно, чего хотят коммунисты: власти рабочих и общенародной собственности на средства производства. До недавнего времени эти требования казались понятными и определенными. Однако после печального опыта «реального социализма» эти требования уже не кажутся простыми и ясными. Власть рабочих в социалистических государствах оказалась эфемерной, равно как и общенародность средств производства. Стало ясно, что «реальный социализм» это не то, что отвечает идеалам коммунистов. Появились призывы к коммунистической революции, которая должна наполнить старые лозунги действительным содержанием, отличным от социалистического. Встает вопрос, как это сделать? Чего такого упустили пролетарские революционеры 20-го века, чтобы их идеалы претворились в жизнь? Ответить на эти вопросы оказалось далеко не просто. Настоящая статья является одной из попыток на них ответить.

1. Что делать? В настоящее время среди людей, называющих себя марксистами, бытуют три основные позиции по указанным вопросам. Первую занимают приверженцы социализма с «человеческим лицом». Они считают, что социализм станет хорошим, если его дополнить буржуазной демократией: парламентаризмом, разделением властей, свободой слова, судом присяжных и т.п. Рисуется идеальная картинка: профессиональные политики радеют в парламенте о народном благе, директора управляют, рабочие работают, раз в 5 лет бросают в урны избирательные бюллетени, а журналисты ежедневно промывают им мозги. Как будто такая демократия способна защитить интересы рабочих! Тем более, что все попытки устроения такого общества всегда вели к буржуазной контрреволюции. Невозможно социалистическим производственным отношениям привить буржуазную политическую систему. Она либо отторгается, либо приводит социалистическое общество к гибели. За примером далеко ходить не надо, - это есть перестройка. По сути дела такой «социализм» есть разновидность ренегатства, маска, которую надевают буржуазные контрреволюционеры, когда время откровенной реакции уже прошло или еще не пришло. Марксизм сюда притягивается за уши, играет роль фигового листка, призванного оградить реакционную подноготную от нескромных взглядов.

Другая позиция заключается в полном отрицании, каких либо проблем «реального социализма», кроме козней врагов. Эта слепая твердолобость также не имеет ничего общего с марксизмом и ставит под сомнение приверженность своих сторонников интересам рабочего класса. В самом деле, марксизм основан на историзме. Свое содержание он черпает из исторической практики. Догматики же на историческом опыте не учатся, занимаются апологетикой общества, которое скончалось. Марксизм - диалектическое учение. В качестве источника развития он требует искать внутренние противоречия объекта исследования. Догматики же ищут их вне социалистического общества. Его развал они объясняют происками  буржуазии и их прихвостней. Но ведь это - только видимая причина происшествия, верхушка глубоких внутренних противоречий социализма. В противном случае оказывается, что гнилая буржуазия, все более и более утрачивающая свои позиции в мире, может однажды встать с печки и быстро лишить свободы треть человечества, вооруженную совершенным оружием, непогрешимой идеологией и имеющую мощную экономику. Это - абсурд. Это - полное забвение принципов марксизма. 

Далее, они говорят, что социализм - это то, к чему должен стремиться рабочий класс. Но ведь мы знаем, что социализм - это общество господства  бюрократии. Что вернуться к социализму - значит рано или поздно вернуться к кризису социализма, к капитализму, если нет иной перспективы. Разве это нужно рабочему классу? Цели догматиков расходятся с интересами рабочего класса, зато отвечают интересам бюрократии. Догматики - вульгаризаторы марксизма, марксисты на словах, идеологи бюрократии на деле. Их позиция взращивает и такие уродства, как «национал-большевизм».

Третью позицию представляют настоящие марксисты. Она заключается в признании неблагополучности социализма и необходимости его улучшения путем повышения роли рабочего класса в обществе. Рецепты здесь предлагаются разные, но суть их всех заключается в следующем: рабочие должны сами управлять собой ежедневно и ежечасно, непосредственно, снизу вверх, а не через далекие центральные органы. Эта позиция совпадает с позицией с позицией классиков - Маркса, Энгельса, Ленина. Логика их современных последователей вполне естественна: попытались - ошиблись - извлекли опыт - сделали. Образно говоря: попробовали молоко - обожглись - подули - выпили. Попробовали и обожглись. «Демократ» говорит: «Молоко плохое. Нас обманули. Пить нельзя!». Догматик говорит: «Учителя не могут ошибаться. Молоко во всем отличное. Нужно пить, а не дуть!». Коммунист говорит: «Молоко хорошее, но горячее. Подуем и выпьем». Кто прав? Пока что мы «дуем». Придет время, - будем «пить».

2. Проблема бюрократизма. Легко сказать: «Повысить роль рабочего класса!». А как это сделать? Разве мало революционеры прошлого потрудились над этим повышением? Почему их постигла неудача? Видимо потому, что революционная пролетарская надстройка, которая возникла в огне революции, не нашла себе основания в производственных отношениях и потому деградировала. Для того, чтобы крепко держать в руках политическую власть, рабочий класс должен держать в своих руках власть экономическую. Как показала история, огосударствления экономики для этого совершенно недостаточно. Бюрократия господствовала в экономике, а потому и в политике. Считалось, что имея в руках политическую власть, пролетариат будет с ее помощью управлять экономикой. Но жизнь, как всегда, показала иное: сперва - экономика, потом - политика.

Людям свойственно ошибаться. Поручив управление экономикой группе функционеров, рабочий класс дает им и право на ошибку. Просто потому, что неошибающихся людей нет. Однако, получив право ошибаться, функционер получает возможность преступить волю рабочего класса, так как практически невозможно установить грань, где кончается ошибка и где начинается преступление. Начав преступать из благих побуждений (интересы дела, обход формальностей) функционер привыкает это делать, перестает видеть в этом что-то плохое, начинает создавать себе новые и новые возможности для этого. Мобилизуя крестьян в трудармии, Троцкий наверняка считал, что выводит страну из экономического упадка. Подтасовывая результаты партийных дискуссий, Сталин наверняка считал, что борется за чистоту ленинской идеологии. Тем временем промышленность работает, создает материальные ресурсы и вручает их в распоряжение функционеров несмотря на их ошибки и преступления. Слой управляющих получает, в силу этого, независимость от своего хозяина, - от рабочего класса. Этим начинают пользоваться карьеристы, которым вообще плевать на рабочий класс. Бюрократия начинает сознавать себя как нечто исключительное, стоящее над обществом. Этим завершается процесс отчуждения рабочего класса от власти.

Совсем недостаточно подводить итоги работы управленца во время выборов или отчетных собраний. Отчет можно приукрасить, выборы фальсифицировать. Можно ко дню выборов сделать немного хорошего, раздуть это хорошее, скрыть плохое, подсуетиться при подсчете голосов и, тем самым, создать для себя «большинство». «Меньшинством» можно вообще пренебречь и до следующих выборов проводить в целом негативную политику.  Не является выходом и право в любой момент отозвать и переизбрать управленца. Во-первых, как показала практика, отозвать избранного функционера очень трудно. Во-вторых, невозможно делать этого часто, так как необходимо иногда работать. Эпизодические же выборы не в состоянии обеспечить подлинной демократии. Чтобы начальник действительно зависел от рабочих, необходимо, чтобы его работа протекала в условиях, требующих постоянной сверки с интересами рабочих. Необходимо создать такие условия, в которых будет обречено на провал всякое мероприятие, не поддержанное рабочей массой.

Многие считают, что такие условия будут созданы, если передать управление предприятиями в руки трудовых коллективов этих предприятий. В этом есть определенный резон, так как в результате, крупная бюрократия значительно ослабляется, а мелкая бюрократия становится под контроль рабочих коллективов. Мелкое начальство всегда на виду. Его сравнительно легко можно сменить, если оно перестает устраивать подчиненных. Однако сторонники этой концепции упускают из виду два неприятных момента. 

Во-первых, они забывают, что концентрация производства есть объективный процесс и необходимое условие прогрессивного развития. По мере укрупнения и объединения предприятий их администрация все более отдаляется от рабочих и, тем самым, становится все более независимой от них. Этот процесс, конечно, можно искусственно задержать, но остановить невозможно. 

Во-вторых, администрация самоуправляемых предприятий служит конкретным трудовым коллективам, а не рабочему классу в целом. Интересы маленькой части класса здесь неизбежно противопоставляются интересам всего класса, народа. Этот вывод подтверждается практически всеми известными случаями самоуправляемых предприятий. Разбив экономику на самоуправляемые кусочки, мы разбиваем единство рабочего класса, разбиваем условие его господства. В этой ситуации крупная бюрократия превращается в арбитра между коллективами, поднимается над ними, над рабочим классом. Ничего хорошего из этого не выходит. Описанная модель социализма существовала в Югославии. Как известно, эта модель обанкротилась, как и советская командно-административная модель.

3. Методы господства буржуазии. Так как же рабочий класс должен осуществлять контроль над управленцами? Давайте сначала посмотрим, как это делает буржуазия. Как осуществляет буржуазия контроль над государственными чиновниками? С помощью денег. Чтобы быть избранным чиновник должен иметь средства на избирательную компанию. Эти средства он получает у буржуазии, у конкретных ее представителей (которых может быть много). Чтобы эти средства получить, он обязуется защищать интересы буржуазии. «Забыть» про это обязательство он по своему избранию не может. Так как если он это сделает, деньги широкой рекой потекут к его политическим конкурентам, которые с помощью полученных средств быстро лишат власти нашего «героя». Имея деньги, буржуазия тратит их на поддержку тех общественных деятелей, которые ее больше всего устраивают, на финансирование тех общественных институтов, которые наиболее эффективно защищают ее интересы, на осуществление тех проектов, которые способствуют ее упрочению. Как говорится: «Деньги правят миром». 

Получается так: рабочие создают материальные блага, т.е. (грубо говоря) деньги. Из этих денег рабочим достается маленькая часть (зарплата), которой хватает только для того, чтобы дожить до следующей зарплаты. То есть рабочий класс не может выделить больших средств на защиту своих интересов. Большая часть созданных рабочими материальных благ утекает в карман капиталистов (прибавочная стоимость). Значительную часть этих средств (созданных рабочими) буржуазия тратит на поддержание своего господства, т.е. на подавление рабочего класса. Таким образом, рабочий класс создает материальные средства собственного порабощения и отдает эти средства в руки своих врагов.

Каков механизм финансирования политиков капиталистами? Никакого единого механизма нет. Каждый буржуй волен единолично распоряжаться средствами, находящимися в его собственности. Отсюда иногда получаются «проколы», когда капиталист Оуэн создает рабочие коммуны, когда фабрикант Энгельс материально поддерживает семью Маркса, когда заводчик Морозов финансирует большевистскую партию. Но эти «проколы» - капля в море по сравнению со средствами, которые буржуазия потратила на борьбу с рабочими коммунами, марксизмом и большевистской партией. Буржуазия мирится с этими «проколами» и с возможностью таких «проколов». В противном случае она вообще не могла бы властвовать. 

В самом деле, допустим, что для «повышения эффективности расходования средств» все капиталистические прибыли начинают поступать в распоряжение буржуазного государства, органы которого избираются капиталистами, и которое обязуется тратить деньги на благо капиталистов. Тем самым это «буржуазное» государство обретает власть, какая не снилась никакому капиталисту и всему классу капиталистов. Имея в руках прибыли капиталистов, функционеры этого «буржуазного» государства обязательно нашли бы способ стать независимыми от капиталистов. Они бы хвалили капиталистов, воспитывали их «в духе капитализма» и плевали бы на них с высокой башни. Таким образом, буржуазия господствует только тогда, когда каждый отдельный буржуй волен распоряжаться своими прибылями по своему усмотрению.

4. «Демократия рублем». Рабочие сверх своей зарплаты создают прибавочную стоимость, которая при капитализме достается буржую, а при социализме - социалистическому государству. В первом случае эти средства используются для подавления рабочего класса буржуями, а во втором - бюрократами. Функционеры социалистического государства хвалят рабочий класс, воспитывают его «в духе коммунизма» и плюют на него с высокой башни, используют материальные средства, созданные рабочими вопреки его интересам. Такую возможность они получают в силу отчуждения рабочих от распределения созданных ими благ. Кто «держит общак», тот и властвует. Но почему бы рабочим не распоряжаться самим созданной ими самими прибавочной стоимостью? Почему бы не заставить управленцев ходить на поклон к рабочему, когда на то или иное им понадобятся деньги?

Для этого не нужно создавать особого «пролетарского» органа по распределению прибавочной стоимости (такие органы при социализме были). Нужно чтобы каждый отдельный рабочий мог распорядиться той прибавочной стоимостью, которую создал. Это не значит, что прибавочную стоимость нужно выдавать вместе с зарплатой. Это значит, что рабочий должен своей волей распределять ее по общественным фондам. Он должен сам решать, какую часть созданного им общественного продукта пустить на расширенное воспроизводство, или на защиту отечества, или на здравоохранение, или еще на что-то. Если множество рабочих выделит деньги на ту или иную программу, значит она нужна рабочим. Если рабочие не выделяют деньги на какое то мероприятие, значит оно им не нужно и провести его не удастся, так как средств на это нет. 

Такое положение ставит управленцев перед необходимостью постоянно обращаться к рабочим, доказывать им (и хорошенько доказывать), что такое-то дело нужно рабочим, что оно стоит того, чтобы потратить на него рабочие денежки. Управленцам придется вести дела так, как это нужно рабочим, если только они не хотят лишиться средств осуществления этих дел. Разумеется, найдется какой-нибудь дворник (бывший новый русский), который будет спонсировать контрреволюционеров, но найдутся и миллионы рабочих, которые будут поддерживать революционные организации. Так что страхи о том, что средства будут потрачены «неправильно», можно оставить врагам рабочего класса.

Разумеется, можно бесконечно изобретать, как все это будет выглядеть технически. Можно спорить о том, как определять размер прибавочной стоимости, созданной рабочим. (А может быть просто, делить валовую прибавочную стоимость поровну между рабочими?) Можно спорить о том, вменить ли рабочему в обязанность распорядиться «своей» прибавочной стоимостью или оставить это его правом. Можно спорить о том, предоставлять ли иждивенцам (пенсионерам, домохозяйкам) какую-то часть валовой прибавочной стоимости, для участия в такой «демократии рублем». Все это - вопросы революционного будущего, над которыми думать сейчас бесполезно. Здесь же я просто хочу сказать, что распределение материальных благ должно осуществляться самими рабочими, более того - каждым отдельным рабочим. Только тогда каждая кухарка научится управлять государством и будет им управлять.

Многим вероятно не понравится выражение «демократия рублем». (Какие еще деньги при коммунизме?) Поэтому должен пояснить, что под деньгами понимаю здесь не особую форму товара (как в «Капитале»), а единицу измерения труда, затраченного на производство материальных благ (их стоимости). И пусть в будущем эта единица называется как угодно (типа «трудочас» или иначе), но для простоты выражения я именую ее здесь рублем.

5. Управление коммунистическим хозяйством. Теперь об общественных фондах. Кто должен их создавать и ими управлять? От этого сильно зависит успех задуманного. В самом деле, допустим, что существует только один фонд (госбюджет), куда рабочие могут направить «свою» прибавочную стоимость. Это равносильно полному отсутствию у них права распоряжаться прибавочной стоимостью. Чем больше имеющийся перед рабочим «ассортимент» фондов, тем полнее осуществляет он это свое право. Было бы ошибкой предоставить право создавать такие фонды только государству. Это может обернуться похожестью всех этих фондов друг на друга, их безальтернативностью. Всякая общественная организация должна обладать правом создать такой фонд (или несколько) для достижения своих уставных целей. Вкупе со свободой организаций это должно обеспечить полноту власти рабочих в экономике и политике.

Встает вопрос о планировании. Как в описанной ситуации должно оно осуществляться? Ведь если каждый отдельный рабочий волен распределять народное достояние, то ни о каких пятилетних, обязательных для всех планах речи быть не может. Значит ли это, что коммунистическое хозяйство будет развиваться стихийно? Давайте, однако, не путать нашу «демократию рублем» с рынком. Участники рынка - конкуренты, враги. Успех одного является здесь разорением другого. Участники же коммунистического хозяйства - товарищи, друзья. Успех каждого является здесь успехом всех. На этой почве неизбежно сотрудничество. 

Да, управленцы поставлены теперь в условия конкуренции за рабочую копейку. Но побеждает в этой «конкуренции» не самый саблезубый, а самый преданный трудовому народу. А так как рабочие массы заинтересованы в сотрудничестве, то и побеждать в «конкуренции управленцев» будут те, которые плодотворно сотрудничают со всеми заинтересованными сторонами. Разумеется, возможны исключения, но коль скоро мы говорим о массах, то говорим о статистической закономерности, а не о бюрократическом законотворчестве. Возможно, тогда станет реальностью проект коммунистического общества, данный Кропоткиным (который хотя и был анархистом, но не был во всем неправ):

«Коммуна скоро перестанет быть чем-то имеющим определенные границы, заключенным в самом себе. Каждое объединение внутри Коммуны неизбежно будет искать сближения с другими такими же группами в других Коммунах; оно свяжется с ними, по крайней мере, такими же связями, как и со своими гражданами, и таким путем создастся Коммуна общих интересов, которой члены будут разбросаны в тысяче сел и городов. Будут люди, которые найдут удовлетворение своих потребностей только тогда, когда объединятся с людьми, имеющими те же потребности в сотне других Коммун [1, с. 71]. … Возникнут миллионы Коммун, уже не ограниченных данными границами, но стремящихся протянуть друг другу руки через разделяющие их реки, горные цепи, моря и океаны и связывающих людей и народы на всем земном шаре в одну семью равных и свободных [1, с. 72]». «Вольная Коммуна скоро почувствует потребность вступить в несколько союзов. Оставаясь членом одного союза для получения, например, пищевых продуктов, Коммуна вступит в другой союз, - например, для получения машин, учебных пособий или художественных произведений. Возьмите собрание хозяйственных карт России или любой иной страны, и вы увидите, что хозяйственных, экономических границ не существует: области различных производств и товарообмена покрывают друг друга, переплетаются. Точно так же и федерации вольных общин, если они будут свободно развиваться, скоро начнут переплетаться, покрывать одна другую и составят сеть, гораздо более «единую и нераздельную», чем государственные союзы, которые составлены из частей, только сложенных вместе, как розги римского палача» [1, с. 69-70].

Экономическое сотрудничество, ставшее обыденной нормой, неизбежно ведет к плану. И план этот будет бесконечно гибче и гуманнее чем пятилетка. Мы получим плановое хозяйство, противоположное социалистическому. В последнем «верхи» планировали, «низы» исполняли. Теперь «низы» планируют, «верхи» исполняют.

6. Отмирание государства. Перейдем теперь к государству. Оно необходимо в течение первой фазы коммунизма, но представляет опасность в случае бюрократического вырождения. Эта опасность снимается, если государство не имеет иных средств существования, кроме добровольно выделенных рабочими. Значит, налоги должны быть отменены. Рабочие сами должны оценивать степень необходимости аппарата подавления и долю народных средств, необходимую для его поддержания. В этом случае государство превращается в одну из общественных организаций, а именно - в военизированную организацию рабочего класса, осуществляющую защиту революции на данной территории. Во всем остальном (и чем дальше, тем больше) это «государство» ничем не отличается от других общественных организаций. По мере того как революция перестает нуждаться в защите, эта организация становится ненужной, слабеет и умирает.

Проведем некоторые параллели. При социализме государство - хозяин средств производства. Оно руководит всеми сферами жизни общества. Отмирать оно не собирается, а наоборот - постоянно усиливается. Это - следствие господства в обществе бюрократии. При коммунизме хозяин средств производства - трудовой народ, управляющий ими напрямую через общественные фонды. Государство же - только одна из политических организаций, решающая временно стоящие перед обществом проблемы. В утопических планах бюрократических идеологов «общественные организации» должны сблизиться с государством, народ должен научиться получать удовольствие (мазохистское) от работы на бюрократию так, чтобы господство бюрократии могло осуществляться без помощи насилия. Это называлось «коммунизмом». Этот «коммунизм» был идеалом бюрократов и строился, разумеется, безуспешно. В настоящем коммунизме «государство» все более сближается с общественными организациями, становится одной из них, причем все менее значительной, и, наконец, отмирает. В первом случае, людей приучают жить по «коммунистически». Во втором, - люди живут, как могут и как им удобнее, и всю общественную структуру строят соответственно своим потребностям. В первом случае, «коммунизм» - утопия. Во втором, - реальная перспектива.

Одним из самых любимых аргументов государственников является внешняя угроза. Действительно, революционный процесс - долгое дело. Победив в какой-то стране, рабочий класс наверняка столкнется с необходимостью многие годы защищать себя от закордонных борцов за «права человека». И вот здесь то, - говорят нам, - вы не обойдетесь без государства. Но давайте вспомним ленинские слова:

«Не будь этого раскола [на классы], «самодействующая вооруженная организация населения» отличалась бы своей сложностью, высотой своей техники и пр. от примитивной организации стада обезьян, берущих палки, или первобытных людей, или людей, объединенных в клановые общества, но такая организация была бы возможна.

Она невозможна потому, что общество цивилизации расколото на враждебные и притом непримиримо враждебные классы, «самодействующее» вооружение которых привело бы к вооруженной борьбе между ними» [2, с. 10].

«Самодействующая вооруженная организация» (сперва классовая, затем - общенародная) это есть индивидуальное вооружение каждого рабочего, всеобщее воинское обучение, военизированные союзы рабочих. Это есть отряды, создаваемые и вооружаемые рабочими организациями (партийными, профсоюзными, молодежными, территориальными и пр.), штабы, координирующие действия таких отрядов, культурные и производственные общества и фонды, содействующие обороне. Интервентам придется воевать не с некими «вооруженными силами», а с самим вооруженным народом, не только на фронте, но везде, на каждом метре «контролируемой» территории. Вспомним, как разоренная Россия побила 14 держав в 1918-20 гг. Этому в немалой степени способствовало всемирное движение в защиту советской власти. Советская Россия была «отечеством трудящихся всего мира» и потому победила. Бюрократическая Россия утратила это качество и потерпела поражение. Но всякая коммунистическая страна может рассчитывать на братскую помощь всех рабочих мира. И потому интервентам придется воевать не только против революционного народа, но против своего народа. И в этой войне они обречены на поражение.

7. Предпосылки коммунизма. Возникает резонный вопрос: если все так просто, то почему это не было сделано в 1917 г.? Все дело в уровне развития производительных сил. Россия 17-го года была крестьянской страной. Попробуйте разделить доход крестьянина-единоличника на зарплату и прибавочную стоимость, которую он должен «потратить» на народные нужды. Вы тут же сделаете крестьянина своим врагом. Партия, которая взялась бы это проделать, даже не пришла бы к власти. Я уж не говорю о низком культурном уровне крестьянства. Условий для коммунистической революции не было, а потому не было и самой коммунистической революции. Пришедшие к власти коммунисты были вынуждены делать не так, как собирались (см. «Государство и революция» Ленина), а так, как это было возможно в данных условиях. И удивительно, что они смогли сделать так много. Но все же отсталый экономический базис привел к вырождению передовой надстройки. В этом заключается трагедия большевиков. Как однажды сказал Энгельс:

«Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство. То, что он может сделать, зависит не от его воли, а от того уровня, которого достигли противоречия между различными классами, и от степени развития материальных условий жизни, отношений производства и обмена, которые всегда определяют и степень развития классовых противоречий. То, что он должен сделать, чего требует от него его собственная партия, зависит опять-таки не от него самого, но также и не от степени развития классовой борьбы и порождающих ее условий; он связан уже выдвинутыми им доктринами и требованиями, которые опять-таки вытекают не из данного соотношения общественных классов и не из данного, в большей или меньшей мере случайного, состояния условий производства и обмена, а являются плодом более или менее глубокого понимания им общих результатов общественного и политического движения. Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; то, что он должен сделать, невыполнимо. Словом, он вынужден представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже достаточно созрело в данный момент» [3, с. 404-405].

В России 17-го года не было условий для господства рабочего класса, но зато были условия для господства класса бюрократии. Капиталистическую эксплуатацию пришлось упразднять бюрократическими средствами, и очень скоро бюрократия стала единственным хозяином страны.

Однако в современных индустриальных странах ситуация иная. Рабочий класс здесь включает в себя практически все население, в том числе и большинство сельского. Коммунистическая революция нашла бы здесь огромную массовую базу, превосходно развитые средства производства и коммуникации. Материальная база коммунистической революции здесь готова. Проблема, однако, состоит в том, что указанные страны являются странами угнетателями, по отношению к отсталым. Чтобы рабочий класс этих стран поднялся на революцию, ему необходимо отказаться от своих привилегий перед трудящимися отсталых стран. Однако никто добровольно не отказывается от привилегий. Трудящимся отсталых стран приходится самим добиваться этого. И они это делают. Вспыхивают антиимпериалистические и социалистические революции. «Юг» пытается встать вровень с «Севером» и рано или поздно это у него получится. Тогда ничто уже не спасет эксплуататоров «Севера» от собственных рабочих. Да и на «Юге» хозяйство развивается. Медленнее, чем хотелось бы, гораздо медленнее, чем на «Севере», но развивается. Растет индустрия, растет рабочий класс. Через какое то время и здесь материальные предпосылки коммунизма будут созданы. И тогда здесь развернутся революции, которые своим радикализмом поспорят с Великим Октябрем. И мы в то время будем жить (надеюсь).

Итак, коммунизм не есть голубая мечта человечества. Это есть реальная перспектива, которая «грозит» нам в обозримом будущем. Кое-где коммунизм возможен уже сейчас, а потому:

1. Кропоткин П. Анархия, ее философия, ее идеал: Сочинения. - М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999.
2. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Издание пятое. Т. 33. - М.: Политиздат, 1969.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. Т. 3. - М.: Политиздат, 1985.
 
 
 

Ваше мнение